Особенность ситуации на Восточном Кавказе по сравнению с аналогичными проблемами в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и т.д. заключается в том, что в случае Каказской Албании, на культурное, а порой и политическое наследие которой претендует целый ряд народов, загадочно «исчезло» известное со времен античности государство, не уступавшее по своему значению Армении и Иберии. Несомненно, что игнорирование очевидной роли лезгин в истории древней Кавказской Албании, Дагестана и современного Азербайджана, которое имеет место, например, в дагестанской и азербайджанской историографии, тормозит решение соответствующих «загадок» и обусловлено соображениями политического характера. Вопрос этнической принадлежности кавказских албанцев, остается дискуссионным, несмотря на большое число опубликованных в последние годы работ по истории этого древнего государства на территории Восточного Кавказа, а также первые успехи в расшифровке палимпсестов с албанскими христианскими текстами, обнаруженными в свое время грузинским ученым Алексидзе в монастыре на Синае. Часть авторов настаивает на преобладании изначально лезгинского этнического массива на территории этого античного государства. Другие, соглашаясь с неоспоримым наличием в Кавказской Албании автохтонного кавказского населения, не согласны с доводами о доминирующей роли лезгин, ссылаясь на засвидетельствованную здесь полиэтничность, и пытаются обосновать значительную составляющую тюркского, иранского или армянского этнических массивов. Предметом отдельной дискуссии являются границы Кавказской Албании, которые на севере у некоторых исследователей доходят до Сулака, а на юге охватывают области значительно южнее Куры. Очевидной является политическая окраска данного круга вопросов в связи с проблемами разделенного народа – лезгин, исконная этническая территория которого вследствие развала СССР поделена между двумя новыми государствами Азербайджаном и Россией по реке Самур (лезгинское название Кьулан ВацI – т.е. Срединная река). Особенность ситуации на Восточном Кавказе по сравнению с аналогичными проблемами в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и т.д. заключается в том, что в случае Каказской Албании, на культурное, а порой и политическое наследие которой претендует целый ряд народов, загадочно «исчезло» известное со времен античности государство, не уступавшее по своему значению Армении и Иберии. Несомненно, что игнорирование очевидной роли лезгин в истории древней Кавказской Албании, Дагестана и современного Азербайджана, которое имеет место, например, в дагестанской и азербайджанской историографии, тормозит решение соответствующих «загадок» и обусловлено соображениями политического характера. Одним из важных вопросов является при этом решение проблемы происхождения этнонима албан. Учеными давно было высказано предположение, что корни этого этнонима следует искать в языках автохтонных народов Восточного Кавказа (Энциклопедический лексикон, т. 1, СПб, 1835, с. 415). Среди прочих об этом достаточно убедительно написал в 1993 году азербайджанский археолог Халилов, который еще в 1965 году проводил раскопки на территории проживания лезгин в Кусарском районе Азербайджана. По мнению автора этноним албан является производным от теонима Алпан, который известен в лезгинской мифологии как «бог огня». Он указывает далее, что «в истории зафиксировано много случаев, когда имя первичного божества впоследствии превращается в этническое наименование его почитателей (Ашшур – ассирийцы, Амурру – аморейцы, Азер – азери и т.д. – см. Дж. А. Халилов, О некоторых божествах древнелезгинского пантеона//Тезисы первой научной конференции «История лезгин», Баку, 1993, с. 25-26). Однако неясной оставалась долгое время этимология слова, корни которого пытались найти в армянском, иранском и даже в кельтском и алтайских языках!? При этом некоторые ученые ссылаются на тот факт, что и названия соседних с Кавказской Албанией античных государств (Армения и Иберия) не имеют корней в местных языках. Ряд армянских ислледователей придерживается мнения, что термины албан/агван являются не этническими, а географическими наименованиями. Следует сказать, что армянская форма агван, чаще других засвидетельствованная в источниках, несомненно, является производной из автохтонного термина албан (по этой же схеме имя Каланкатваци трансформируется у армян в Каганкатваци, Елисей/Елише в Егише, Алуэн в Агуэн и т.д.). Наиболее древним из засвидетельствованных в источниках соответствующих этнических наименований населения античного государства на Восточном Кавказе является древнегреческая форма албан- (II вв. до н.э – см. Г.А. Климов, Агванский язык, Языки мира: Кавказские языки, М. 1999, с.459), почти идентичная с лезгинским словом алпан. В лезгинско-русском словаре слову алпан дается следующий русский перевод: 1) метеорит, 2) гибельное, страшное место, 3) Кавказская Албания. (Б. Талибов, М. Гаджиев, Лезгинско-русский словарь, М. 1966, с. 44). Там же далее приводится соответствующее лезгинское проклятие вун алпанди ярай, которое авторы переводят как «пусть тебя метеорит ударит», хотя по смыслу более подходит «разрази тебя гром», или «да поразит тебя молния». Действительно, именно такой исконный смысл значения подтверждается материалом табасаранского языка, где алпан означает «молния», а проклятие алпанди йивривуз переводится как «разрази тебя гром» (Б.Г.-К. Ханмагомедов, К.Т. Шалбузов, Табасаранско-русский словарь, М. 2001, с. 56). Второе значение слова алпан в вышеуказанном словаре было бы соответственно правильнее перевести как «место, сожженное ударом молнии». При всех достоинствах лезгинско-русских и русско-лезгинских словарей, изданных в советское время, следует отметить, что они создавались в основном на базе одного из северных диалектов и изобилуют заимствованиями из русского, арабского, иранских и тюркских языков. Интереснейший исконный материал остальных северных и в особенности южных лезгинских наречий остался невостребованным. Это обстоятельство является одной из причин того, что в указанном месте не приводится рассматриваемый теоним Алпан, достаточно широко представленный в фольклоре лезгин как божество огня. Функции данного божества позволяют утверждать, что речь здесь идет, несомненно, о боге-громовержце, основным оружием которого является молния. Не случайно, что боги-громовержцы в древней иконографии часто изображались со стилизованным пучком молний в руке. Показательно, что наименование древнего государства на лезгинском языке по произношению идентично со словом, означающим «молния». Исконной формой данного имени является композиция цIай-алпан или вернее цIай-лапан (ср. будухское и крызское лепан/лепян «молния»), последнее зафиксировано в указанном выше лезгинском словаре в значении «молния» и реконструируется до древнейшего общесеверовосточнокавказского праязыкового уровня (S. Nikolayev, S. Starostin, North Caucasian Etymological Dictionary, Moscow, 1994: Asterisk Press). Данная композиция переводится по всей видимости как «огнем сверкать», так как первая часть во всех северокавказских языках означает «огонь», а вторая этимологизируется на материале целого ряда языков как «сверкать, блестеть», ср. лакское ламп учин «вспыхнуть, загореться», чеченское лепа, бацбийское лепар «сверкать», сюда же относится по всей вероятности лезгинское лупIун «мигать», в исконном варианте вероятно «блестеть» (интересен в семантическом отношении также материал даргинского языка – здесь понятия «блеск» и «молния» обозначаются одним и тем же словом лямцI). Следовательно исконным значением композиции цIай-лапан было «блеск, вспышка огня», т.е. молния. Можно предположить, что имя лезгинского бога-громовержца Алпан первоначально также звучало в виде цIай-лапан и лишь впоследствии для простоты произношения было редуцировано до сохранившейся по настоящий день формы. Следует отметить, что слово, означающее молнию цIай-лапан в речи большинства лезгин звучит как цIалпан (ср агульские дилектные варианты цIелпан/цIалп, лакское цIупар, даргинскую диалектную форму цIалип «молния»), так что идентичность соответствующего теонима, слова, означающего молния, и этнонима албан не вызывает сомнений. Тем самым отпадает проблема неясной этимологии слова албан/алпан/лапан, которое исконно являлось лишь составной частью рассматриваемого теонима и первоначально было компонентом словосочетания «блеск огня, молнии», что в точности соответствует функциям карающего огнем бога-громовержца. Для сравнения здесь можно привести функции славянского бога-громовержца Перуна, в основу имени которого также заложено слово, исконно означавшее «огонь, молния», а также бога-громовержца адыгейцев Шибле, что в переводе также означает «гроза, молния». Можно предположить, что на определенном этапе своей ранней истории (до распространения христианства, начиная с V века) во главе пантеона восточнокавказских племен стоял бог-громовержец, имя которого стало синонимом местных этнических наименований. В том, что бог грозы Алпан мог быть наделен функциями верховного бога, сомневаться не приходится (ср. – Зевс у греков), так как это среди прочего подтверждается фольклорным материалом.(Ф.А. Бадалов, Астральная религия лезгин, книга I, Москва 2006, с. 132-135). Страбон упоминает особое почитание албанами богини луны Селены (по-лезгински Варз), однако, маловероятно, что лунное божество могло быть возведено в ранг верховного. Реликтом поклонения луне у лезгин является сохранившийся у них ритуал вацIракъар (по-лезгински «дни луны», см. А.М. Ганиева, Очерки устно-поэтического творчества лезгин, М., 2004, с. 177). Наличие общенационального религиозного культа является одним из непременных условий для создания и сохранения государственности, особенно учитывая этническое многообразие родственных между собой народов в условиях горной среды, картину которого мы до сих пор наблюдаем на территории проживания лезгиноязычных народов. Можно предположить, что утрата государственности и распад союза родственных племен, описанного Страбоном и другими хронистами античности, был среди прочего результатом незавершившейся консолидации указанных народностей вокруг местного культа бога-громовержца, а впоследствие на основе общности христианской веры, не утвердившейся в преимущественно языческой Албании (А.К. Алекперов, Культы Азербайджана и антирелигиозная работа// Исследования по археологии и этнографии Азербайджана, Баку, 1960, с. 187-242). Симптоматичной является при этом широкая представленность и богатая смысловая насыщенность термина албан/алпан именно в диалектах собственно лезгинского языка, частичная утрата соответствующей мифологической терминологии у других лезгиноязычных народов и полное ее отсутствие у остальных соседей. У удин, которые нередко рассматриваются в качестве единственных «наследников» языка и культуры Кавказской Албании, это связано с этнической ассимиляцией и глубоким проникновением враждебного язычеству христианства в культуру этого народа, непосредственно соседствовавшего с христианами – армянами и грузинами. Пережитки древних языческих культов Кавказской Албании, сохранившиеся у лезгин до сих пор, свидетельствуют о преемственности соответствующих традиций именно у восточнолезгинских народов. Что касается этнической истории Албании дохристианского периода, когда культ Алпана, которого Страбон при описании Кавказской Албании называет Зевсом, объединял родственные между собой лезгиноязычные народы, то о ней мы можем судить лишь по отрывочным свидетельствам древних хронистов, которые часто пользовались информацией не из «первых рук» (К.В. Тревер, Очерки по истории и культуре Кавказской Албании, М. 1959). Попытки идентификации древних этнонимов, указанных в соответствующих источниках дополнительно осложняется путаницей в этнических наименованиях местных народов, которая сохраняется до сих пор: один и тот же народ может называться даже у ближайших соседей совершенно по-разному. Например, лезгины зовутся у даргинцев кававхье, у табасаранцев кюрелу, у агулов яркашуй, у лакцев ахты-курал; агулы зовутся у табасаранцев рукьушнар, у цахуров хывынбы, у лакцев агъал-кушайми; лакцы в свою очередь зовутся у лезгин яхул, у аварцев тумал, у даргинцев вулегуни; аварцы у лакцев зовутся яруса, у даргинцев кьарахъан, у лезгин бархъу, у кумыков тавлу и т.д. Не менее сложна ситуация с самоназваниями, причем, самоидентификация горцев зависит от ситуации – например, прибыв на один из рынков в Южном Дагестане житель высокогорного села Куруш называет себя курушцем, в Махачкале он уже лезгин, в Москве – дагестанец, в Европе - россиянин. Такая ситуация типична и для большинства других горских народов Кавказа, что наряду с другими особенностями местной культуры издревле создавало вокруг них ореол таинственности и приводило к несуразицам при описании соответствующих этнических реалий. Так в древних источниках упоминается целый ряд племен, локализируемых на территории Восточного Кавказа: албаны, гелы, леги, утии, гаргары, чилбы, сильвы, лпины, цоды, каспии и т.д.. Из этих этнонимов лишь три, албаны, леги и утии, можно с большой долей вероятности идентифицировать как предков современных лезгин и удин (о происхождении этнонима лезги/лег/лек см. www.ethnonet.ru, архив статей за 2004 г. – И. Гаджимурадов, Роль тотемизма в происхождении некоторых кавказских этнонимов). При этом албаны и леги являются наименованиями одного и того же народа – это наблюдается и в более позднее время, например, у грузинского писателя X века Евфимия Святогорца этнонимом леки названы албаны (К.С. Кекелидзе, Вопросы классификации и географического распределения народов в древнегрузинской литературе//Этюды, т. I, с. 178). Интересно также созвучие имени албан с упоминаемым в древнеармянских источниках этнонимом лпин/лбин – последний фигурируют у Плиния в форме лупен- (ср. здесь наименование молнии у будухцев и крызов лепан/лепян). Еще во второй половине XIX века кавказовед И. Шопен высказал убеждение, что в названии страны «Лпинк-Лбния» нельзя не усмотреть искаженное силлабическое слоговое «Алпани», «Албания» или «Алания» (И. Шопен, Новые заметки на древние истории Кавказа и его обитателей, СПб., 1866, с. 373). Подобную же мысль высказал С. Юшков в 30-е годы 20-го века: «Вопрос о Лбнии кажется, никем не был поставлен в исторической литературе, но можно полагать, что Лбния есть один из осколков древней Албании, а название Лбния есть модификация слова Албания» (С. В. Юшков, К вопросу о границах древней Албании.—Исторические записки, т. I, изд. Института истории АН СССР, 1937, с. 138—139). Эта мысль подтверждается упоминанием страны под названием Лепон при перечислении областей, примыкающих к Албании с востока, у одного анонимного раннесредневекового автора из Равенны «...item patria Albania item patria Masageton, item patria Caspiae, item patria Lepon...» (Аnonymi Ravennatis, Cosmographia, II. 12, р. 68). Видимо не случайно, что соответствующая страна Лпинк, упоминаемая в древнеармянских источниках, локализуется приблизительно в регионе нынешнего расселения лезгинских народностей шахдагской группы (крызов, будугцев и хиналугцев – ср. Б.А. Арутюнян, К вопросу о локализации страны Лпинк, К освещению проблем истории и культуры Кавказской Албании и восточных провинций Армении. Составитель: П. М. Мурадян; Издательство Ереванского гос. университета, 1991, с. 107-125). Приведенные данные свидетельствуют о верности предположения, что соответствующие этнонимы первоначально были рефлексами местных теонимов Алпан/Лепан, в которых отображено слово, означающее на соответствующих языках понятие «молния» и «бог-громовержец». Перечисление племен Кавказской Албании, когда на первом месте упоминаются албаны, становится более понятным, если после этнонима албан поставить двоеточие. То есть, после упоминания общего названия идет перечисление родственных этнических единиц, входящих в соответствующий союз. Именно так следует понимать послание, адресованное русскому царю Петру I удинами Карабаха в XVIII в. на удинском языке, где среди прочего сказано: «Мы агванцы и по нации утийцы», т.е. «мы удины, входившие в албанский союз» (Государственный архив феодально-крепостнической эпохи. Армянские дела, 1724 г., л. 27). По этой аналогии можно сказать также «мы албаны, по нации агулы», «мы грузины, по нации мингрелы», «мы немцы, по нации саксонцы» и т.д.. Таким образом собирательное наименование албан/алпан для союза племен, связанных между собой общностью культа верховного бога-громовержца Алпана, можно считать наиболее вероятной версией происхождения древнего этнонима. Однако, речь может здесь идти лишь об этнически близкородственных народностях, которые могли объясняться между собой на общепонятном языке-койнэ. Таким языком мог быть предшественник современного лезгинского, который до усиления на Восточном Кавказе тюркских государств и этнического обособления местных народов мог служить языком межнационального общения у удин, рутульцев, цахуров, агулов, табасаранцев, крызов, будухов и хиналугов – реликты этого положения наблюдаются по сегодняшний день (М.М. Ихилов, Народности лезгинской группы, Махачкала, 1967, с. 35-37). Кроме этого, именно на территории современных лезгин сохранились топонимы, созвучные с этнонимом албан/алпан (например, село Алпан на в Кубинском районе Азербайджана), именно в языке и фольклоре лезгин наиболее четко прослеживаются реликты древнего культа бога грозы Алпана. Допуская, что исторически в населении Кавказской Албании могли быть представлены «нелезгинские» народы кавказского и иного происхождения, в качестве опоры соответствующей государственности могут рассматриваться народности лезгинской языковой группы, в первую очередь собственно лезгины, занимающие стратегически выгодное положение в предгорьях и горах Юго-Восточного Кавказа в непосредственной близости от Дербентского прохода. Интересным в этом отношении представляется упоминание у древних авторов Кераунских гор, которые представляли собой северную границу Кавказской Албании (К. Алиев, Античные источники по истории Азербайджана, Баку, 1986, с. 19). Здесь могла иметься в виду гора Куру-Даг, известная в прошлом под названием Курей-Даг или Куреи(н)-Даг, одна из вершин Самурского хребта (Б.Г. Алиев, М.-С.К. Умаханов, Историческая география Дагестана, книга II, Махачкала, 2001, с. 210). Возможно, что так в древности назывался весь Самурский хребет, который обрамлял северную окраину античного государства (К. Алиев, Античная Кавказская Албания, Баку, 1992, с. 26). Некоторые ученые, включая в состав Кавказской Албании весь Нагорный Дагестан, тем не менее за центральную ее часть принимают именно область по реке Самур. Сама река Самур идентифицируется как упоминаемая у Птолемея река Албан, в непосредственной близости от которой локализируется город Албана (развалины городища Топрах-Кала недалеко от г. Белиджи, к югу от Дербента, ср. М. Исаков, Исчезнувший город в Дагестане// Исторический журнал, N6, 1941). На исторической лезгинской территории расположены также остатки городища бывшей столицы Кавказской Албании (до V века) города Кабалака/Кабалак (предполагается этимология на основе лезгинского Кьвепелек «у двух холмов»). Окончательные ответы на поставленные вопросы невозможны без детальных археологических исследований, в первую очередь на территории расселения лезгин, где имеются остатки поселений албанского времени, надписи на могильных камнях, предположительно на албанском языке, могущие пролить свет на неизвестные страницы истории Кавказа (Н. Нариманов, И. Шихвердиев, Археологические материалы эпохи бронзы из Кубинского краеведческого музея// Археологические исследования в Азербайджане, Баку, 1965, с. 87). Kак мы видим, утеря государственности не означает автоматически исчезновение соответствующего этноса – лезгинам благодаря своей многочисленности и труднодоступности мест обитания удалось сохранить в своем языке и культуре важные компоненты, характеризовавшие много веков назад Кавказскую Албанию. И. Гаджимурадов/Германия http://politruk.info/index.php?option=com_content&task=view&id=2593&Itemid=207
|
