В двух последних номерах «Литературной России» (№№10,11 за 2011 г.) опубликовано интервью с патриархом лезгинской поэзии Азизом Алемом (настоящая фамилия Фатуллаев). Как сказано в преамбуле, «главная тема беседы – место художника в политической жизни, насущные задачи и жгучие проблемы литературы, почему слово перестало быть голосом общественной совести и эхом народа». Разговор коснулся не только дня сегодняшнего, но и того, что было в, казалось бы, благополучные для поэзии советские годы.

Особенно нелицеприятной и развернутой характеристике подвергся Расул ГАМЗАТОВ, непререкаемый авторитет советской эпохи, которого хорошо знали и многие любили не только на Кавказе, но и, в частности, в Осетии, где он не раз бывал. Именно поэтому публикация этой части интервью, думается, будет с неравнодушием воспринята в творческой среде Владикавказа и республики.

– Говорят, будто первым из дагестанских поэтов к форме сонета обратился Расул Гамзатов.

– Так пишет уважаемый литературовед Сиражудин Хайбуллаев в своей книге «Современная дагестанская поэзия». Лично у меня это, мягко говоря, вызывает улыбку. У нас все, кому не лень, стараются всё приписать Гамзатову. Доходят даже до того, что в нашей республике якобы все поэты, в том числе и я, стали писать сонеты только после Гамзатова.

В этой связи, не прибегая к другим веским аргументам, скажу лишь одно: мой сонет «Родное село» в переводе известного поэта Гаджи Залова был опубликован в альманахе «Дружба» на аварском языке в 1960 году. Правда, мой сонет потерял свой вид: вместо 14 появилось 16 строк. Но на лезгинском языке этот сонет в своём настоящем виде напечатан на год раньше в газете «Коммунист».

Когда писал Гамзатов сонеты на аварском языке, пусть выяснят специалисты, а на русском языке мы их читали гораздо позже. Такова истина, хотя она неприятна кое-кому, как горькая пилюля.

– Кстати, ваше мнение о Расуле Гамзатове?

– Это тема для большого серьёзного разговора, но если очень коротко, то я не хотел бы быть таким, как Расул, ни в жизни, ни в творчестве.

– Не шутите?

– Вовсе нет.

– Ну, он, если я не ошибаюсь, более полкувека возглавлял СП Дагестана, долгое время был депутатом, даже членом Президиума Верховного Совета СССР, Героем Социалистического Труда…

– Что касается званий, премий, наград – это как цепная реакция. Проще говоря, снег на снег падает. Неподражаемый острослов Вольтер сказал: «Мир – лотерея богатств, званий, почестей, прав, отыскиваемых без основания и раздаваемых без выбора». Но не менее остроумны и поучительны слова Папы Климента ХV: «Высшие звания суть несколько лишних слов для эпитафии». И всё же многие из нас стараются надеть на себя венец славы.

Однажды в узком кругу Расул Гамзатов, будучи в повышенно-радостном, эйфорическом настроении, ляпнул: «Вы работаете для времени, а время работает на меня». Тут наш титулованный земляк был прав, как никогда. Являясь выдающимся эпигоном (во всяком случае, для меня, а для кого-то он даже гений), Гамзатов был поднят советской властью так высоко, что оказался вне всякой критики, кроме комплиментарной, и вёл себя как некоронованный король, особенно у нас в Дагестане. Буквально по всем вопросам: будь то принятие в члены СП СССР, выделение квартир, машин, путёвок или присвоение званий, издание книг, проведение юбилеев, вечеров и других мероприятий – слово Гамзатова было решающим и окончательным.

Да, иногда раздавались отдельные нотки недовольства на заседаниях правления и партийных собраниях, но они быстро гасли, как слабые магниевые вспышки. Даже после гневных писем народного писателя Дагестана Ахмедхана Абубакара в высшие инстанции страны о злоупотреблениях Гамзатова, последний отделался лёгким испугом, как при неожиданном землетрясении без разрушений.

– В чём секрет?

– Секрета нет. Ларчик просто открывается. Расула Гамзатова в своё время подняли на седьмое небо, чтобы афишировать этот факт перед всем ми­ром как достижение советской национальной политики: вот, мол, посмотрите, в СССР даже представитель почти неизвестного малочисленного народа находится у пульта управления страны и принимает живое участие в решении важных государственных дел. Тут если не Гамзатов, то кто-то другой нужен был для большой политики. Вся разница в том, что у Расула была очень надёжная, крепкая поддержка со стороны местной власти, начиная со времён первого секретаря обкома КПСС Дагестана А.Даниялова. Такой поддержки не было, например, ни у Кайсына Кулиева, ни Давида Кугультинова, ни у многих других талантливых мастеров слова из национальных окраин.

– А, может быть, Гамзатов на самом деле решал важные государственные дела?

– Насколько мне известно, как член Президиума Верховного Совета СССР Расул Гамзатов и ему подобные играли только декоративную роль. Они молча и аккуратно подписывали всё то, что им ставили на стол, и делали то, что им говорили. «Привыкая делать всё без рассуждений, без убеждения в истине и добре, а только по приказу, – писал Н.А. Добролюбов, – человек становится безразличным к добру и злу и без зазрения совести совершает поступки, противные нравственному чувству, оправдываясь тем, что «так приказано».

Например, среди протестующих против переброски вод северных рек на юг оказался и Р.Гамзатов. Академик Полад-Полад заде пишет: «Я спрашиваю Расула: ты-то что… против?» И каков же был ответ Расула: «Ну, пришли, сказали – я подписал…»

– Неужели у него не было своего мнения?

– Я не знаю ни одного случая, чтобы Гамзатов перечил власти. Как политик, он никогда не шёл против течения, зато охотно присоединился к тем, кто направил свои пушки с ядовитыми снарядами против Сахарова, Солженицына…

«За раздражённостью Солженицына, – дал настоящий залп Гамзатов со страниц «Правды» («Логика падения», 25 января 1974 г.), – кроется злоба и ненависть, что в литературу он пришёл с давней наследственной враждой к нашему обществу, к стране, народу, государству».

О боже! Кто кого и в чём обвиняет! Расул, который в годы войны, будучи взрослым человеком, находился всё время под тёплой крышей родительского дома, пытался осрамить, обесславить офицера советской армии, защитника Отечества Солженицына.

– Что это значит?

– Неудачная попытка, обернувшаяся бумерангом – захотел свалить с больной головы на здоровую, а потерпел полное фиаско. Это совсем не по-горски. Более того, орлы поднимаются в небо, чтобы лучше увидеть землю, а не для того, чтобы потопить своих сородичей в море лжи и грязи.

Как известно, тот, у кого нет чётких, зрелых мировоззренческих представлений и у кого невысок эстетический и этический уровень, часто прибегает к гриму, чтобы прихорашиваться и угождать власть предержащим и таким образом заработать себе капитал в прямом и переносном смысле.

В этом отношении поражают своей беспринципностью метаморфозы, происшедшие с Гамзатовым.

– Какие?

– Он сначала в своих стихах восхвалял Шамиля, когда его считали национальным героем. Потом поносил имама, когда началась кампания против него как английского и турецкого ставленника («чеченский волк», «ингушская змея» в стихотворении «Имам», несмотря на то, что он аварец), и, наконец, начал извиняться и каяться, когда восстановили доброе имя Шамиля.

Примечателен в этом отношении ответ Р.Гамзатова от 10 мая 1956 года на знаменитое письмо в Президиум ЦК КПСС, Дагестанский обком, Правления союзов писателей СССР и Дагестана, подписанное И.Базоркиным, Дж. Яндиевым, Х.Муталиевым и Б.Зязиковым. В ответе, в частности, говорится: «Стихотворение «Имам» (цитируем, как в тексте) – это позорное, чёрное пятно моей совести, неизлечимая рана на моём сердце и непоправимая ошибка моей жизни. За неё мне сейчас стыдно не только в Ваши глаза смотреть, но и смотреть в глаза моей матери». А как быть с покойным отцом поэта Г.Цадасой? Ведь он ещё в 1943 году выпустил поэму «Шамиль» отдельной книгой в Дагкнигоиздате. Но об этом – ни слова!

– Любопытно…

– В своё оправдание Расул пишет, что стихотворение «Имам», дескать, «было написано в молодости моей жизни под влиянием тогдашней «агитмассовой работы», что «чёрный занавес лжи и клеветы… мешали мне тогда по-человечески, по-партийному понять и чувствовать события тех дней», тем не менее он как «поэт обязан был это всё глубже почувствовать, а я это почувствовал гораздо позже».

Во-первых, Гамзатов, когда опубликовал своё стихотворение «Имам» на русском языке, был не безусым юнцом, а лауреатом Сталинской премии и председателем правления СП Дагестана. Во-вторых, и после этого из ряда вон выходящего, как он сам пишет, «жестокого поступка» у Гамзатова было немало всякого рода «зигзагов» и «шараханий», которые свидетельствуют об отсутствии ясной идейно-политической платформы, высоких нравственных принципов. А это в конечном итоге привело к череде известных метаморфоз.

– Что же преследовал Гамзатов?

– Прежде всего личный интерес. Захотелось угодить, как всегда, Кремлю. Его не волновала смена декораций. Главное для него – держаться на плаву. Настоящий Талейран! Только масштабы другие…

– Я в шоке. Для нас горский намус всегда был превыше всего. Как вы думаете, способен ли человек без твёрдых этических норм на крепкую дружбу?

– Расул много писал и говорил о дружбе и братстве с высоких трибун и в СМИ. А был ли у него хоть один настоящий друг в жизни? Нет, нет и ещё раз нет. Кроме тех раболепствующих льстецов-прилипал, которые сопровождали его везде и всюду, преследуя свои корыстные цели. Зато он, мягко говоря, так некрасиво поступал с солидными, достаточно известными и молодыми талантливыми писателями, обладающими большими потенциальными возможностями. В их числе, к примеру, даргинцы Рашид Рашидов, Ахмедхан Абубакар, лезгины Алирза Саидов, Буба Гаджикулиев, лакцы Нурадин Юсупов, Магомед-Загид Аминов и т.д. Этот список можно ещё и ещё продолжать.

– Все они представители иных национальных литератур Дагестана…

– Но Расул резко испортил отношения и со своими друзьями-аварцами, среди них Муса Магомедов, Омар-Гаджи Шахтаманов, Адалло Алиев… А блистательная Машидат Гаирбекова как поэтесса после выхода её поэмы «Далёкая сестра» в журнале «Дружба народов» (1954) в Москве на русском языке оказалась в загоне, почти лишилась кислорода в аварской поэзии.

Тут не могу не привести прекрасные слова В.Белинского: «Наше время преклонит колени только перед художником, которого жизнь есть лучший комментарий на его творения, а творения – лучшее оправдание его жизни». Конечно, не всегда личная жизнь художника может служить комментарием к его творчеству. Тем не менее, без нравственной красоты нет и не может быть прогрессивного идеала, а без великого идеала – и личного мужественного поступка, возвышающего и окрыляющего людей.

– А какие идеалы и поступки могут быть у прислужников народных захребетников?!

– Недаром многие лучшие умы прошлого и для нас остаются учителями гражданственности и нравственности. Вспомним хотя бы участие Байрона в освободительной борьбе греческого народа, реакцию Лермонтова на смерть Пушкина, поведение Золя в позорном деле Дрейфуса или мужество С.Кочхюрского, который и после жестокого наказания (ему выкололи глаза) продолжал сочинять обличительные стихи против Мурсал хана.

Что касается Гамзатова, то в нашей республике всё было направлено на то, чтобы у широкой общественности сложилось твёрдое убеждение о нём как о самом талантливом поэте Страны гор. А вот, мол, все остальные творческие личности – хоть и не лишены дара Божьего, но не без «грешка».

Не представляю, что было бы, если бы Расул стал лауреатом Нобелевской премии. Наверное, не моргнув глазом, переименовали бы Дагестан в Расулстан. Не верите? Ведь совершили же своеобразное «обрезание»: переименовали улицу Ленина в проспект Гамзатова, отрезав её от главной площади города, которая носит имя Ленина и где стоит его монументальный памятник. Какой образец убожества фантазии наших властей!

Вспомним, как Ленина восхваляли в народных песнях, стихах и поэмах поэтов Дагестана, в том числе и Гамзатова («Горцы у Ленина» и др.). Теперь вопреки горскому кодексу чести (горцы никогда не отбирают то, что подарили) улицу имени Ленина превратили в проспект Гамзатова – лауреата Ленинской премии, обладателя четырёх орденов Ленина. Какая злая ирония судьбы! Какая чёрная неблагодарность!

Однако таким слишком рьяным национал-патриотам, организаторам необдуманных позорных акций хочется сказать словами Г.Державина: «Чрезмерная похвала – насмешка», она сперва вызывает раздражение, потом отвращение даже у заядлых фанатов.

Владикавказ, 14 апреля 2011 г.