Конфликты неразрывно связаны с особенностями повседневной жизни людей. Строго говоря, они и есть сама эта повседневность. Зон и обществ, принципиально свободных от конфликтов, не существует. В этом смысле конфликты представляют собой весьма распространенный тип социального взаимодействия, при котором отношения сторон складываются в условиях несовпадения или противоположности жизненно важных позиций и интересов, что влечет за собой определенное противодействие, приобретающее самую разнообразную форму проявления.

Сегодня, в эпоху глобализирующегося мира, весьма распространенное определение конфликта как столкновения сторон перестает полностью удовлетворять. Природа конфликта гораздо богаче содержанием, нежели феномен отдельного столкновения. Конфликт — это процесс, в котором соседствуют моменты противоборства и сотрудничества, непримиримости и согласия, процесс, в котором лишь по преимуществу первые преобладают над вторыми. По сути своей конфликт — это целый мир. В нем все отличается от согласия лишь преимуществом и тенденцией наметившегося развития. И эта тенденция может быть выражена как в очевидной, явной форме, так и присутствовать в скрытом, латентном состоянии. В противном случае, если феномен конфликта свести исключительно к столкновению, противодействию, борьбе и т.п. состоянию, то связь между конфликтом и его отсутствием будет разомкнута и мы окажемся не в состоянии объяснить реальность перехода первого во второе. В действительности любой конфликт несет в себе самом семена грядущего согласия и сотрудничества, а согласие, при всей видимой устойчивости, всегда чревато самыми неожиданными и разнообразными конфликтами. Одним из конфликтогенных регионов является Юг России.

В настоящее время на территории Юга России в непосредственной близости друг от друга проживает около пятидесяти только автохтонных народов (то есть таких, исторический процесс формирования которых происходил на данной территории). Наряду с ними здесь же существуют многонациональные группы «некоренного» населения. Причем, плотность компактного расселения этносов в регионе одна из самых высоких в мире. Скученность, сокращение дистанции между группами создают особо благоприятные условия быстрого распространения энергии нарастания конфликтности.

Юг России населен народами различных социокультурных и расовых типов, а также представителями разных мировых религий — ислама, христианства и будизма. После распада СССР в этом регионе (по сравнению с другими регионами прежде единой страны) оказался наиболее высоким уровень внешней и внутренней миграции, безработицы, общего падения промышленного и сельскохозяйственного производства. Картина дополняется традиционным малоземельем, вследствие исторически сложившегося дефицита территорий, пригодных для хозяйственного освоения, и с другой стороны - неоднократной перекройкой в недалеком прошлом национально-административных границ.

Региональные конфликты на территории Северного Кавказа, в плане причинной обусловленности, имеют собственную историю и разворачиваются в разных сюжетных направлениях. Прежде всего это направление, связанное с кавказской политикой российского государства.

Первые упоминания о контактах с народами Северного Кавказа относятся к давней истории княжеской Руси, ко временам Святослава. Однако те контакты носили случайный, эпизодический характер редких военных походов и только в XVI в. русские стали активно вмешиваться в кавказские дела. Иван Грозный, стремясь сохранить за собой завоевание Поволжья и выход к Каспийскому морю, заключил союз с «пятигорскими черкесами», т.е. кабардинцами, направленный против крымских татар, и скрепил его браком с черкесской княжной Марией Темрюковой.

Сегодняшняя нестабильность ситуации на Юге России, точнее, Северном Кавказе, непосредственным образом связана с политикой тех преобразований в нашей стране, которые получили название «перестройки». Важнейшими составляющими роста социальной напряженности и конфликтности в регионе оказались такие следствия политики центра, как резкое ухудшение основных показателей материального благосостояния преобладающей части населения, социальное расслоение общества без соответствующего развития производительных сил, разбуженные и неподкрепленные экономически потребности в демократии, политической свободе и национальной самостоятельности. Причинами второго порядка, или следствиями следующего этапа, стали резко снизившаяся управляемость процессами экономического и политического развития страны, тотальная коррупция чиновничества и криминализация хозяйственной деятельности, необузданные политические амбиции национальных элит, низкий уровень гражданского самосознания, политической активности и культуры населения.

Региональные конфликты 90-х гг. XX века на Юге России, вызванные частично политикой верховной власти, постепенно приобрели устойчивый этнонациональный характер. Для региона, в котором проживает на сравнительно небольшой территории более 100 национальностей, это вполне закономерно. Разрушение политических, хозяйственных, социальных, идеологических основ прежнего единства вынуждало людей искать новые опоры жизнедеятельности, устойчивые связи и отношения, опираясь на которые можно было бы обеспечить себе выживание или надежду на благополучие в новых условиях. Последними из таких основ всегда были кровнородственные, национальные и религиозные связи. Поэтому именно здесь сегодня оказалась сосредоточенной базовая субъектность региональной конфликтности на Северном Кавказе.

Местом наибольшей напряженности в Южнороссийском регионе является Чечня, вторая по численности - населения республика региона. Чеченский кризис - по типу: статусный институциональный конфликт, переросший в сепаратизм; по форме региональная война.

Корни конфликта — в исторической судьбе чеченцев. Их племена находились в зависимости от кабардинских, кумыкских, аварских феодалов, установили в XVI—XVIII вв. союзно-вассальные отношения с Россией. Были присоединены в ходе Кавказской войны (1818—1864) после поражения имамата Шамиля (1859 г.) — объединенного государства Чечни и Дагестана. Огромные разрушения и людские потери в годы войны превратили память о войне в болезненный фактор этнического самосознания.

В период советской модернизации традиционные структуры

чеченского общества ослабли, но сохраняли свои функции социализации. Выступление против советских методов модернизации выливались в 20—30-е гг. XX века в периодические вооруженные конфликты. В 1944 г. чеченцы по сфабрикованному обвинению в сотрудничестве с фашистской Германией были депортированы с большими жертвами в Казахстан и Среднюю Азию. Память о депортации и ее жертвах стала также важнейшим элементом национального самосознания чеченцев. После реабилитации (1957 г.) у чеченцев начала формироваться социальная структура, характерная для советской модели индустриального общества. В то же время показатели модернизации и урбанизации у чеченцев значительно отставали от -других народов Северного Кавказа.

В 80-е годы XX века чеченцы, не завершив перехода от традиционного к советскому индустриальному обществу, оказались включены в новую переходность — формирование демократического, правового общества.

Тенденции политической суверенизации в бывшей Чечено-Ингушетии стали приобретать сепаратистский характер уже в начале 90-х гг. Тогда же были серьезно обострены отношения между чечено-ингушским и русским населением, а также между самими титульными народами" — чеченцами и ингушами. В ноябре 1990 г. сессия ВС Чечено-Ингушской АССР под председательством Доку Завгаева приняла Декларацию о суверенитете, в которой не было даже упоминания о Российской Федерации. В июне 1991 г. на Общенациональном Конгрессе чеченского народа было принято политическое заявление, что Чеченская Республика не входит ни в СССР, ни в РСФСР (Независимая газета. 1996. 13 сент.). Столь резкое и решительное стремление противопоставить себя существующим порядкам и интересам других народов имеет, конечно, свои основания.

Одни видят причину в особой пассионарности чеченского этноса. По определению Л.Н. Гумилева, этнос — это естественно сложившееся на основе оригинального поведения объединение людей, существующих как система, которая противопоставляет себя другим подобным системам, исходя из ощущения комплементарности. В свою очередь, комплементарность является подсознательным ощущением взаимной симпатии и общности между людьми одного этноса, основанием деления людей на «своих» и «чужих».

Длительное время сохранявшийся родовой строй и

по принципам военной демократии, где большим уважением пользовались удачливые военачальники, атаманы шаек и прочие «разбойники». Малейшее послабление сдерживающих ограничений со стороны союзного центра моментально пробудило дремавшие архетипы национального сознания и объединило людей в стремлении к немедленному возрождению национальной самобытности. Однако, это объяснение слишком поэтично, чтобы быть верным. Подлинная причина, наверное, более прозаична.

Не трудно заметить, что борьба чеченского народа за независимость имеет давнюю историю. В этой борьбе есть определенные периоды крайнего обострения напряженности и временного затишья, вынужденного смирения и покорности. Однако всегда очередная неудача борьбы за независимость оставляла в сознании населения неудовлетворенность наступившим миром, надежду на более успешную попытку в будущем. «Неудивительно, что идея национальной независимости, провозглашенная еще в годы Кавказской войны, так глубоко укоренилась в сознании чеченцев. И чеченский, и ингушский народы так и не удалось сломить, обуздать их независимый нрав и искоренить любовь к свободе. Опыт чеченского кризиса показывает, что именно идея освобождения остается наиболее мощной побудительной силой для чеченцев и в наше время. Она подпитывается архетипом героического прошлого сплотившегося народа, борющегося за свою свободу. Подкрепленная архетипическими мотивами, эта идея может быть настолько сильна, что становится самоцелью целого народа, вне зависимости от опыта ее конечного воплощения» {Солдатова Г.У. Межэтнические конфликты и их специфика на Северном Кавказе. М., 1998. С. 213.). В своем развитии конфликт прошел следующие этапы:

1. Август — ноябрь 1991 г. насильственное (при поддержке части российского руководства) свержение режима Д. Завгаева и разгон легитимных органов власти. Он привел к распаду Чечено-Ингушской республики и избранию президентом ЧР Ичкерия Д. Дудаева. Провозглашение независимости Чечни (ноябрь 1991 г.).

2. 1992-1994. Установление националистической диктатуры. Д. Дудаева, обострение ее конфликта с федеральным центом и внутри чеченского общества с национал-демократической оппозицией, архаизация чеченского общества и системы власти на основе традиционных представлений. Криминализация режима Д. Дудаева и перерастание конфликта в открытые вооруженные формы.

3. Конец 1994 — август 1996. Конфликт режима Д. Дудаева с федеральным центром перерос в военные действия — «наведение конституционального порядка». Временная консолидация различных типов чеченского национализма произошла на антироссийской основе в связи с большими разрушениями и жертвами (до 40 тыс. чел.). Активизация в Чечне неоваххабизма. Разгром дудаевщины и переход к восстановительному периоду 1995—1996 гг. в период администраций С. Хаджиева и Д. Завгаева, который был прерван хасавюртовскими соглашениями в августе 1996 г. и выводом российских войск.

4. Август 1996-1999 гг. Националистический режим избранного президента ЧРИ А. Масхадова — фактически независимого, но непризнанного государства. Распад чеченского общества как следствие военных действий и неспособности экстремистов преодолеть кризис. Внутричеченский конфликт чеченских националистов — традиционалистов (А. Масхадов) и неоваххабитов (3. Яндарбиев, Ш. Басаев). Превращение Чечни в один из центров международного терроризма, торговли заложниками, наркотиками и т.д.

5. 1999-2002 гг. Агрессия части полевых командиров и интернациональных банд, ориентированных на северокавказский ваххабизм против Дагестана. Антитеррористическая операция в Чечне и разгром основных сил сепаратистов.

6. С 2001 г. поиск путей восстановления экономики, социальных отношений, политической системы, статуса Чеченской республики как субъекта Российской Федерации. Важным шагом в этом направлении стали референдум по принятию конституции Чеченской республики (23 марта 2003 г.) и легитимное избрание Президентом ЧР А. Кадырова.

Нынешняя ситуация в Чечне далека от устойчивого состояния мира, на ее территории все еще продолжаются обстрелы, диверсии и насилие. Однако, принятие на референдуме Конституции Чеченской республики (март 2003 г.), избрание Президентом А. Кадырова создали предпосылки для постепенного перехода к восстановлению

чеченского общества в составе России.

Региональная конфликтность на Юге России имеет не только российский вектор. Самостоятельной сюжетной линией конфликтности являются отношения между самими республиками и народами Северного Кавказа. Трудно найти этнополитическое образование в регионе, которое не имело бы территориальных, экономических, исторических или иных претензий к соседям. Та же Чечня имеет далеко не идеальные отношения с ближайшими соседями. С конца 50-х гг. на ее границах существовали области повышенной напряженности: чечено-дагестанская (территория Дагестана, прилегающая к Чечне), чечено-ногайская (территориально — на стыке Дагестана, Ставропольского края и Чечни). После распада Чечено-Ингушетии обозначились взаимные претензии между вновь образованными республиками. В Ингушетии считают, что на территории Чечни остались основные промышленные предприятия, административный и культурный центры бывшей единой республики. Ингушетии практически не досталось никакой системы жизнеобеспечения, никакой промышленности. Очень тонкой была прослойка образованной интеллигенции. До 1992 г. в Ингушетии практически отсутствовали официальные властные структуры, что также отрицательно сказывалось на уровне жизни.

В свою очередь, чеченцы недовольны тем, что значительную часть производства Чечни перевезли в Ингушетию, перегнали туда строительную и сельскохозяйственную технику, огромные объемы сырья и запасов, нефтедобывающую технику и оборудование, но особенно, «что они самовольно захватили два чеченских района, которых не было в составе Ингушетии, когда ингуши в 1934 г. запросились войти в единую Чечено-Ингушетию» (Независимая газета «Жизнь». 1996. № 2 (9), июнь).

Сложные отношения, порой доходившие до вооруженных столкновений, существуют между ингушами и осетинами по проблеме Пригородного района Северной Осетии. Основой конфликта явились требования ингушской общественности о передаче Ингушетии части территории Пригородного района, а также правобережной части Владикавказа.

До депортаций 1944 г. Пригородный район входил в состав сначала Ингушской автономной области, а потом Чечено-Ингушетии. После депортации чеченцев и ингушей, оспариваемые ныне территории были переданы Северной

Чечено-Ингушетии от Ставропольского края были отделены три района — Наурский, Каргалинский и Шелковской, которые после разделения Чечено-Ингушетии в 1991 г. остались за Чечней. Северной Осетии были оставлены так называемый «Моздокский коридор», оспариваемый Ингушетией, Курпский район, оспариваемый Кабардино-Балкарией, и Моздокский район, который ранее принадлежал Ставропольскому краю. В настоящее время в Пригородном районе Северной Осетии проживает примерно паритетное число осетин и ингушей. Их чересполосное расселение на спорных территориях существенно ограничивает возможность радикального разрешения территориального спора в интересах какой бы то ни было стороны.

Довольно стремительно в 90-е гг. нарастала конфликтная ситуация в Карачаево-Черкессии. Многонациональная

республика (по переписи 1989 г. русских — свыше 40 %, карачаевцев — свыше 30 %, около пятой части населения республики составляли черкесы (9 %), абазины (7 %) и ногайцы (3 %)) также оказалась втянутой в процессы политического сепаратизма. В течение 1990—1991 гг. были попытки самопровозглашения Республики Карачай, Черкессии, Республики Абаза (Абазинская республика), Баталпашинской казачьей республики, Зеленчукско-Урупской казачьей республики. Начавшиеся земельные споры обострили отношения, в первую очередь, между карачаевцами и казаками, а также между близкородственными черкесами и абазинами. Особый резонанс вызвало провозглашение в конце 1991 г. Зеленчукско-Урупской казачьей республики. Именно тогда в г. Карачаевске начался бессрочный митинг протеста против провозглашения этой республики. Крайне обострились отношения между русскоязычной частью населения и карачаевцами, что, в свою очередь, повлияло на позиции представителей других национальностей .

Абазины выступили с требованием возвращения отрезанных во времена коллективизации земель, принадлежавших абазинским аулам. Кроме того, опасаясь ассимиляции черкесами, они поставили вопрос не только о создании абазинского национального округа, но и «своих» сельсоветов. Высказывались претензии и по поводу неравноправного положения при распределении административных постов.

Свои требования выдвинули ногайцы. Несмотря на то, что в республике проживает менее четверти всех ногайцев Северного Кавказа, они выдвинули идею о создании на основе Ногайской степи самостоятельного национально-территориального образования. Крайнее недовольство ногайцев вызывала запущенность социально-бытовых проблем и дискриминация при решении кадровых вопросов.

Кадровая проблема оказалась в центре межэтнической напряженности в Карачаево-Черкесии в конце 90-х гг., когда сошлись в борьбе за президентский пост представители двух титульных наций. Митинговые страсти, бурлившие неделями, вызвали крайнее обострение ситуации

в республике. Потребовалось активное участие федерального центра, чтобы эмоции немного улеглись, и межэтническая напряженность пошла на убыль.

Неоднократно обострялись межэтнические отношения в Кабардино-Балкарии. В этой республике балкарцы, в прошлом одна из пяти горских общин Кабарды, составляют ныне чуть более 9 % населения. По переписи 1989 г. кабардинцы составляли 48,2 %, русские 32 % населения республики. Ключевые кадровые позиции в республике принадлежат кабардинцам. Кроме того, балкарцы территориально разобщены. Их удельный вес в разбросанных по территории населенных пунктах (за исключением одного из районов) составляет от 1—2 до 30 %.

Первое обострение напряженности произошло в 1991— 1992 гг. Балкарцы выдвинули требование о преобразовании Кабардино-Балкарской автономной республики в Конфедерацию Кабарды и Балкарии. На съезде балкарского народа (март 1991 г.) избранный Национальный Совет балкарского народа принял резолюцию, в которой, в частности, говорилось о восстановлении районов Балкарии в границах, существовавших на момент выселения балкарцев в 1944 г. Лидеры балкарского национального движения утверждали, что «балкарским хозяйствам не были возвращены сельхозугодья, которыми они пользовались на момент их насильственного выселения, часть территории Балкарии превращена в заповедники, зоны массового отдыха, туризма и альпинизма. В пределах этих территорий балкарцам запрещено пользоваться сельхозугодьями, селиться, строить и даже обновлять жилье» (Обращение Национального Совета балкарского народа к ВС РСФСР в связи с провозглашением Республики Балкария 8 фeвpаля 1992 г. // Тере. 1992. № 14). К числу территориальных претензий относится также вопрос о Баксанском ущелье (юго-западной части Эльбрусского и Нагорного районов) — той части территории Балкарии, которая в 1944 г. была передана Грузии и заселена сванами.

Второй раз межэтнические отношения в республике обострились в ноябре 1996 г. Съезд балкарского народа вновь провозгласил создание суверенной республики Балкария,

принял постановление об атрибутах государственной власти и государственных языках, учредил на переходный период высший орган власти — Госсовет (Балкарский Форум. Январь 1997 г.)- Отказ от этих требований в последующем и разрешил окончательно конфликтную ситуацию.

В таких республиках, как Карачаево-Черкесия и Кабардино-Балкария, конфликты на этнической почве особенно опасны для сохранения государственно-политического единства. В самом названии этих республик присутствует потенциал распада. Биполярная конфликтность опаснее для единства, нежели полицентричное состояние конфликтности. Об этом .свидетельствует общая теория конфликта, в соответствии с которой конфликт обладает дифференцирующей функцией, т.е. способностью разлагать прежнее единство на составляющие элементы, способные в дальнейшем к саморегенерации. Таких элементов или новообразований в рамках прежней целостности может быть довольно много, но никак не меньше двух. Поэтому всякое приближение к биполярности особенно чревато угрозой распада прежнего единства. Если речь идет о государственно-политическом единстве, то угроза эта сводится к потере прежнего государственного формообразования. Если речь идет конкретно о таких республиках, как Карачаево-Черкесия, то даже незначительный конфликт титульных наций несет в себе значительную угрозу сохранения самой республики. Однако, несмотря на острую предвыборную борьбу, после избрания президентом КЧР М. Батдыева (сентябрь 2003 г.) наметились перспективы стабилизации ситуации.

В этом отношении гораздо большим этническим потенциалом государственной стабильности обладает такая республика, как Дагестан. В этой горной стране проживает более 30 народов, причем, ни один из них не обладает демографическим превосходством. По данным переписи 1989 г., наиболее многочисленными являются аварцы (27,6 %) и даргинцы (18,8 %), но высокая этническая мозаичность второй половины населения республики уравновешивает их относительное численное превосходство. Можно сказать, что все население Дагестана состоит из этнических меньшинств.

Несмотря на то, что в Дагестане, как и в других республиках Северного Кавказа, не обходилось без конфликтов на национальной почве, все же история этой страны не знает серьезных, угрожающих самому существованию республики, межэтнических конфликтов.

Однако политика федеральной власти коснулась и Дагестана. В условиях ухудшения ситуации в экономике и социальной сфере (резкое падение производства, небывалая безработица, отсутствие социальной защищенности населения) началось стихийное переселение горцев на равнину. Это обострило отношения между кумыками и аварцами, кумыками и даргинцами, лезгинами и азербайджанцами, горцами и русскими. Острой остается лезгино-азербайджанская проблема. Государственная граница между Азербайджаном и Россией разделила лезгинский народ на две части. В результате около 300 тыс. лезгин остались в Дагестане, а свыше 400 тыс. человек — в соседнем Азербайджане. И все же, несмотря на то, что сепаратизм как национализм этнических меньшинств проявился и в Дагестане, властные структуры республики, поддерживаемые большинством общественных и национальных движений, выступают за сохранение государственно-территориальной целостности и единства Дагестана в составе России. Дагестанцы любят повторять: «Мы добровольно в Россию не входили и добровольно из нее не собираемся выходить». Такая позиция нашла отражение в Конституции республики, в которой нет упоминания о независимости.

Еще одна сюжетная линия региональной конфликтности на Юге России связана с конфессиональными различиями населения этого района. Здесь пока еще нет особой остроты, но потенциально, при дальнейшем ухудшении общей ситуации в регионе (особенно при ослаблении позиций России и усилении зарубежного влияния) именно в этом векторе конфликтной напряженности можно ожидать крайне деструктивных последствий. Эти опасения подтверждаются

общим ростом религиозности населения, непропорциональным изменением численности представителей отдельных конфессий, общим изменением вектора мировой религиозной активности.

Конфликты на территории Юга России отражают сегодня высокую степень социальной, политической и межэтнической напряженности в регионе. В зависимости от конкретных условий, эта напряженность материализуется в разных по содержанию, направленности, форме, остроте и масштабности столкновениях, в разных по типу конфликтах. В области межэтнических отношений можно выделить несколько типичных групп проявления региональной конфликтности.

Во-первых, это конфликты, возникающие на бытовой почве. Как правило, они происходят между представителями разных национальностей. Феномен этноцентризма находит здесь множество подтверждающих примеров особого отношения людей к представителям другой нации. Бытовые конфликты также возникают и между представителями одного этноса, на субъэтнической или родоплеменной основе. Старинная черкесская пословица гласит: «Два брата делят огород — без скандала не обойтись». Резкое изменение прежних основ общественной жизни нередко сказывается и на содержании семейно-бытовых отношений. Однако в большинстве случаев такие конфликты носят кратковременный и эпизодический характер, не оказывая существенного влияния на общую ситуацию в регионе.

Во-вторых, конфликты между представителями различных национальностей в многонациональных административно-государственных образованиях. Как правило, каждая из республик Северного Кавказа многонациональна. Конфликты на этой почве разворачиваются между представителями наиболее многочисленной нацией и национальными меньшинствами, между титульными нациями, между титульной нацией и другими национальностями. Эти конфликты, как правило, имеют свою историю, носят длительный и массовый характер. Они наиболее опасны для сохранения государственно-политического статус-кво многонациональной республики, особенно когда ситуация в своем развитии достигает предельной степени поляризации состоящих в конфликте сторон.

В-третьих, межнациональные конфликты межгосударственного характера. К такого типа конфликтам в регионе можно отнести конфликты между Северной Осетией и Ингушетией, а также Чечней и Дагестаном. Фактор этноцентризма в таких конфликтах не является определяющим. Эти конфликты в определяющей степени зависят от интересов и позиций, которые занимают политические элиты государств. Политические элиты в подобных ситуациях, как правило, разыгрывают национальную карту, преследуя свои политические интересы, либо попустительствуют стихийному разгулу национализма с теми же политическими целями.

В-четвертых, конфликты между национально-государственными образованиями в регионе и политикой федерального центра. По причинам возникновения и развития региональной конфликтности, по формам ее проявления и вероятным перспективам это, пожалуй, самые важные, самые значимые конфликты. Как и в предыдущем случае, данные конфликты носят в большей мере политический характер. Однако по мере развития и длительного сохранения конфликтной напряженности национальные аспекты конфликтных отношений имеют тенденцию усиливать свое влияние, а иногда и становиться определяющими в развитии событий. Не случайно антирусские настроения в регионе значительно усилились по сравнению с началом 90-х гг. Дальнейшие ошибки и непоследовательность российского руководства в региональной политике могут еще больше осложнить национальные отношения и подорвать стратегическое влияние России в регионе.

Ближайшая история региональных конфликтов на Юге России показывает, что нарастание межэтнической конфликтности — это не локальное явление, а общее свойство, объективная закономерность поликультурной системы реагировать на политику резкого изменения привычных основ национального бытия и нарушения баланса межэтнического взаимодействия.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аствацатурова М.А. Диаспоры в Российской Федерации б формирование и управление. Северо-Кавказский регион. Ростов н/Д; Пятигорск, 2002.

2. Белозеров B.C. Этнодемографические процессы на Северном Кавказе. Ставрополь, 2000.

3. Бурдъе П. Социология политики. М., 1993.

4. Волков Ю.Г. Политическое состояние общества Юга России в постперестроечное время // Проблемы этнополитики и политологии. Ростов н/Д, 2000.

5. Волков Ю.Г., Мостовая И.В. Социология. М., 1998.

6. Волков Ю.Г., Черноус В.В. Этничность как фактор устойчивого развития в условиях модернизации // Государственное и муниципальное управление. 2003. № 2.

7. Волкова Н.Г. Основные демографические процессы // Культура и быт Северного Кавказа. М., 1968.

8. Вынужденные мигранты на Северном Кавказе. М., 1997.

9. Гарданов В.К. Социально-экономические процессы // культура и быт Северного Кавказа. М., 1968.

10. Дагестан в период социальных реформ. Махачкала, 2002.

11. Деметрадзе М.Р. Проблемы межэтнической дистанции:

культурологические аспекты // Москва — Кавказ: Диалог культур. М., 1999. С. 59.

12. Денисова Г.С, Радовелъ М.Р. Этносоциология. Ростов н/Д, 2001.

13. Казанцев В.Г. Социальная и этнополитическая ситуация в Южном регионе России. Ростов н/Д, 2000.

14. Кириченко Н. Неокавказская экономика // Известия.

1999. 11 авг.

15. Кисриев Э.Ф. Национальность и политический процесс в Дагестане. Махачкала, 1998.

16. Ксенофобия на Юге России: вызов социальной безопасности. Ростов н/Д, 2004.

17. Ксенофобия на Юге России: сепаратизм, конфликты и пути их преодоления // Южнороссийское обозрение ЦСРИиП ИППК при РГУ. Вып. 6. Ростов н/Д, 2002.

18. Кульчик Ю.Г., Конькова З.Б. Нижнетерское и гребенское казачество на территории Дагестана. М., 1995. С. 27.

19. Лебедева Н.М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993. С. 5.

20. Межэтнические отношения и конфликты в постсоветских государствах. М., 1999. С. 34—35.

21. Марченко Г.И. Этнос как объект и субъект политики: социальные основы национальной политики // Вестник МГУ. Сер. 12. Полит, науки. 1997. № 5.

22. Мир на Кавказе для нас и наших потомков. Ростов н/Д, 2001.

23. Проблемы этнополитики и политологии. Ростов н/Д, 2000.

24. Пути мира на Северном Кавказе. М., 1999.

25. Русские на Северном Кавказе: вызовы XXI века // Северокавказское обозрение ЦСРИиП ИППК при РГУ. Вып. 10. Ростов н/Д, 2002.

26. Рывкина Р.В. Социология экономики переходного периода. М., 1998.

27. Рязанцев С. Миграционная ситуация в Ставропольском крае в новых геополитических условиях. Ставрополь, 1999. С. 11.

28. Сикевич З.В. Социология и психология межнациональных отношений. СПб., 1999. С. 39.

29. Силовые структуры в этнополитических процессах на юге России. Ростов н/Д, 2003.

30. СМИ в этнополитических процессах на Юге России. Ростов н/Д, 2003.

31. Современное общество на Юге России: основные тенденции развития. Ростов н/Д, 2001.

32. Современное положение Чечни: социально-политический аспект // Южнороссийское обозрение ЦСРИиП ИППК при РГУ. Вып. 4. Ростов н/Д, 2001.

33. Социально-политическая ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы. М., 2001.

34. Тишков В.А. Вперед, назад или в никуда? // Вестник миротворческой миссии на Северном Кавказе. Вып. 2. Пятигорск, 1998. С.18.

35. Тощенко Ж.Т. Этнократия: история и современность (социологические очерки). М., 2003.

36. Ханаху Р.А. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени (социально-философский анализ). Майкоп, 1997. С. 32.

37. Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов н/Д, 1997.

38. Glazer N.. Moynihan D.P. Beyond the Melting Pot: The Negroes, Puerto Ricans, Jews, Italians, and Irish of News York City. N.Y., 1963.

39. Schermerhord RA. Comporative Ethnic relations: A Frame-

work for Theory and Research. N.Y., 1970.

40. Van den Berghe P.L. Race and Racism: A Comporative

Perspective. N.Y.: John Wiley and Sons, 1978.

Регионоведение: Учебное пособие. .2-е изд., испр. и Р31 доп. / Отв. ред. профессор Ю.Г. Волков. - Ростов н/Д: Феникс, 2004. - 448 с. ISBN 5-222-04815-2 ББК 66. 3(2Рос) Р31 стр. 308-322