На третьем этапе в конце XV в. с принятием Ислама дидойцами (народность в западном Дагестане на границе с Грузией) завершается процесс территориального распространения Ислама в Дагестане. С появлением же на исторической арене местных феодалов, стремившихся объединить под своей властью большие земли, а также централизованного исламского государства – Имамата, сложились условия для превращения Ислама в господствующую религию в горах Дагестана.

Появление ханств

Параллельно покрытию исламским призывом всей территории расселения дагестанских народов происходит очаговое зарождение крупных феодальных владений по всей территории Дагестана. Они образуются отдельными вкраплениями среди моря независимых джамаатов и «вольных обществ», постепенно наращивая свое могущество и подчиняя своему влиянию все большие земли, аулы и сельские джамааты.

Раньше всего образование крупных феодальных владений начинается в Равнинном и Южном Дагестане, где народы испытывали на себе сильное влияние крупных политических систем Закавказья, Арабского Халифата, Ирана, а затем Османской империи. Позже этот процесс начинается и в Горном Дагестане, постепенно приобретая необратимый характер. К XVIII веку феодальные владения в Дагестане были представлены Аварским, Мехтулинским, Кази-Кумухским, Дербентским ханствами, шамхальством Тарковским, уцмийством Кайтагским и майсумством Табасаранским (названия от титулов находившихся у власти феодалов – ханов, шамхалов, уцмиев и майсумов).

Зарождение и укрепление феодальных политических систем происходило при сильнейшем противостоянии вольных общинников – жителей джамаатов и «вольных обществ», предпочитавших смерть ограничению их свободы, пусть даже и под властью соплеменника и единоверца. Ярким литературным памятником, отразившим весь накал данной борьбы, является «Сказание о храбром Хочбаре» - вольном общиннике из общества Гидатль вплоть до своей гибели противостоявшем аварскому хану, который претендовал на земли его джамаата.

Придворные ученые

Причем центрами образовывающихся феодальных владений становятся именно те аулы-шахары, которые несколькими столетиями ранее были центрами исламизации Дагестана – Курах, Кази-Кумух, Хунзах.

Параллельно с укреплением дагестанских ханств набирает обороты процесс ангажирования и приближения исламских ученых, кадиев и мулл к ханскому двору для идеологического обоснования претензий феодалов на единоличную династическую власть над единоверцами.

Весьма примечательно, что известный шейх Накшбандийского тариката Джамалуддин аль-Кази-Кумухи являлся приближенным Кази-Кумухского хана и его личным секретарем. Таким образом, происходит формирование слоя приближенных улемов.

Происходит также все большее застывание интеллектуальной деятельности исламских ученых на уровне увлечения мистицизмом, а также чрезмерного укрепление их в позициях таклида – следования в русле уже сложившихся школ и направлений (араб. «такълид» – «подражание», «следование традиции») и отказа от собственных творческих поисков. Данный процесс повторял процесс застоя мусульманской мысли в ученых кругах при дворах поздних халифов и султанов.

Начало реформации

На фоне всех этих процессов превращения вольных шахаров – культурно-интеллектуальных центров Ислама в центры феодальных владений, а также все большего подчинения исламской мысли обслуживанию интересов власть предержащих и перехода ее на позиции пассивного подражания, в Дагестане начинается мощный процесс исламской реформации и обновления религии.

Ярким представителем дагестанской исламской реформации является Мухаммад ибн Муса аль-Кудуки из аула Кудутль (1652-1717 гг.). Все русские и советские востоковеды, писавшие об исламской культуре Дагестана, называют его одним из шести наиболее известных деятелей реформации, а дагестанские досоветские мыслители – первым учителем дагестанских ученых.

Конечно, и до него были в Дагестане солидные ученые. Но ему, видимо, дали такую высокую оценку не только потому, что он был крупным, энциклопедически подготовленным ученым, но и сыграл выдающуюся роль в научной и общественно-политической жизни Дагестана. Кроме того, аль-Кудуки, по своему возвращению из Йемена, где он в течение 7 лет обучался у крупного ученого, муджтахида Салиха аль-Йамани, основал в своем ауле крупную научно-философскую школу. Данная школа воспитала целую плеяду крупных дагестанских ученых, а также оказала значительное влияние на последующих рационалистически мыслящих мыслителей.

Аль-Кудуки вслед за своим учителем критикует мнение тех исламских ученых, которые объявили в X в. о закрытии врат иджтихада. Иджтихад (от араб. – «приложение максимальных усилий», «усердие») – это область самостоятельных суждений, которые выносит исламский правовед (муджтахид) по тем вопросам, относительно которых в Коране и Сунне Пророка отсутствуют конкретные предписания.

Иджтихад дает способность исламскому праву оставаться гибким, не закостеневать, но развиваться и прогрессировать в соответствии с меняющимися историческими условиями и общественными запросами. «Закрытие врат иджтихада» в исламской истории означало запрет на дальнейшее выведение исламскими учеными самостоятельных суждений на основе Корана и Сунны в зависимости от исторических и социальных условий и переход на позиции жесткого следования в русле прежних школ.

В своем призыве к отказу от практики гипертрофированного таклида, поразившей дагестанский Ислам, и возврату к практике иджтихада аль-Кудуки опирался на мнение своего наставника: «Закрытие врат иджтихада – это закрытие дороги познания Корана и Сунны. А закрытие этой дороги есть ни что иное, как отмена их доказательности».

Другим ярким представителем дагестанского движения реформации являлся шейх Накшбандийского тариката, верховный муршид (араб. – «наставник») дагестанских ученых Мухаммад аль-Яраги (умер в 1840 г.). Он являлся представителем Халидийской ветви Накшбандийского тариката, которая шла великого суфия от Халида аль-Багдади (1776-1828 г.), курда из Сулеймании. Организационная специфика Халидийской ветви сложилась в ходе вооруженных выступлений курдов в XIX в., когда лидерами тариката становились военные вожди.

Приверженцы Накшбандийского тариката всегда делали упор на превосходстве Шариата над любым мистическим опытом, но в халидийской версии это приобрело новое звучание. На фоне общего политического и экономического упадка уммы мюриды Халидийи видели в Шариате единственную гарантию независимости мусульман и считали своей прямой обязанностью следить за строгим его претворением в жизнь.

Примерно такую же роль в обновлении исламской практики в Чечне сыграл и шейх Мансур (1760-1791 гг.), который, как и другие лидеры реформистского толка, в исламских странах видел основную причину слабости мусульман в пренебрежении «истинно исламскими добродетелями» и попрании законов и ценностей Шариата.

Борьба ученых с ханами

Еще одним порождением наметившихся процессов явилось то, что исламские ученые открыто призывали единоверцев противостоять попыткам ханов подчинить их своей власти. Так, Мухаммад аль-Кудуки и его ученики, по всеобщему признанию дагестанских ученых, подвергали жесткой критике методы управления и политическую практику местных ханов.

Они вдохновляли горцев на борьбу против ханов и беков, притязавших на свободы, общественные и личные земли горцев. Дагестанскими историками найдено несколько писем аль-Кудуки к аварскому хану, в которых он предупреждает его о том, что если тот и его подчиненные не перестанут притеснять общинников, то он обратится к силе, то есть поднимет против него народ.

Аль-Яраги в условиях укрепляющегося в Дагестане феодализма выступил с обоснованной положениями Корана и Сунны (а не только горскими адатами, как это было прежде) концепцией «свободного человека» и призывал не только к свободе религиозной, но и к свободе индивидуально-личностной. Теперь уже идея свободы в горах Дагестана приобрела новое, исламское звучание и была, в первую очередь, направлена на ее защиту от посягательств своих же соплеменников.

Центральной идеей аль-Яраги являлось суждение: «Кто мусульманин, тот должен быть свободным человеком, и между всеми мусульманами должно быть равенство». Дагестанский исследователь наследия аль-Яраги Ахед Агаев так комментирует его слова: «Когда он заявлял о том, что «мусульманин не может быть ничьим рабом или подданным и никому не должен платить подати», то речь идет не только об иноверцах, которые порабощают мусульман, но и о своих единоверцах – ханах, беках…которые не уступают иноверцам в порабощении масс».

Начало газавата

Еще одним ключевым аспектом третьего периода исламизации Дагестана является тот факт, что распространение Ислама на данном этапе происходило в широком контексте общей конфронтации исламского мира и усиливающейся царской России. последняя со времен покорения Казани и Астрахани и обращения своих взоров на Кавказ за период с 1560 по 1605 гг. организовала около 10 походов с целью покорения народов Северного Кавказа. С этого времени, а также со времен Петра I и его Каспийского похода, царизм рассматривал непокорных мусульман на Кавказе как угрозу своей власти в регионе.

После покорения Южного Дагестана царскими войсками, из аула Яраг доносится призыв шейха Мухаммада аль-Яраги к вооруженному сопротивлению имперской колонизации: «Только те, кто соблюдают Шариат и поднимают свой меч против неверных, спасутся в ином мире».

Обращаясь к своим последователям в Дагестане, аль-Яраги особо подчеркивал попрание Ислама местными правителями и говорил о необходимости изменить сам образ жизни и утвердить превосходство Шариата как над адатом, так и над царскими колониальными порядками.

Именно на этом фоне происходит полный переход центра силы дагестанского Ислама от прежних исламских оплотов – шахаров, превратившихся уже в феодальные образования, а также представлявших их придворных ученых, к протестным исламским лидерам вроде шейха-реформатора аль-Яраги и имамов-воинов Гази-Мухаммада, Гамзат-бека и Шамиля, бывших его мюридами.

Как раз в этот же исторический период генерал Ермолов, который привел на Кавказ людей 1812 года с их антидеспотическими настроениями, повел непримиримую борьбу с местными деспотиями – ханствами, результаты которой обернулись против самой же царской России. Подорвав и почти уничтожив власть ханов, нарушив тем самым и без того неустойчивую структуру политического и военного равновесия в Дагестане, Ермолов поставил царскую администрацию лицом к лицу с куда более грозным противником – горскими джамаатами и «вольными обществами».

С этого момента дагестанские ханы почти безоговорочно поддержали царскую Россию и ее колониальные устремления в Дагестане. Прежние центры исламской мысли и распространения Ислама в Дагестане – Дербент, Курах, Кази-Кумух, Хунзах, Тарки превратились в оплоты царской власти в регионе. На сторону царской администрации перешел и известный ученый Саид аль-Аракани – учитель будущих имамов Гази-Мухаммада и Шамиля.

В 1829 году престарелый шейх аль-Яраги, уже окончательно изменивший вектор своих призывов и активности от ханов к джамаатам и «вольным обществам» Горного Дагестана, дает благословение на ведение газавата молодому ученому из аула Гимры «вольного общества» Койсу-бо Гази-Мухаммаду.

Шариат вместо адата

Концепция газавата, выдвинутая аль-Яраги и развернутая дагестанскими имамами, опиралась на необходимость полного установления в горах Дагестана исламского закона – Шариата. Роль последнего, так и не сумевшего на протяжении веков в жестком противостоянии с обычным горским правом – адатом, утвердить свои позиции во всех сферах горской жизни и вынужденного довольствоваться ограниченной сферой применения, на этом этапе возросла неимоверно.

В переломные и кризисные моменты истории, когда главным для горцев было объединение перед лицом общей опасности, Шариат как регулирующая правовая система оказывался несравненно предпочтительнее адатов. Его правила были неизменны и одинаковы для всех мусульман мира, в основе его лежало равенство, принцип предпочтительности общественного индивидуальному, ответственность и повиновение закону – в отличие от адатов, разнообразных и переменчивых, защищавших, прежде всего, личность и индивидуальную свободу горца.

Кроме того, Шариат, со своими мощными и детально разработанными концептуально-идеологическими положениями не только сплачивал воедино пестрые и мозаичные в этническом и политическом планах общества и союзы Дагестана и Чечни, но и соединял их с огромным мусульманским миром.

Такая роль Шариата – роль преимущественно политическая и в то же время освященная верой – отмечалась внимательными наблюдателями даже в XIX веке. Эту же мысль воспроизводят и другие авторы: «Введение Шариата как общего для всех закона, вместо адата, дробившего Дагестан на отдельные общины и аулы и действовавшего не в сторону объединения, а в сторону распыления горских сил, надо признать важнейшим фактором организации горцев против царизма».

Таким образом, вполне естественным представляется тот факт, что Гази-Мухаммад первым делом повел борьбу не с внешней силой – царскими войсками, а с «теми, кто забыл веру и отверг Шариат».

Подобный жесткий подход, предписывающий борьбу со всеми, кто не руководствуется в своей жизни Шариатом и полный запрет на руководство адатом, не был характерен обществам Дагестана. Данным образом вопрос ставился только в самые первые годы появления Ислама в Дагестане и то поколением мусульман-арабов, сподвижников самого Пророка Мухаммада (мир ему и благословение).

Именно этот возврат имамов Дагестана к первоначальным положениям веры, закрепленным в Коране и Сунне, и претензии на окончательное вытеснение адата Шариатом в корне отличает данный период исламизации региона от предшествовавшего, который так и не смог решить этот вопрос.

Кроме того, особое внимание надо уделить тому факту, что имамы Гази-Мухаммад и Шамиль призывали к очищению и обновлению Ислама (араб. «тадждид»), что характерно для всех обновленческих движений исламского мира. Так, генерал-лейтенант русской армии барон Розен писал: «Войны с Персией и Турцией остановили в Нагорном Дагестане успехи наши, и с 1829 г. возникла сильная, враждебная нам партия, действовавшая под видом восстановления чистого исламизма».

Рождение Имамата

История вооруженного противостояния горцев Дагестана и Чечни под руководством трех имамов царскому самодержавию – достаточно разработанная тема. Мы рассмотрим лишь деятельность третьего имама Дагестана и Чечни Шамиля, наиболее последовательно проводившего курс на укрепление позиций Шариата на подвластных ему территориях и добившегося немалых результатов в выстраивании новой, основанной на предписаниях шариата, политической системы.

Имам Шамиль, как и все остальные имамы Дагестана и Чечни, обладал функциями и полномочиями как духовного, так и политического, и военного лидера, поскольку общественно-политическая доктрина Ислама четко утверждает неразделимость веры, общества и власти. Усилия Шамиля как лидера горских народов были направлены, главным образом, на решение следующих вопросов:

- во-первых, объединение Дагестана, Чечни, Черкесии и, по возможности, всего Северного Кавказа в единое исламское государство;

- во-вторых, создание боеспособной армии для ведения антифеодальной и антиколониальной войны;

- в-третьих, создание государственных структур, действующих на основе Шариата;

- в-четвертых, выполнение своей религиозной миссии как имама мусульман Дагестана, Чечни и Черкесии.

К началу сороковых годов XIX века Шамилю удалось создать исламское государство Имамат с сильной централизованной властью, безусловным верховенством Шариата на всей его территории, а также обновлением исламского вероубеждения и религиозно-политической практики. Вся деятельность Имамата была направлена на защиту территории Дагестана, Чечни и остального Кавказа от царских войск, на борьбу с местными феодалами, на удовлетворение интересов народных масс и на дальнейшее укрепление позиций Ислама.

Объединение джамаатов

Под знаменами газавата и построения государства, основанного на предписаниях Корана и Сунны, Шамилю удалось объединить почти все горские общества в Дагестане и Чечне. Я.Гордин характеризует это государство как «единую мощную систему сопротивления, систему, разрозненные части которой скреплены строгим религиозным учением».

Выстраивая в соответствии с Шариатом политическую структуру своего государства и решительно отказавшись от традиционного закона горцев – адатов, Шамиль, однако, сохранил в неприкосновенности основу адата и их постоянный источник – традиционную горскую общину-джамаат.

Это решение Шамиля было вполне обоснованным. Надо признать, что основная поддержка Шамилю была оказана не горцами, населявшими феодальные владения ханов, поскольку, привыкшие к подчинению ханам, они с такой же готовностью подчинились и царским властям. Основной силой сопротивления царским властям на Кавказе оказались свободолюбивые жители джамаатов и «вольных обществ».

Как замечает Р. Магомедов, границы «ареала постоянной борьбы и поддержки движения горцев пройдут не по национальным и не по географическим пределам – они охватят именно ту часть Кавказа, где сохранились к тому времени независимые самоуправляемые горские общины». Таким образом, джамаат – эта «ячейка горских традиций», как ее называет Р.Магомедов, - даже в пору самой неукоснительной борьбы с адатами осталась «неприкосновенной».

Сохраненные имамом джамааты стали своего рода «блоками», из которых был собран Имамат. Р. Магомедов, говоря о сложности задачи, стоявшей перед Шамилем, в его попытке собрать единое централизованное государство из готовых умереть за свою свободу джамаатов, отмечает, что Шамилю на этом поприще пришлось «соединять несоединимое».

Независимые ни от кого джамааты веками обходились без централизации политической власти и умели при необходимости объединять свои усилия против общего врага. Однако на том этапе обстоятельства требовали объединения усилий джамаатов не просто на основе договорных отношений, но обязательно единения всеобщего, слияния в одну мощную военно-политическую структуру, которая единственная могла противостоять вызовам истории. Шамиль, взяв на себя эту нелегкую задачу, сумел сделать невиданное до тех пор.

Глубинная исламизация

В основе интеграционной политики Имамата лежала опять-таки твердая воля и стремление свободных горцев отстоять свою независимость. Идеологической и правовой базой для интеграции разноязыких племен в одно мощное государство стал Ислам, со своим призывом к равенству и независимости, и Шариат, как правовой свод норм и предписаний, регулирующих все сферы общественной жизни, от семейной до государственной.

Основными элементами государственной системы Шамиля были жесткая интеграционная модель, централизация управления и сохранение демократических основ джамаатов. Результатом попытки сохранить вековые традиции общинной демократии при выстраивании жесткой, централизованной военно-политической структуры явилось превращение самоуправляемых, «демократических» горских обществ-джамаатов в базовые элементы нового государства.

Эффективность власти в Имамате была необычайно высокой, особенно в 30-40-е годы XIX века. При этом политическая модель, предложенная Шамилем, долгое время пользовалась поддержкой широких народных масс. К примеру, дагестанский ученый Хасан аль-Алькадари, внук шейха аль-Яраги, так отозвался о власти и порядках, введенных Шамилем: «После своего вступления во власть Шамиль-эффенди ввел среди народа очень справедливые порядки, желанный строй, законченное политическое и гражданское управление».

Результатом же этого всенародного объединения явилось то, что в вековом укладе патриархальной жизни горских народов произошла настоящая революция. Мозаика разноязычных племен и народов уступила место централизованному государству, с общими правовыми нормами, единым аппаратом власти, единой военно-финансовой организацией и отлаженной системой обороны страны.

Именно жесткая государственная политика Имамата позволила на том этапе преодолеть вековое сопротивление свободных горцев дальнейшему проникновению Ислама в правовое и политическое пространство Дагестана. Именно с газаватом и государством Шамиля связано практически окончательное проникновение Ислама вглубь, «во все поры» горского общества и доведение исламизации Дагестана до своего логического конца.

Отход от Шариата

Однако впечатление о полной, окончательной, «глубинной» исламизации горцев в Имамате было кажущимся, поскольку сам этот процесс был вызван критическими условиями выживания пред лицом сильного противника. Несомненно, Шамиль и Имамат совершили доселе невиданное в деле завершения полной, «глубинной» исламизации горского общества.

Однако они в тех конкретно-исторических условиях, в те сжатые и сильно ограниченные сроки оказались не в состоянии решить эти трудные задачи. С падением власти Имамата и пленением Шамиля пришел конец и господству Шариата в регионе.

Самым примечательным является тот момент, что народы, более полувека самоотверженно бившиеся с царскими властями под знаменами Ислама, после поражения Шамиля с радостью возвращаются к своим исконным законам – адатам, с которыми столь упорно боролся Шамиль. И ситуация не столь однозначна, как может показаться на первый взгляд.

Несомненно, Ислам имел крепкие корни и традиции в регионе. М.Покровский писал: «Дагестан снабжал весь восточный Кавказ знатоками арабского языка, чтецами, муллами и кадиями. Эта груда голых скал была едва ли не самым грамотным местом на Кавказе».

Дагестан был одним из прочнейших оплотов Ислама в мире. Однако, Шариат так и не стал здесь единственной господствующей нормой права. Объясняется это именно невероятным «культурно-психологическим консерватизмом» горцев, порожденным условиями их жизни на протяжении сотен и тысяч лет.

До начала покорения Кавказа царской Россией традиционная организация жизни горцев Дагестана и Чечни, воплощенная в микро-государствах типа джамаатов и «вольных обществ», была наиболее подходящей средой существования горца в соответствии со своими представлениями о достойной и свободной жизни.

Имамат Шамиля на определенный момент времени ответил чаяниям и устремлениям народов Дагестана и Чечни, собрал воедино разноплеменную и разноязычную массу, окреп благодаря неимоверному напряжению духовных и физических сил горцев и реализовал на практике положения исламской интеграционной и политико-правовой доктрины. Тем не менее, Имамат в итоге подошел к своему логическому завершению в результате разочарования основной массы горцев в жестких мерах Шамиля, требовавшего от свободолюбивых горцев беспрекословного подчинения Шариату.

Вольнолюбивые привычки горцев приходили во все большее противоречие с жесткой политикой, которую вынужден был проводить Шамиль, особенно в последние годы сопротивления. В этих условиях дальнейшая консолидация общества и законопослушность могли быть достигаемы только жестоким принуждением, что привело в итоге к ослаблению и внутриполитическому кризису Имамата.

Однако разочарование горцев в политике Шамиля отнюдь не означало, что дагестанцы готовы были отказаться от Ислама, как такового. Дальнейшее развитие событий показало желание дагестанцев и далее руководствоваться установлениями Шариата, но уже не в такой строгой форме, как во времена Имамата, и при условии возврата к разделению регулирования различных сторон своей жизни между адатом и Шариатом.

Руслан Курбанов, обозреватель журнала «Смысл», к. полит. н.

http://www.islam.ru/pressclub/histori/trepad/