Городище Торпах-кала расположено в 20 км к югу от Дербента, у северной окраины пос. Белиджи, в междуречье Рубаса и Гюльгеры-чая (р. Гюрген) и представляет собой один из крупнейших археологических объектов Восточного Кавказа. Первое упоминание об этом памятнике встречается у Джона Кука (Cook J. 1770. Vol. I, p. 375. Vol. II, p. 363, 364) и Иоганна Лерха (Lerche J.J. 1791. S. 304-305), которые пересекли Приморский Дагестан в 1747 г. в составе посольства князя Голицына в Персию. Д. Кук именует городище Turpocala (тюрк.-араб. Торпах-кала «Глиняная (земляная) крепость»), а И. Лерх – Toprak Kale и Sche-herge (перс. Шехер-гях «Место города»). Оба автора дают сходные сведения, согласно которым городище предстает «царской резиден-цией».

Очевидно, именно этот памятник фигурирует в «Истории албан» Мовсеса Каланкатваци (VII в.): в главе II,39 албанский историк сообщает, в частности, о том, что посольство епископа Исраела, направленное зимой 681-682 гг. князем Албании Вараз-Трдатом к предводителю гуннов Алп-Илитверу, не доходя Дербента, прибыло в «древнюю царскую резиденцию, в то место, где Григорис, католикос Албании, был удостоен венца мученика» (Dasxuranci. 1961. Р. 154-155).

Именно рядом с городищем Торпах-кала, в 4,5 км к юго-востоку от него, возле сел. Нюгди, была построена, по преданию, на месте гибели Просветителя Албании св. Григориса, и ныне возвышается величественная часовня, которая еще в конце XIX – начале XX в. являлась христианской святыней Восточного Кавказа (Комаров А.В. 1882. С.438-439). Имя погибшего здесь миссионера отложилось и в ином названии рядом расположенной р. Гюльгеры-чай (Гюрген), которую раньше жители Нюгди именовали также Григорин-чой «река Григора».

Городище Торпах-кала неоднократно привлекало внимание специалистов. В 1923 г. оно было осмотрено А.С. Башкировым, который отметил его сходство в планировке с северо-персидскими и юго-западными туркменистанскими укреплениями (Башкиров А.С. 1927. С.235-236). В 1937 г. городище посетил Е.А. Пахомов (Пахомов Е.А. 1938. С.34), а в 1941 г. – М.И. Исаков (Исаков М.И. 1941. С.156-157). В их публикациях была приведена самая общая, очень краткая характеристика этого неординарного памятника.

В начале 1950-х гг. территория городища была передана в ведомство Министерства обороны СССР и закрыта для посещения. В 1957 г. В.Г. Котович осмотрел небольшой участок в западной части памятника (Котович В.Г. 1957. С.97-101). На основании подъемного керамического материала исследователь датировал памятник V-VIII вв., а также выделил среди полученных с террито-рии городища фрагментов «лепную керамику архаического облика, которая сближается с керамикой поселений конца энеолита – начала ранней бронзы» (Котович В.Г. 1957. С.97-99). М.И. Исаков же сначала предположительно датировал городище последними веками до н.э. – первыми веками н.э. и отнес его гибель к IV-V вв. н.э. (Исаков М.И. 1941. С. 156-157), затем ограничил время его существования первыми веками н.э. (Исаков М.И. 1959. С. 204), а позже – второй половиной I тыс. н.э. (Исаков М.И. 1966. С. 15).

Он также полагал, что здесь находился город Албана, упомянутый Клавдием Птолемеем в списке населенных пунктов Кавказской Албании (Исаков М.И. 1941. С. 156-157). С.Т. Еремян идентифицировал это городище с раннесредневековым городом Чор, который, по его мнению, являлся столицей царства Маскутских Аршакидов (Очерки истории СССР. 1958. С. 304, 316). В.Г. Котович локализовал на месте Торпах-калы город Беленджер – одну из ранних хазарских столиц, которую, как и С.Т. Еремян, отождествлял с городом Чор (Котович В.Г. 1974. С.199). Позднее М.С. Гаджиевым была предложена идентификация городища с сасанидским городом Шахристан-и Йездигерд (Гаджиев М.С. 1980), возведенным, согласно сирийской хронике города Карка де бет Селох (кон.V-VI в.), шаханшахом Йездигердом (438-457) в области Чол (Hoffmann G. 1880. S.50). Такой разброс мнений в датировке и интерпретации городища Торпах-кала был обусловлен как самой археологической неизученностью объекта, так и шире – слабой разработкой многих вопросов исторической географии Восточного Кавказа I тыс. н.э. В настоящее время памятник расположен на территории Учебного центра Дербентского погранотряда Управления федеральной пограничной службы ФСБ РФ и доступ на него ограничен. Городище имеет трапециевидную форму и занимает площадь свыше 100 га (рис. 1). Длина его валов – от 950 м до 1150 м, высота – 7-8 м, ширина – 30-39 м. Общая протяженность их составляет 4400 м. Следует отметить, что в отдельных местах на вершине валов наблюдаются провалы грунта, очевидно, фиксирующие наличие внутренних пустот, по всей видимости, коридоров в местах ныне не видимых входов и внутренних лестниц для подъема на стены.

Толщина стен городища позволяла сооружать подобные внутренние коридоры и лестницы в теле куртин. С внешней стороны валы имеют 144 полукруглых выступа, расположенных через каждые 28-30 м и фиксирующих местонахождение башен. В каждом валу имеются разрывы, указывающие в ряде случаев на расположение в этих местах городских ворот, фланкированных башнями. Городище по пери-метру было защищено рвом (ширина 20-25 м), ныне заплывшим аллювиальными отложениями (за исключением рва вдоль юго-восточного вала, заполненного проточной водой). На сооружение городских стен шла материковая глина, добываемая непосредственно на месте – из создаваемого рва, и, очевидно, что первоначальный объем рва был близок объему укреплений городища.

В 1999 г. Дербентская археологическая экспедиция Института истории, археологии и этнографии Дагестанского НЦ РАН с разрешения командования Особого Кавказского пограничного округа (ныне УФПС ФСБ РФ) провела рекогносцировочные работы на городище Торпах-кала, а в 2000 г. – начала на нем раскопки.

В результате проведенных работ на памятнике были исследованы его стратиграфия, оборонительные сооружения, позволившие датировать городище V-VI вв. н.э. (Гаджиев М.С. 2001. С. 32-40; Гаджиев М.С., Бакушев М.А. 2005. С. 66-67). Большое значение имело обнаружение и исследование на территории городища поселения эпохи ранней бронзы, расположенного в восточном углу городища (Гаджиев М.С., Магомедов Р.Г. 2002. С.31-33; 2002а. С.52-54). Имеющиеся в отдельных местах обнажения вала, окружающего городище, фиксируют скрытые в них некогда мощные стены, сложенные из сырцового кирпича на глиняном растворе. Одно из таких обнажений расположено в центральной части юго-западного вала – между башнями 51 и 52, где его прорезала грунтовая дорога.

Произведенный здесь разрез (разрез I) позволил исследовать структуру вала и скрытую в нем оборонительную стену. В результате проведенных работ был получен поперечный профиль сохранившейся центральной части вала шириной 17,5 м. Первоначальная ширина по основанию вала на данном участке составляла, судя по направлению склонов и линии подошвы вала, ок.30 м. Края полы вала с обеих сторон были разрушены земляными работами, что, однако, не изменило общую стратиграфическую картину. Вал был перекрыт слоем гумуса и ниже – слоем 1, представлявшим плотную, светло-коричневую глинобитную массу, которая образовалась в результате полного постепенного и естественного разрушения сырцовых кирпичей верхних рядов кладки, из которых была сложена выявленная в валу оборони-тельная стена.

Оборонительная стена, перекрытая слоем 1, занимает центральную часть вала и представляет собой сплошную кладку из квадратных сырцовых кирпичей 38-42х38-42х10-12 см различных оттенков коричневого, бежевого цвета. Кирпичи уложены плашмя цепным способом на плотном глиняном желтовато-бежевом растворе. Толщина горизонтальных швов между рядами кирпичей составляет 1-4 см, обычно – 2-3 см. Толщина вертикальных швов колеблется от 1,5 см до 4 см, при норме 2,0-2,5 см. В разрезе зафиксировано на уровне от полотна дороги до верхних отметок стены 25-27 рядов сырцовых кирпичей на высоту 2,75-2,90 м. Это зафиксированная разрезом сохранившаяся высота стены.

Но необходимо иметь в виду, что нижние ряды кладки стены уходят в толщу полотна дороги, и общая сохранившаяся высота стены на данном участке, как показали дальнейшие исследования, составляет около 4,5 м. Ширина стены у ее основания составляет 10,20-10,25 м. Наружный фас стены имеет наклон 120, что позволяло ликвидировать пристенное «мертвое пространство», а внутренняя грань ее вертикальна. С обеих сторон к остаткам сырцовой стены примыкал располагавшийся ниже слоя 1 слой 2, представляющий собой плотную, светло-коричневую, сырцово-суглинистую комковатую массу полностью разрушившихся и сильно фрагментированных сырцовых кирпичей толщиной 10-12 см. Этот слой, обра-зовавшийся в результате разрушения стены, наклонной лентой следует от фасов стены вниз к краям вала.

Вплотную к основанию наружного фаса сырцовой стены под слоем 2 примыкает слой 3, представляющий собой очень рыхлый, светло-коричневого цвета, пылевидный грунт. Судя по структуре слоя, его стратиграфическому положению, конфигурации, можно считать, что он образовался после завершения функционирования стены, но до процесса ее активного разрушения и со временем накапливался у ее основания.

В месте расположения прилегающей к разрезу башни 52 вал имеет высоту от подошвы до вершины башни 7,0 м. Башня фиксируется по крупному полуовальной формы выступу в средней и верхней части вала, ширина которого здесь составляет около 37 м. Диаметр выступа по его основанию около 24 м, вынос – 11,5 м.

целью определения параметров данной башни и ее конструкции, здесь рядом с разрезом I был заложен раскоп II (рис. 1). Заметим, что данная башня является типичной по своим внешним признакам (и, очевидно, параметрам) среди башен городища, на котором более крупными размерами выделяются угловые башни, особенно южная угловая башня, представляющая собой своего рода крупный округлый бастион.

Стратиграфия вала в месте расположения выступа башни, на участке его изучения, аналогична в целом стратиграфии его, полученной при исследовании вала на прилегающем разрезе. Остатки башни перекрыты плотным, светло-коричневым однород-ным грунтом, представляющий глинобитную (сырцово-суг-линистую) массу (слой 1), образовавшейся в результате постепенного природного разрушения сырцовых кирпичей верхних рядов кладки башни. Но в стратиграфии наблюдаются и отличия.

Так, если в восточной части раскопа, ближе к стыку с куртиной ниже слоя 1 следовал описанный выше слой 2 (масса раз-рушившихся и сильно фрагментированных сырцовых кирпичей), то в западной части раскопа, у внешнего края башни, их разделяет тонкая прослойка золы и обожженной земли (слой 3), плавно опус-кающаяся согласно конфигурации вала в юго-западном направлении и выходящая за пределы раскопа. Она не доходит до наружной грани башни 0,80-0,85 м. Очевидно, что прослойка свидетельствует о каком-то пожаре на данном участке до образования слоя 1, фиксирующего окончательное разрушение укреплений и прекращение их функционирования, но после возникновения слоя 2, отмечающего частичное разрушение башни и оборонительной стены.

Эту прослойку подстилает прослойка глинобита (слой 4) светло-коричневого цвета, близкая по структуре, цвету, плотности сырцовым кирпичам. В ней наблюдаются и отдельные линзы комковатого, плотного, коричнево-серого грунта с фрагментами черного аллювиального ила. Продолжением этой прослойки является примыкающий к ней с юго-западной стороны (со стороны рва) темно-серый, местами почти черный слой (слой 5) плотного аллювиального ила, выходящий за пределы раскопа.

Этот слой фиксирует высокое стояние воды в расположенном рядом рву, находящемся в нескольких метрах от подошвы вала. Относительная хронология этого явления соответствует времени до образования слоя 3 (слой пожара) и слоя 1 (прекращение функционирования городища) и после образования слоя 2 (частичное разрушение укреплений) и, очевидно, оно связано с какими-то военными событиями, вызвавшими данные коллизии. Возможно, эти слои регистрируют два этапа функционирования укреплений, и было бы заманчиво связывать образование слоя 2 и последующих вышележащих аллювиального и зольного слоев с событиями сер. V в., когда городище, как полагаю, было подвергнуто разрушению во время антииранского восстания под руководством Вардана Мамиконяна.

Не исключено, что именно об этом городе-крепости «на границе албанов и хонов» писал древнеармянский автор V в. Егишэ, разрушением которого повстанцами во время восстания 450-451 гг. «был крайне удручен» шаханшах Йездигерд II, т.к. «начав издавна, только-только смогли построить» (Eгишэ, 1971. С.118). Слои 4 и 5 в западной части раскопа подстилает слой 6, представляющий собой светло-коричневый, рыхлый, комковатый грунт с мелкими обломками сырцовых кирпичей, весьма близкий по своей структуре слою 2, но отличающийся от него слабой плотностью, рыхлостью, что, возможно, связано с былым воздейст-вием на него перекрывавшей водной массы (слой 5 – осадочно-наносная аллювиальная глиняная почва).

Ниже его следует опи-санный выше слой 2, который на этом же участке, но ближе к грани башни лежит непосредственно под слоем 1 и примыкает к наружной оштукатуренной грани башни. Ниже слоя 2 на данном участке следует материковая почва, представляющая собой плотный светлый коричнево-серый суглинок с известковыми вкраплениями (каштановая карбонатная почва) без каких-либо артефактов. Она имеет ровную горизонтальную поверхность и, очевидно, была нивелирована при возведении оборонительных сооружений городища.

Следует отметить, что к наружной грани башни, как и к грани куртины, примыкает прослойка (слой 7) рыхлого, пылевидного светло-коричневого грунта, которая узким клином резко опускается по направлению от башни в юго-западную и южную стороны. Слой следует вниз лентой вдоль наружной грани стены и башни и выходит за пределы раскопа, где, очевидно, постепенно сходит на нет. Ниже его следует материковый грунт. Судя по структуре слоя, его стратиграфическому положению, конфигурации, можно считать, что он имеет натечно-надувной характер и образовался у основания укреплений городища в период их функционирования. В результате произведенных работ было установлено, что башня 52 сложена в той же технике, что и прилегающая куртина, т.е. сплошь из сырцовых квадратных кирпичей со стороной 38-42 см и толщиной 10-12 см, уложенных цепной кладкой, при той же толщине вертикальных и горизонтальных швов. Зафиксировано 24-28 верхних сохранившихся рядов кирпичей на максимальную высоту 3,00-3,16 м.

Нижние ряды кирпичной кладки, которые не вскрывались, с наружной стороны скрыты за облицовочной оштукатуренной поверхностью. Сохранившая максимальная высота башни составляет около 5,7 м. В результате вскрытия описанных выше напластований были частично зачищена с наружной стороны южная часть башни 52 и ее стык с куртиной между ней и башней 51. В ходе вскрытия части наружного фаса башни были определены ее контур и абрис при-легающей не вскрывавшейся части ее, скрытой в выступе вала, фиксирующие форму и размеры башни: она имела полуовальную форму, близкую в плане к трапеции с сильно закругленными углами, длина башни составляет 16-17 м, вынос за линию оборонительной стены около 7,5 м. Наружная грань башни имеет небольшой наклон (50-60), позволявший устранить пристенное «мертвое» пространство. В нижней части башни, как и на прилегающем исследованном участке оборонительной стены, сохранилась наружная известково-глиняная саманная штукатурка с обильной примесью рубленной соломы. Она имеет общую толщину 7-10 см, выделяются до 3-4 ее слоев. На исследованном участке оборонительной стены у ее стыка с башней, она сохранилась в высоту на 82-115 см.

Такой же слой штукатурки зафиксирован и по всей длине вскрытого участка башни 52. Сохранившаяся высота ее от 40 см до 120 см. Толстый слой штукатурки, покрывающий поверхность укреплений, в определенной степени предохранял сырцовую кладку от ее разрушения под воздействием влаги, осадков. На южном участке башни был обнаружен in situ воткнутый в слой штукатурки железный наконечник стрелы – черешковый трехлопастной (сохранились фрагмент одной лопасти и основания остальных, острие не сохранилось).

Снаружи он был закрыт примыкающим к башне массивом слоя 2 (слой разрушения стены). Ниже данной оштукатуренной поверхности башня и оборонительная стена на высоту 60-68 см имеют грубую глинобитно-саманную обмазку, представляющую наружное покрытие цокольной части укреплений. В южной части башни он был частично снят на небольшом участке. В итоге за этим слоем вскрылись продолжающиеся ряда кладки сырцовых кирпичей башни. На вскрытом участке башня по ее периметру у самого основания имеет выступающий за ее грань мощный слой такого же грубого глинобита, замазавший стык с нивелированной материковой поверхностью. В этом слое глинобита были зафиксированы остатки 3-4 рядов кладки сырцовых кирпичей, выступающих на 40-45 см от грани башни.

Эта глинобитная обмазка, очевидно, также предохраняла основание башни от ее разрушения под действием влаги и осадков. Особенно массивен слой обмазки в углу стыка башни и куртины. Башня и прилегающая куртина установлены непосредственно на нивелированной материковой поверхности. Очевидно, что при возведении укреплений городища на данном участке и в данных условиях не было необходимости сооружать глинобитную платформу под стены и башни с целью увеличения их высоты, повышения устойчивости и предохранения от размыва и разрушения, т.к. их подстилала плотная материковая суглинистая почва, выполнявшая роль такой субструкции, а наличие рядом широкого и глубокого рва, грунт из которого шел на изготовление сырцовых кирпичей, дополнительно усиливало оборону.

Определенные в ходе работ особенности конструкции укреплений городища Торпах-кала находят широкие параллели среди памятников оборонного зодчества Переднего и Среднего Востока, где использовалась сырцовая архитектура. Ближайшими хронологическими и этнокультурными аналогами по строительным методам и материалам являются сырцовые укрепления Дербента, возведенные, как и укрепления Торпах-калы, в 440-х гг. в правление шаханшаха Йездигерда II (439-457) (Кудрявцев А.А. 1978. С.243-257; 1979. С.31-43; Гаджиев М.С. 1989. С.61-76), и укрепления 15-километровой равнинно-предгорной части Гильгильчайской стены в Северо-восточном Азербайджане, со-оруженной при шаханшахе Каваде (488-531) в нач.VI в. (Алиев А.А., Алиев И.Н., Гаджиев М.С., Гейтер М.Г., Кол Ф.Л., Магомедов Р.Г. 2004. С.441-465; Aliev A.A., Aliev I.N., Gadjiev M.S., Gaither M.G., Kohl Ph.L., Magomedov R.M. 2006. P. 143-177).

Данные парал-лели с учетом местоположения памятника, его датировки на основе полученного керамического комплекса и индивидуальных находок (см. ниже), а также военно-политической ситуации в регионе, подтверждают предложенную версию идентификации сасанидского («царского») города Шахристан-и Йездигерд с городищем Торпах-кала, просуществовавшим весьма недолго и потерявшим свое стратегическое значение после возведения каменного Дербентского оборонительного комплекса в сер. VI в.

Выясненные структура вала, параметры и конструктивные особенности стен и башен, учитывая, что на месте разрушенных укреплений не велось последующего строительства и связанных с ним перепланировок и т.п., в дальнейшем позволят на основе разработанной методики определить объем сырцово-суглинистой массы вала и высоту оборонительных стен городища, а затем провести расчеты по определению количества и объема привлеченных ресурсов, строительных материалов, затрат труда, рабочей силы, времени, т.е. решить вопросы палеоэкономики, связанные со строительством этого крупного фортификационного памятника.

На территории городища были заложены два стратиграфических раскопа (шурфа) (рис. 1), выявивших на отдельных всхолмлениях культурные напластования толщиной свыше 2 м. Характер культурных слоев на холме 2 (шурф 1), их характер и конфигурация, наличие значительного количества органических остатков, костей животных, отсутствие каких-либо строительных остатков, специфическая особенность керамического комплекса, не только характеризующегося своей однородностью на протяжении всей свиты напластований, но и представленного в абсолютном большинстве образцами сасанидской посуды при незначительном присутствии керамики местного происхождения (несколько фрагментов коричневолощенной и коричневоглиняной каннелюрованной посуды IV-VI вв.), позволяют считать, что дан-ный небольшой холм (30х50 м) представляет собой мусорную свалку времени существования городища.

Расположение свалки в черте города находит объяснение как в огромных размерах самого городища, так и в значительной незастроенной и необживавшейся территории этого города, который просуществовал относительно недолго и потерял свое военно-стратегическое значение после возведения Дербентского оборонительного комплекса в сер. VI в. Так называемая сасанидская керамика из раскопок Торпах-калы резко отличается от местной (восточно-кавказской) керамики как по своим формам, так и технологическим характеристикам. Аналоги ей представлены в слоях сасанидского времени (V-нач.VII в.) Дербента (Гаджиев М.С. 1989. С.68-71. Рис.4,5; Гаджиев М.С., Магомедов А.Р. 2000. С.235. Рис. 5), на других позднесасанидских памятниках Восточного Кавказа (Беш-Бармак, Гаджмитепеляри, Сандыктепе и др.) (Ахундов Т.И. 1987. Табл. XL, XLI; Халилов Дж.А., Кошкарлы К.О., Аразова Р.Б. 1991. С.56-58,105-106. Табл. XXI, XXIIIa, XLII), в том числе среди материалов Гильгильчайской длинной стены (Алиев А.А., Алиев И.Н., Гаджиев М.С., Гейтер М.Г., Кол Ф.Л., Магомедов Р.Г. 2004. С.461. Рис. 18; Aliev A.A., Aliev I.N., Gadjiev M.S., Gaither M.G., Kohl Ph.L., Magomedov R.M. 2006. Fig. 19), а также на памятниках сасанидского времени на территории Ирана (см., напр.: Keal E.J and Keal M.J. 1981. Fig. 7-19) и юго-западного Туркменистана (Губаев А. 1968. Рис. 19,1-3,6, 20,2,5; Губаев А., Кошеленко Г.А. 1970. С. 98, 102. Рис. 34,10,19,21, 37,10,12,14).

Среди индивидуальных находок выделим хронологически показательные костяные концевые, с пазом для крепления тетивы, накладки лука (рис. 2,4,5) и фрагмент верхней части светло-зеленого стеклянного сосуда (стакан, бокал) с орнаментом в виде сот, образованным овальными шлифами (рис. 2,3). Аналогичные накладки сложного лука известны в Дагестане на ряде памятников IV-VI вв. (Круглов А.П. 1940. С. 67; Смирнов К.Ф. 1951. Рис. 43; Гмыря Л.Б. 1988. С. 42, 43. Рис. 4,4-6). А представленный стеклянный сосуд с орнаментом в виде сот, образованным овальными шлифами, имеет многочисленные аналоги IV-VI вв. на памятниках Ирана, Кавказа и других регионов (Ваидов Г.М. 1954. С. 130. Рис. 59, 5; Сорокина Н.П. 1973. С. 187. Рис. 2,10-13; 1979. С. 61. Рис. 1,6-8,25-29,46,47,49,50; Джанполадян Р.М., Калантарян А.А. 1988. С. 18. Табл. II,1, XIV,1,2; Калантарян А.А. 1980. С. 87- 89. Табл. I; Рамишвили Р.М. 2003. Табл. 116,29; Аракелян Б.Н. 2003. С. 332, 333. Табл. 148,3-6,16,20; Халилов Дж. 2003. Табл. 174,6; Камелина Г.А. 2006. С. 74-76. Рис. 1).

Большинство исследователей считает местом их производства Иран и Месопотамию. Укажем также на случайную находку на территории городища в одном из мест скопления обломков сасанидской керамической посуды и обнажения культурного слоя стиля (или булавки) из слоновой кости с навершием в виде кисти правой руки, сжатой в кулак и с поднятым указательным пальцем (рис. 2,7). Костяные и бронзовые булавки с подобным навершием в виде кисти руки и в том числе с поднятым указательным пальцем известны из раскопок памятников I-V вв. Средней Азии (Толстов С.П. 1948. С. 111. Табл. 27,1; Археология. 1999. С. 259. Табл. 15,8; Массон В.М. 1985. С. 256, 397, 400. Табл. CIX,27, CXII,8) и памятников V-VII вв. Кавказа (Ваидов Р.М. 1954. С. 139. Рис. 59,3; Рамишвили Р.М. 2003. С. 289, 397. Табл. 111,29,31,32. Халилов Дж. 2003. С. 457. Табл. 171,39). В качестве параллели приведем и изображения верховного жреца Ирана магупата Картира на скальных рельефах в Накш-и Рустаме и Накш-и Раджабе, где он показан с приподнятой правой рукой, с сжатым в кулак кистью и поднятым указательным пальцем. И можно полагать, что в противовес христианскому и буддийскому мануальным символам, этот – «указующий перст» – выступал зороастрийским знаком.

Керамический комплекс памятника, а также названные индивидуальные находки позволяют датировать городище Торпах-кала позднесасанидским временем (V-VI вв.), что подтверждает предложенную идентификацию его с «царским» городом Шахристан-и Йездигерд. Согласно сирийской хронике, поход Йездигерда II в область Чор и сооружение здесь города, названного в его честь, приходится на время после восьмого года его царствования, т.е. конец 440-х гг. Этим годом (т.е. 446/447 г.) датируется в хронике убийство им дочери, бывшей, согласно зоастрийским семейно-брачным нормам, его женой, и большого числа знатных и богатых из его подданных (Пигулевская Н. 1944. С. 44).

Сооружение этого городища, расположенного южнее Дербентского дефиле, было целесообразно и стратегически осмысленно только с возведением укреплений и в Дербенте (Чоре). Городище Торпах-кала могло играть стратегическую роль в обо-роне кавказской границы Ираншахра только вместе с сырцовыми укреплениями Дербента, сооруженными в правление Йездигерда II и перегородившими 3,5-километровый проход между морем и горами. Без последних мощные укрепления города можно было легко обойти – ширина приморской равнины в зоне Торпах-калы составляет свыше 10 км.

Возведение городища Торпах-кала было обусловлено военной активизацией гуннов, а именно предпринятым ими в 441 г. крупным разорительным нашествием на закавказские и малоазиатские провинции Ирана и Византии (Семенов И.Г. 2002. С.15-17) и подготавливавшимся Аттилой в 448 г. новым вторжением в пределы Ираншахра (Prisc. Fr. 8). Вторжение 441 года было одной из причин заключения между Ктесифоном и Константинополем годичного перемирия, а затем и подписания в 442 г. долгосрочного мирного договора, который подтверждал обязательство Византии по выплате Ирану ежегодных партий золота на охрану кавказских проходов в объемах, оговорен-ных договором 424 г. (Marc. Comit. Chron., II, 80) и составлявших, очевидно, 500 литр (160 кг) золота ежегодно (Theoph. Chron. 245, 13-26).

Эти суммы пошли и на создание эшелонированной системы обороны на Восточном Кавказе – на сооружение длинной сырцовой стены и крепости в Дербентском проходе и расположенного южнее крупного опорного города-крепости Шахристан-и Йездигерд (Торпах-кала). Важная роль в обороне отводилась не только персидским гарнизонам, расквартированным в Дербенте и Торпах-кале, дружинам албанских и армянских князей, но и, как представ-ляется, ираноязычным маскутам, обитавшим в этой зоне и с которыми исследователями связывается крупный Паласа-сыртский курганный могильник IV-V вв., расположенный вблизи (в 6 км к западу) городища Торпах-кала.

ЛИТЕРАТУРА

Алиев А.А., Алиев И.Н., Гаджиев М.С., Гейтнер М.Г., Кол Ф.Л., Магомедов Р.Г. 2004. Новые исследования Гильгильчайской оборонительной стены // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. XIV. М.–Магнитогорск. Аракелян Б.Н. 2003. Армения. Раннее средневековье (IV-VIII вв.). // Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и За-кавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М. Археология. Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья. Средняя Азия в раннем средневековье. М., 1999. Ахундов Т.И. 1987. Историческая топография поселений и система расселения в Северо-Восточном Азербайджане (середина III тыс. до н.э. – середина I тыс. н.э.). Кандидатская диссертация. Л. Ваидов Г.М. 1954. Раннесредневековое городище Судагылан (Мингечаур) // КСИИМК. Вып. 54. Гаджиев М.С. 1980. К вопросу о местоположении сасанидского города Шахристан-и Йездигерд // Древние и средневековые археологические памятники Дагестана. Махачкала. Гаджиев М.С. 1989. Исследования сырцовой фортификации цитадели Дербента сасанидского времени (по материалам раскопов Р-XI и Р-XIII) // Древняя и средневековая архитектура Дагестана. Махачкала. Гаджиев М.С. 2001. Городище Торпах-кала // Археология восточноевропейской лесостепи. Вып. 15. Средневековые древности евразийских степей. Воронеж. Гаджиев М.С., Бакушев М.А. 2005. Исследования Белиджинского городища Торпах-кала // Международная научная конференция «Археология, этнология, фольклористика Кавказа». Материалы конференции. Баку. Гаджиев М.С., Магомедов А.Р. 2000. Раскопки форта Горной стены (сезоны 1996, 1998 гг.) // Кавказ и степной мир в древности и средние века. Материалы международной научной конференции. Махачкала. Гаджиев М.С., Магомедов Р.Г. 2002. Торпах-кала – поселение куро-аракской культуры на Северо-Восточном Кавказе // XXII «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Ессентуки – Кисловодск.

Гаджиев М.С., Магомедов Р.Г. 2002а. Раскопки поселения Торпах-кала эпохи ранней бронзы // Международная научная конференция «Археология и этнология Кавказа». Сборник кратких содержаний докладов. Тбилиси. Гмыря Л.Б. 1988. Изделия из кости и рога Паласа-сыртского поселения (IV-VI вв.) // Промыслы и ремесла древнего и средневекового Дагестана. Махачкала. Губаев А. 1968. Изучение раннесредневековых памятников в районе Артыка // Каракумские древности. Вып. II. Ашхабад. Губаев А., Кошеленко Г.А. 1970. Исследование парфянского святилища Мансур-депе и раннесредневекового замка Ак-депе // Каракумские древности. Вып. III. Ашхабад. Джанполадян Р.М., Калантарян А.А. 1988. Торговые связи средневековой Армении в VI-XIII вв. (по данным стеклоделия) // Археологические памятники Армении. Вып. 14. Ереван. Егишэ. 1971. О Вардане и войне армянской. Пер. с древнеарм. акад. И.А. Орбели. Подгот. к изд., предисл. и примеч. К.Н. Юзбашяна. Ереван. Исаков М.И. 1941. Исчезнувший город в Дагестане // Исторический журнал. № 6. М. Исаков М.И. 1959. Археологические памятники Дагестана // Материалы по археологии Дагестана. Т. I. Махачкала. Исаков М.И. 1966. Археологические памятники Дагестана. Махачкала. Калантарян А.А. 1980. Стеклоделие в Армении в V-VIII вв. // Вестник общественных наук АН Арм. ССР. № 7. Камелина Г.А. 2006. Два стеклянных сосуда из коллекции Государственного исторического музея // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне. III Международная научная конференция, посвященная 75-летию со дня рождения Г.А. Федорова-Давыдова (1931-2000). Тез. докл. М. Комаров А.В. 1882. Пещеры и древние могилы в Дагестане // V Археологический съезд. Труды предварительных комитетов. Т.I. М. Котович В.Г. 1974. О местоположении раннесредневековых городов Варачана, Беленджера и Таргу // Древности Дагестана. Махачкала. Котович В.Г. 1957. Отчет о работе 1-го горного отряда ДАЭ в 1957 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 1583.

Круглов А.П. 1940. Археологически работы Северо-Кавказской экспедиции в 1939 г. // КСИИМК. Вып.V. Кудрявцев А.А. 1978. О датировке первых сасанидских укреплений в Дербенте // СА. № 3. Кудрявцев А.А. 1979. «Длинные стены» на Восточном Кавказе // ВИ. № 11. Массон В.М. 1985. Северная Бактрия // Археология СССР. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. М. Очерки истории СССР, III-IX вв. Ответственный редактор Б.А. Рыбаков. М., 1958. Пигулевская Н. 1944. Сирийские источники по истории народов СССР. М.-Л. Рамишвили Р.М. 2003. Грузия в эпоху раннего средневековья (IV-VIII вв.). Материальная культура // Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М. Семенов И.Г. 2002. Этнополитическая история Восточного Кавказа в III-VI вв. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Махачкала. Смирнов К.Ф. 1951. Отчет за 1951 г. // Архив ДГОИАМ. Д.15398. Сорокина Н.П. 1973. Стеклянные сосуды из могильника Харакс // Кавказ и Восточная Европа в древности. М. Сорокина Н.П. 1979. Стеклянные сосуды IV-V вв. и хронология Цебельдинских могильников // КСИА. Вып.158. М. Толстов С.П. 1948. Древний Хорезм. М. Халилов Дж. 2003. Раннесредневековая Албания в IV-VII веках. Материальная культура // Археология. Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья: IV-XIII века. М. Aliev A.A., Aliev I.N., Gadjiev M.S., Gaither M.G., Kohl Ph.L., Magomedov R.M. 2006. The Ghilghilchay Long Defensive Wall: New Investigations // Ancient East and West. Vol. 5. No. 1-2. Cook J. 1770. Voyages and Travels through The Russian Empire, Tartary, and Part of the Kingdom of Persia. Edinburgh, MDCCLXX. Vol. I-II. Dasxuranci, 1961. Тhe History of the Caucasian Albanians by Movses Dasxuranci. Transl. by C.J.F. Dowsett. London.

Hoffmann G. 1880. Auszuge aus syrischen Akten Persischer Martyrer // Abhandlungen fur die Kunde des Morgenlandes. Excurse. Bd. VII. No. 3. Leipzig. Lerche J.J. 1791. Lebens- und Reise-Geschichte. Halle.

Гаджиев М.С.

ИССЛЕДОВАНИЯ САСАНИДСКОГО ГОРОДИЩА

ТОРПАХ-КАЛА

ИРАНИСТИКА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ

Материалы Международной научной конференции

Иранистика на Северном Кавказе. Сборник статей. Махачкала: Центр иранистики факультета востоковедкния ДГУ, 2009. Стр. 7-24

Редакционная коллегия: А. Эбрахими Торкаман, М.М. Гасанов, А.Р.Магомедов, М.-Н.О. Османов, А.Р. Шихсаидов, Р.С. Кадыров, Н.Г.-А. Мамед-заде (ответственный редактор)