«Лезгинский» кинжал из музея оружия в Тегеране

24—27 мая в городе Ардебиль Исламской Республики Иран прошла конференция по проблемам Азербайджана и Ирана, на которой мне довелось участвовать. Приглашение на конференцию мы (я и другие россияне) получили от ее научного секретаря, известного иранского историка и советника президента Ирана Хусейна Ахмади, с которым встречались год назад на другой международной конференции по иранистике в Закавказье. Всего из России в конференции участвовали четыре человека, в том числе двое из Дагестана. Докладов, касающихся Дагестана, на конференции было представлено три: «О проиранской партии среди дагестанцев 1-й половины ХIХ в», «Расселение аварцев в Цоре (северо-западная часть Арана) на современном этапе» и материал Екатерины Капустиной (Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого — «Кунсткамера») «Ашура и идентичность шиитской общины Дербента».

Основной заявленной целью конференции была критика и анализ исторических взглядов на западный Иран, которые активно продвигают официальные азербайджанские историки. Основа этих взглядов состоит в том, что западный Иран исторически якобы принадлежал азербайджанскому этносу. В свою очередь иранские и другие участники конференции с опорой на источники показывали, что запад Ирана в цивилизационном, культурном, политическом и прочих отношениях является неотъемлемой частью Персии. Более того, те 20 млн азербайджанцев (на самом деле их максимум 7 млн), которые, как утверждают в Баку, живут сегодня на западе Ирана, на самом деле имеют иранские корни, просто на определенном историческом этапе их предки перешли на тюркский язык. Поскольку Азербайджаном ранее называлась одна из иранских провинций, сегодняшний Азербайджан, как отмечали организаторы конференции, занимает по отношению к Ирану то же место, что Македония по отношению к Греции. Ведь Македония — это историческое достояние греков. Точно так же Азербайджан — историческое достояние Ирана. Лично мне такая параллель видится обоснованной.

Помимо критики в адрес азербайджанских историков на конференции большое внимание уделялось текущей ситуации в Азербайджане. Речь не шла о политической оценке нынешнего азербайджанского режима, однако много говорилось об положении в Азербайджане нацменьшинств, в частности талышей (народа иранской группы), а также об аварцах и лезгинах, живущих в северной части Азербайджана. Кстати, доктор Хусейн Ахмади, организовавший конференцию, является автором известной книги по проблемам талышей, русский перевод которой в 2009 году вышел в Москве: «Талыши. От эпохи Сефевидов до окончания второй русско-иранской войны 1826—1828 гг.». В целом тональность выступлений по проблемам меньшинств в Азербайджане была критической по отношению к официальному Баку. Говорилось о том, что азербайджанские власти не позволяют представителям меньшинств развивать национальную культуру, создавать условия для сохранения своей идентичности. Как человек, занимающийся проблемами дагестанцев, живущих в Азербайджане, я с такой точкой зрения согласен.

На конференции было около сорока докладчиков, и постоянно присутствовали несколько сот студентов, преподавателей, ученых. При этом десятки людей, чьи доклады были включены в предварительно изданные тезисы, на конференции не присутствовали. В частности, в тезисах было около пятнадцати докладов азербайджанских участников, но приехало их всего двое (в том числе один этнический талыш, большинство их представляли другие страны). Талышское движение в Азербайджане намного сильнее и организованнее лезгинского или аварского, оно поддерживается европейскими структурами и имеет в Брюсселе и Страсбурге своих представителей. Их представители критиковали национальную политику АР и заодно поднимали вопрос об аварцах и лезгинах в АР.

Многие азербайджанские авторы, судя по тезисам, собирались делать доклады о Кавказской Албании, государстве, созданном этническими дагестанцами и существовавшем в древности на территории современных Азербайджана и Дагестана. Некоторые тезисы, авторы которых не приехали, были гораздо более радикальными, чем общая тональность конференции. Так, очень резко об ущемлении прав талышей высказался в тезисах представитель этой национальности, имеющий российское гражданство. Но его среди участников конференции я не увидел.

В конференции приняли участие два армянина (один из них — иранский гражданин) и два представителя Грузии. Кроме участников было много гостей, в том числе большое количество студентов, довольно активно реагировавших на доклады. Конференцию освещали многие иранские СМИ, включая телевизионный канал Sahar.

Все познается в сравнении

Мне приходилось слышать одно высказывание, суть которого на русском языке сводилась к следующему: «Чтобы понять, как ты живешь, нужно пойти в гости к соседу». Справедливость такого высказывания стала очевидной при сравнении Дагестана и северо-западного Ирана. Понятно, что с Европой никто сравнивать Дагестан и не берется, но даже при первом взгляде становится очевидной несостоятельность нашего государства, которое традиционно олицетворяет чиновничество, а вернее неспособность или нежелание выполнять хотя бы основные свои функции. Когда из Ардебиля — города, меньшего, чем Махачкала, — едешь в маленький городок Сарайн по шестиполосной автодороге, разделенной на два потока и освещенной в самых глухих углах лучше, чем центральные улицы нашей столицы, понимаешь, что что-то с нашим государством не в порядке.

Государство в Иране контролирует социальную сферу, не давая увеличиваться социальному расслоению, диспропорции между доходами наиболее богатой и самой бедной прослоек населения. Также порицается внешнее проявление роскоши. В плане выполнения государственных обязательств Иран, конечно, выгодно отличается от России, особенно если иметь в виду кавказскую часть России, которая после развала СССР выполняет роль поставщика дешевой рабочей силы для остальной части страны, не получая прямых инвестиций, кроме выплаты пенсий, стипендий и так далее. К примеру, автодороги в Иране на порядок лучше не только дагестанских, но и российских в целом. Большую часть страны связывают 4- и 6-полосные дороги со стабильным ночным освещением. Также выгодно отличаются от российских инфраструктура и парк авиатранспорта. Если маршруты Ардебиль — Тегеран обслуживают самолеты марки «Айрбас» последней модификации, то между Тегераном и Москвой (международный рейс) летает аналогичный самолет российских авиалиний более старого выпуска, а уж про самолеты, осуществляющие внутренние рейсы по России, и говорить не приходится. Наши «Ту-шки» по сравнению с ними — «кукурузники». Сараями кажутся по сравнению с Ардебильским или Тегеранским (внутренним) российские аэропорты во многих областных центрах. Ардебильский и Махачкалинский аэропорты тоже, понятное дело, — небо и земля. То же самое можно сказать и об оплате труда квалифицированным работникам. Хорошее образование в Иране — гарантия получения высокооплачиваемой работы с возможностями карьерного продвижения, тогда как в России такую гарантию могут дать только деньги и связи. Простой пример: если средний преподаватель в вузе получает 2—3 тысячи долларов, то в Дагестане эта цифра составит в лучшем случае 500 долларов. К этому следует прибавить и ряд льгот для простых граждан. К примеру, где-то до 200 литров бензина в месяц иранец может получить по бросовой цене, в несколько раз ниже, чем в Дагестане. Но если захочет приобрести топливо сверх этого количества, то столкнется с необходимостью платить по мировым ценам.

Есть, конечно, сравнения и не в пользу Ирана. В частности, это касается автопарка, который большей частью местного производства и в массе своей работает на грани износа. Это обусловлено отчасти, как и в России, желанием руководства Ирана поддержать отечественных автопроизводителей, главный из которых — «Иранходро», посредством введения высоких ввозных пошлин на зарубежные автомобили.

Если говорить о людях, следует отметить их скромность и непритязательность в одежде, которая особенно бросается в глаза после Дагестана. Само собой, все женщины одеваются согласно нормам ислама, а мужчинам нежелательно носить рубашки с короткими рукавами и галстуки. Даже иностранки обязаны носить платки и в целом придерживаться установленных традиций. К примеру, на обратном рейсе из Тегерана в Москву многие иностранки только в самолете снимали платки. После смерти прежнего аятоллы (высшее духовное лицо в Иране) Хомейни и прихода на этот пост Хаменеи последний издал указ, согласно которому волосы могут частично «выглядывать» из-под платка, то есть не обязательно полностью закрывать голову. Этим послаблением в основном пользуются жительницы Тегерана и других крупных городов. Других отличий от исламской одежды в Дагестане у иранцев нет. Если первоначально за дресс-кодом наблюдала своеобразная полиция нравов, то теперь все, в принципе, носит уже добровольный характер. То есть все понимают, что за нарушение этого принципа наказания вы не понесете, но закон есть и его надо соблюдать.

В поисках дагестанского…

Главным объектом нашего внимания в Тегеране (если судить по времени, затраченному на него) стал Центральный музей оружия, расположенный в дворцовом комплексе иранских шахов Пехлеви. Как, наверно, и всякие кавказцы, из всего многообразия музеев мы выбрали собрание оружия и, кажется, не прогадали. Хотя бы потому, что вряд ли нашли бы в других музеях экспонаты с пометкой «лезгинский» (термин «Дагестан» иранцам стал известен в более позднее время). Собственно, с такой пометкой экспонатов в музее было три, и все они — кинжалы конца ХVIII — начала ХIХ века, подаренные принцу Аббас Мирзе Каджару. Последний имел тесные связи с горцами Дагестана, и в частности с аварцами, которых он пытался использовать против имперской России, вошедшей через крестовый перевал в Закавказье и закрепившейся в Грузии. Надо сказать, что почти все оружие, хранящееся в музее, — бывшая собственность шахской семьи, низложенной в ходе исламской революции 1979 года.

Из числа дагестанских «политиков», имевших особо тесные отношения с Аббас Мирзой, следует отметить Сурхая II Казикумухского и Алисканди Гоцатлинского (визирь Умахана Великого и отец имама Хамзат-бека). Алисканди даже несколько лет пожил при шахском дворе, находясь здесь с дипломатической миссией. Последнее обстоятельство проливает свет на возможные обстоятельства попадания этих кинжалов в Иран. Орнамент кинжалов позволяет говорить о том, что произведены они в аварских районах Дагестана. Этот вывод напрашивается исходя из рассмотрения признаков аварских изделий, описанных известным специалистом по кавказскому и в целом восточному оружия Эммой Аствацатурян (автор монографии «Дагестанское оружие»). К таковым, например, следует отнести большую, нежели «в кубачинских и лакских вещах разреженность орнамента» и присущую «аварскому орнаменту» специфическую деталь — многие элементы орнамента заканчиваются завитком с маленьким кружочком на конце. Кроме того, обращает на себя внимание, что родное селение Алисканди Гоцатль является наиболее крупным в Аваристане центром по изготовлению холодного оружия.

Два кинжала однообразны, лезвия украшены одинаковым орнаментом и черными костяными рукоятками. Третий кинжал только частично дагестанский — лезвие произведено нашими мастерами, а рукоятка из слоновой кости — иранского производства. Имя мастера — Мулла-Хусейн — и дата изготовления — 1799 год — известно только у одного кинжала. Он принадлежал отцу Аббас Мирзы — Фатали-шаху.

Еще два практически одинаковых кинжала, изготовленные в 1911 году, обозначены в указателе как «кавказские». На клинках клеймо «ККВ». Кинжалы произведены, по всей видимости, в Дагестане и имеют наибольшее сходство с работами лезгинских мастеров-оружейников.

Под «кавказской» маркой в музее значится и шашка 1882 года в деревянных ножнах, обтянутых шелком, что также характерно для дагестанского холодного оружия. Наибольший интерес вызвало оригинальное холодное оружие ХV века, которое также обозначено как «кавказское».

Продолжение следует

автор: Марко Шахбанов

http://www.ndelo.ru/one_stat.php?id=2860