Дагестан с недавних пор перестал быть лидером в неофициальном рейтинге нестабильных северокавказских регионов, уступив «пальму первенства» Кабардино-Балкарии. Но состояние этой республики по-прежнему «стабильно тяжелое»: взрывы и убийства не прекращаются. Так, 1 мая во дворе своего дома был убит и.о. начальника ОВД по Сергокалинскому району Насрулла Магомедов.

Террор стал в Дагестане частью обыденности. Многие годы республика живет в состоянии вялотекущей войны, и пока конца ей не видно. Подавляющее большинство терактов организуется исламскими экстремистами салафитского толка, в просторечии именуемыми «ваххабитами». В последнее время власти повели активное наступление на террористов, и, как говорят даже независимые источники, военный потенциал исламской оппозиции серьезно подорван. Но о прекращении вооруженной борьбы речь не идет.

При этом по уровню исламизации общества Дагестан — лидер не только в России, но даже в СНГ. Если в военном плане экстремистский исламизм в Дагестане и утрачивает позиции, то в духовном он их укрепляет. Дагестан – форпост ваххабитского ислама в России.

Однако за террором зачастую не видно глубоких этносоциальных кризисных явлений, которые в значительной мере его порождают.

Создавшаяся в Дагестане обстановка – следствие сложившейся в последнее двадцатилетие кланово-коррупционной системы, существующей за счет федеральных дотаций. Бесконтрольное воровство государственных денег дает чиновникам возможность практически бесконтрольного же обогащения. Многоуровневая коррупционная система стала своеобразной особой формой дагестанского государственного управления.

Коррупционность порождается клановостью. Дагестан – самая многонациональная республика России. В советское время только основных народностей, имевших свои языки, выделялось более пятидесяти. Многие из таких народов существуют в виде нескольких сел.

Наибольшую численность имеют в Дагестане аварцы (в настоящее время 23-24%) и даргинцы (18-19%). Кроме них также много кумыков, лакцев, лезгинов, табасаранцев, русских (терские казаки). Однако именно даргинцы и аварцы «задают тон» общественно-политической жизни республики, именно из них формируются «правящие кланы», узурпирующие реальную власть и денежные ресурсы Дагестана.

Представители других этносов в составе правящей элиты также присутствуют, но, как правило, в единичном виде и на вторых-третьих ролях. С позднесоветских времен шел отбор «кадрового ресурса» правящей элиты за счет родственных связей или личной дружбы. Соученики и друзья из «второстепенных» народностей, доказавшие преданность аварско-даргинским кланам, имеют шанс занять какое-либо второстепенное «теплое местечко». Русских, к примеру, на чиновничьи должности допускают крайне редко, высшим достижением для них были должности замминистра. Как правило, чиновники русской национальности входят в руководство некогда казачьих Кизлярского и Тарумовского районов. В частности, сейчас главой администрации Кизлярского района является недавно принявший ислам Юсуп (ранее Андрей) Виноградов.

Термин «аварско-даргинские кланы» не совсем верен. Правящие кланы в настоящее время оторвались даже от своих народов и превратились, по сути, в касты. Правит Дагестаном самозамкнутая «высшая каста». Входящие в нее «элитарии» ездят на иномарках в сотни тысяч долларов ценой каждая, их дети учатся в элитных вузах Европы и Америки, сами они живут в огромных дворцах, построенных на некогда общественных каспийских пляжах Махачкалы.

Есть также «средние касты» и «низшие», ездящие на обычных иномарках и обучающие детей в Москве и Махачкале. Но все разноуровневые «правящие слои» оторваны от народа, простые люди живут своей «параллельной» жизнью по сравнению с «правителями». Именно создавшаяся в последние десятилетия в Дагестане кланово-коррупционная система госуправления и порождает весь спектр кризисных явлений, в частности терроризм.

Нельзя сказать, что в Дагестане не борются с коррупцией. В республике принята «Республиканская целевая программа по противодействию коррупции», назначены высокого уровня чиновники, ответственные за ее реализацию. Но эффекта от «высокоффективных мер» нет, да быть не может в принципе.

Существующая только на питательной среде федеральных денежных дотаций властно-коррупционная госсистема Дагестана нежизнеспособна даже в среднесрочной перспективе. Но она вполне самодостаточна. Никаких серьезных межклановых конфликтов в последние годы не наблюдалось. Борьба за сферы влияния во властном «втором эшелоне» (в декабре 2010 года был застрелен снайпером замглавы администрации Кизлярского района Тухчи Гасанов) принципиального значения не имеет.

Если во власти все (почти все) «распределено и поделено», то на низовом уровне мжнациональные противоречия проявляются достаточно остро. В советское время в Дагестане были высокоразвитые сельское хозяйство и промышленность. В настоящее время сельхозпроизводство разрушено, огромные массы населения, особенно горского, лишены возможности зарабатывать на жизнь. Люди в горах живут за счет пенсий стариков.

Часть выделяемых федеральным центром денег все-таки доходит до низов, но приоритет в их получении имеют, опять-таки, даргинцы и аварцы. Лезгины, лакцы, кумыки, не говоря уже о ногайцах и табасаранцах, практически лишены даже этих крох. Школы и больницы в местах проживания «второстепенных» народностей заметно хуже оборудованы, нежели у «первостепенных». Существование Дагестана как единой «многоциональной республики» для малых народов далеко не благо. Они явно предпочли бы свои нацобразования, с прямым финансированием из центра. К примеру, как говорил автору один лезгин, «мы были бы рады создать свою республику, может быть, тогда на нас и на наших братьев-лезгин в Азербайджане обратили бы внимание в Москве».

Большое количество горных жителей Дагестана по экономическим мотивам мигрирует на равнины, зачастую при этом выдавливая со своих территорий автохтонное население: кумыков, казаков-терцев, ногайцев. Горцы приносят и свои формы хозяйственной деятельности: прежде всего пастбищное скотоводство, вытесняя традиционное для этих мест земледелие. Бесконтрольное скотоводство уже приводит к деградации и запустыниванию больших массивов сельскохозяйственных земель. Очень много жителей Дагестана, в первую очередь русских, вообще покидают республику и выезжают на жительство в другие регионы России.

Современная госсистема Дагестана явно нежизнеспосбна. Среди прочего, она не имеет внятной идеологической основы. Демонстрация богатства и властной бесконтрольности не может духовно сплачивать общество. «Волей-неволей» роль «духовного объединителя» дагестанского общества выполняет исламская религия. Власть всячески поддерживает «официальный» «нетеррористический» ислам. В государственных СМИ уже ведутся дискуссии, как и какими методами вводить в республике шариат или как бороться с «чуждым для Дагестана обычаем праздновать Новый год».

Но «официальный» ислам — это пропагандистский конструкт, существующий только как часть госсисистемы Дагестана. По сути единого, альтернативного ваххабизму ислама в Дагестане нет. Традиционный, тарикатистский ислам в Дагестане теологически неоднороден и очень сильно национально-кланово окрашен. На фоне официального единого «муфтията Дагестана» есть несколько независимых муфтиятов (хотя и прямо не называемых так). У каждой народности в Дагестане есть свой духовный наставник и лидер. Между сторонниками разных религиозных лидеров идет борьба, доходящая порой (как не столь давно в главной мечети Дербента) до массовых драк.

При этом действительно традиционные формы ислама постепенно уступают позиции «модернистскому» салафизму-ваххабизму. На фоне тотальной коррупции, правового беспредела и отсутствия жизненных перспектив в Дагестане ваххабизму нет альтернативы. Именно ваххабизм в глазах простых людей, особенно молодежи, является «религией справедливости, закона и равенства». Именно он дает людям ощущение «высшей жизненной цели», «духовного братства», «единой семьи».

Салафистский ислам уверенно завоевывает не только души: он постепенно починяет себе и все дагестанское общество. Для этого даже не надо вести вооруженную борьбу. Простые люди сами идут в ваххабитские джамааты. Можно сказать, что в Дагестане на глазах рождается новый, наднациональный этнос.

Уже во многих селах и даже районах (в частности, Хасавюртовском) существует система своеобразного «двоевластия», при которой ваххабистское подполье берет на себя функции госструктур. Дети в таких селах учат в школах по религиозным программам арабский язык, бытовые конфликты разбираются духовными судьями по законам шариата. Официальная же власть при такой «системе двоевластия» имеет все более формально-декоративный характер. И надо признать: для простых людей «теневая» власть явно симпатичнее «официальной»: у «ваххабов» есть хоть и свое, но понятие о законе, справедливости и помощи ближнему. Это все же лучше, чем нравственный и правовой беспредел и полная жизненная безысходность.

Юрий Сошин

http://www.rosbalt.ru