Борьба с колониальным гнетом царизма в условиях Дагестана тесно перекликалась с борьбой против местных владетелей: ханов, беков, уцмиев, майсумов, кадиев. Борьба против феодального гнета выражалась в следующих формах:

а) протест крестьян против ханско-бекского произвола при взимании феодальной ренты;

б) набеги крестьян из одного феодального владения в другое или побеги на территорию вольных обществ;

в) борьба за землю;

г) разбойничество и уход в "каналы";

д) восстания крестьян против гнета феодалов1.

В Табасаране борьба происходила между майсумами, кадиями, беками, с одной стороны, раятами, узденями - с другой. В союзах сельских обществ борьба происходила между зажиточной верхушкой и бедными узденями.

Одной из форм борьбы для раят были бунты, завершавшиеся убийством правителя.

"Классовая борьба в Табасаране выражалась в отказе от внесения феодальных повинностей, в поджоге хозяйственных построек майсума, кадия, беков, в ломке и порче орудий производства, в отказе от участия в походах и т. п. Нередко зависимые крестьяне в знак протеста против усиливающегося феодального гнета покидали свои насиженные места. Обычно доведенные до крайности крестьяне бежали от майсума, кадия, беков, в места, где эксплуатация носила более "мягкий" характер"2.

Иногда крестьяне целым тухумом переселялись в другие аулы В 1811 г из-за тяжелых условий жизни поднялись на борьбу жители раятских селений и выгнали беков, которых назначил для управления им Ли-саневич.

В 1818 г крестьяне "отказались от должного послушания и возмутились против беков мустафа кадия и Кирхляр-Кули табасаранского, ограбили их дома и имения, убили одного бека"3.

Таким образом, отнятие у горцев удобных земель, их скота, широкое использование их рабочей силы и присваивание части их без того малого продукта труда приводило к тому, что и так маломощные крестьянские хозяйства приходили в полное разорение. Грубое вмешательство в общест­венную жизнь горцев, навязывание им чуждых правовых норм и моральных представлений приводило к их яростному сопротивлению.

В горском обществе "обострялись противоречия между старой фео­дальной аристократией и феодализирующейся верхушкой "вольных обществ", а также между ханско-бекской знатью и местным духовенством, связанным большей частью с богатым узденством"1.

В своей завоевательной политике царизм использовал эти противоречия. Местная феодальная знать постепенно становилась опорой царизма и повсеместно царские чиновники раздавали им всевозможные "охранные листы" и "билеты" на право владения общинными крестьянскими землями.

Неграмотным ханам присваивали офицерские и генеральские звания, устанавливали постоянное жалованье. "Как и в XVIII в., - пишет Н.А. Смирнов, - царизм не скупился на различные льготы и раздачу чинов, орденов и денежных подарков местным феодалам и духовенству, стремясь привлечь их на свою сторону"2. Командовавший царскими войсками в Грузии Паулуччи писал:

"Общее мнение существует в Азии, что без подарков ничего нельзя достигнуть 3.

До присоединения Дагестана к России существующие нормы адата и шариата не позволяли дагестанским феодалам увеличить подати и налоги. После присоединения они получили свободу действий, "произвольно уве­личивали размер феодальных повинностей, зная при этом, что царские власти всегда поддержат силой оружия их притязания и будут подавлять сопротив­ление крестьян"4

Так, Аслан-хан налагал чрезмерные налоги на кюринцев, отбирал силою их дочерей, продавал их или менял чеченцам на лошадей. В Табасаране после фактического присоединения его к России в 1809 г. положение основной массы зависимого населения - раятов, намного ухудшилось. Их заставляли в увеличенном размере нести разнообразные повинности в пользу феодалов. Все это вызывало возмущение в народе и толкало его на восстания. Для усмирения раятов беки выступали вместе с местными царскими властями в 1834 г, когда раяты Даралинского магала восстали против Карчагского бека, местная администрация в ультимативной форме приказала жителям подчиняться бекам и нести все повинности1.

Усиление феодальной эксплуатации и установление власти царизма шло параллельно. Поэтому антиколониальная борьба в сознании горских крестьян воспринималась и как борьба против местных феодалов, каждодневно угнетавших их и служивших опорой порядков, установленных самодержавием на местах.

И все же царизм не был заинтересован в передаче власти местным фео­далам и всячески старался ограничить их политические привилегии, что не­редко вызывало их выступления против России и царской власти.

В вопросах отношения с царизмом среди местных владетелей различались три группы. Первые из них полностью поддерживали политику царизма, содействовали успешному ее проведению и являлись ее проводниками. Вторую группу составляли недовольные ограничением царизмом их политических прав феодалы. Те из них, которые были вовсе I отстранены от власти и любым путем старались вернуть себе былую власть, составляли лагерь третьих2.

Одна из причин, заставивших местных владетелей встать в оппозицию царским властям, было грубое обращение с ними Ермолова. В трудное для России время, в период Отечественной войны 1812 г., когда об усилении войск на Кавказе нечего было и думать, существенную услугу правительству оказали все эти ханы и владетели. С ними то Ермолов и обращался очень грубо и в переписке с ними не находил выражений, кроме площадной брани, полагая, что только так можно держать горцев в страхе. Такое неуважительное отношение к ним привело к тому, что ханы после более или менее открытого сопротивления, стали "покидать наследия своих предков и искать защиты у Персии, деспотизм которой заставил раньше тех же ханов подчиниться русскому правительству"1.

Большая часть мусульманского духовенства также была недовольна ус­тановившимися порядками. Причинами такого недовольства, по мнению А.В.Фадеева были: "во-первых, оно не могло одобрить политику поощрения светских феодалов и игнорирования претензий богатого узденства, с которым большинство духовных деятелей было связано своим происхождением. Во-вторых, священнослужителей ислама тревожил самый факт перехода в подданство христианского монарха, и беспокоила перспектива активизации мис­сионерской деятельности христианской церкви среди кавказских горцев. В-третьих, клерикальные элементы были возмущены ограничением русскими властями паломничества кавказских мусульман к святыням Мекки.2

Ермолов в 1821 г. запретил кавказским мусульманам осуществлять хадж к мусульманским святыням, а на 1822 г вовсе запретил выезд им за границу. Потом он установил, что желающие следовать в Мекку, должны получать особые пропуска у русских администраторов, уплатив за это 50 рублей серебром. Эти меры, по мнению Ермолова, не должны были привести к каким-либо последствиям, "а избавит от дурных привычек изуверного обращения с христианами, наблюдаемого закавказскими мусульманами во время пу­тешествия по Оттоманской империи. Но обстоятельства доказали обратное"3.

Рамазанов Х.Х. и Рамазанов А.Х. подчеркивают что "наступление на позиции мусульманства и мусульманского духовенства должно было привести к появлению нового поколения горцев, лишенных нравственных ценностей и традиций, которыми управлять было бы неизмеримо легче и которые могли бы быть быстро ассимилированы"1.

Большой удар по хозяйственной деятельности горцев нанесла и политика торгово-экономической блокады, разработанная Ермоловым: горским крестьянам непокорных правительству районов запрещалось покупать хлеб и соль, продавать продукты своего труда, отправляться на заработки. Усугубляло положение горцев и закрытие проходов из Дагестана в Грузию и Азербайджан.

Из-за этой политики приходили в упадок кустарный промысел и торговля, в горах начинался голод, которому Ермолов отводил главное место в деле покорения горцев. Голодовки приобретали регулярный характер, так как из-за блокады горцы не могли беспрепятственно покупать у соседних народов хлеб, соль и другие продукты; испытывало большие трудности и скотоводство вследствие запрета пользоваться зимними пастбищами на плоскости и отсутствия соли, сокращалась и кустарная промышленность горцев из-за препятствий, чинимых властями горцам в деле реализации их изделий ремесла, горцы не могли заниматься и отходничеством в соседних областях и тем самым лишались серьезного источника своего существования"2

В связи с притеснением в торговле горцы обращались много раз с жа­лобами к окружному начальнику ген -майору Вреде, который в рапорте от 29 сент. 1819 г. по этому поводу сообщал командующему войсками в Грузии ген.-лейт. Вельяминову следующее. "Жители подведомственного мне края неоднократно входят ко мне с жалобами, что они утесняются таможенною частик», которая отымает у них способы иметь сношения с ханством Ширванским и Нухинской провинцией, где они часто бывают по промышленности и хозяйственным надобностям. Едущие туда и обратно останавливаются объ­ездчиками, и ежели окажется у кого бездельная сумма в червонцах и серебре или кусок какой-нибудь материи, представляют в таможенную заставу, а сия отправляют в Баку в тамошнюю таможню для взыскания узаконенных с него пошлин; при том случается, что чиновники застав задерживают даже и тех из жителей, кои собственные свои произведения и изделия и в своих границах переводят из одного места в другое"1

Такое положение не устраивало горцев Дагестана, которые считали свободу главным смыслом жизни и готовы были бороться за нее. О значении свободы для горца русский офицер - участник Кавказской войны писал:

"Величайшее достояние для горца составляет его свобода и его горы. Оттес­нение действий для него несносно, он скорее готов отдать жизнь Я видел сам горца, который из Финляндии, куда он был сослан солдатом, бежал и без знания языка, чрез всю Россию добрался опять на Кавказ"2.

В горском крестьянстве в начале XIX в., среди части местных феодалов, мусульманского духовенства и верхушки сельских общин зрело недовольство навязанным им царизмом колониальным режимом. В любой момент это недовольство могло вылиться и вылилось в широкое общенародное движение.

При этом горское крестьянство надеялось освободиться от колониальной власти и от феодального гнета. Феодально-клерикальные элементы, выступая против присоединения к России, "стремились восстановить свое прежнее привилегированное положение, когда они безраздельно управляли народными массами.

Конкретная задача, переправившись через реку Самур, подавить антироссийские выступления в Курахе- и Чирахе Ермолов писал Мадатову "Теперь надо ограничиться наблюдением за Табасаранью и пользоваться случаями делать возможный вред Абдул-беку эрсинскому, зятю Ших-Али-хана"1

Ввод в Южный Дагестан отряда Мадатова преследовал и другую цель, а именно открытия сообщения с Ермоловым, находившимся в Северном Дагестане.

Подробности этого плана передает Н. Дубровин "Вступив в Табасаран, князь Мадатов привел к покорности три магала верхней части и затем двинулся далее, чтобы захватить в свои руки изменников Шах-Гирея и Абдула-бека эрсинского. С этой целью князь Мадатов сделал два летучих перехода до деревни Маграба (Мурега?) и здесь сформировал два летучих отряда: один (400 человек пехоты, два орудия и часть табасаранской конницы), под начальством майора Износкова, он направился к сел. Туруф, где жил Шах-Гирей, а с другим (500 чел. пехоты, 3 орудия, 150 казаков и несколько сотен татарской конницы) двинулся сам к деревне Хушни, в которой находился Абдула-бек Эрсинский. После незначительного сопротивления неприятель рассеялся, а тяжело раненый Абдула-бек успел бежать в Акушу со всем своим семейством. Приведя к покорности и остальных жителей Табасарана, кн. Мадатов поручил управление ими Абдул-Резак-беку, зятю шамхала Тарковского"2 .

Немецкий историк Бисмарк назвал действия Мадатова образцовыми3.

Еще 31 мая в предписании ген. Ермолова кубинскому окружному начальнику Б.Е.Вреде о мерах к прекращению беспорядков в Табасаране и Дагестане вообще отмечалось: "Абдула-бек Ерсинский величайший из мо­шенников и был действующим лицом в заговоре прошедшего года дагестан­ских народов, его как вредного возмутителя, надобно стараться истребить"4

По предписанию Ермолова К.Н. Мадатов у деревни Берикей и Уллу-Терекме нанес поражение отрядам сторонника Абдулла-бека - Исах-беку. По­сле этого Ермолов совместно с прибывшим из Кубинского владения отрядом ген. Мадатова начал наступление на Акушу, который и был занят 21 декабря 1819г. без боя.

В этот день Сурхай-хан казикумухский в 6 часов утра напал на Чирахское укрепление, где располагались две роты Троицкого полка под командованием штабс-капитана Овечкина. Вторгшись в селение Чирах, отряд Сурхая вырезал большую часть спавших в казарме солдат (около 800 человек). Но, получив известие о движении отряда на помощь гарнизону и о разгроме Ермоловым акушинцев, он покинул Чирах.

Кроме того, к Чираху на помощь его гарнизону спешили отряды из Зиахура под командованием ген.- майора Вреде 1.

Удержание Чирахского поста имело важное значение для царского ко­мандования Вероятными последствиями занятия Сурхай-ханом Чираха явились бы соединения его отрядов с табасаранцами и начало всеобщего восстания в Дагестане. Из предписания ген. Ермолова к ген. Вреде от 28 января 1820 г. за № 98 видно, что ген. Ермолов для поощрения защитников Чираха выделил деньги (100 червонцев) из собственного жалованья:

"Если бы предприятие сие (нападение на Чирахский пост - А.М.), - от­мечал Ермолов, имело некоторый успех, вероятно, что Казикумухское ханство, Табасарань и с ними соединившись прочие вольные общества, вспомоще-ствуемые сильною партиею, которую беглый Ших-Али-хан имел в Дербенте, произвели бы беспокойство в Кубинской провинции, где войск было чрезвычайно мало"2

Исходя их этих соображений, царское командование значительно уве­личило число войск в Южном Дагестане: в 1820 г в сел Зиахур (кубинская область) дислоцировали легкую роту № 3, а Куринский и Апшеронский пехотные полки располагались в городах Дербенте и Куба.1

Письма и заявления Сурхай-хана о принятии подданства России Ермо­ловым не воспринимались всерьез, зная его непоследовательность и из­менчивость. Поэтому в предписании на имя ген.-майора Вреде Ермолов со­ветовал оказывать Сурхай-хану "вежливости", но "ни в чем не верить" и су­ществующую между ним и полковником Аслан-ханом вражду поддерживать "скрытным образом"2.

События в Южном Дагестане все время контролировались Ермоловым. 19 янв 1820 г. он издал прокламацию к жителям кубинским, дербентским и бакинским, где им объявлялось о назначении казикумухским ханом полковника Аслан-хана. В этот же день он из Дербента написал шамхалу тарков-скому Мехти-хану: "В наказание гнусной измены ченки Хамбутая казикумук-ского, в достоинство и казикумукского хана возводится полковник Аслан-хан Кюринский. Владение сие, похищенное у него злодеяниями ченки Хамбутая, поручается ему в управление за верность и усердие к его и. в.

Во всех областях российских в здешней стране воспрещается принимать жителей казикумукских, которые не будут иметь паспортов за печатью полк.Аслан-хана"3

Более того, Ермолов в марте 1820 г. поручил Мадатову подготовить в Кубе отряд для наступления на Казикумух. В Кубу же с отрядом в 800 человек прибыл "сам Аслан-хан Кюринский, лет 45-ти, с георгиевским крестом в петлице, и брат его Гассан-ага, известный на всем Кавказе своей безумной храбростью". Однажды, рассказывая Мадатову о своих подвигах, он схватил его за руку и воскликнул: "Если бы Аллах сказал, что есть на свете человек храбрее меня, я бы убил себя со стыда"4.

1 июня отряд Мадатова выступил из Кубы и, переправившись у Зиаху-ра через р. Самур, прибыл в Чирах. "Узкое ущелье, по которому пролегала дурная, но единственная дорога, ведущая в Казикумух, крутые и каменистые горы заставляли перевозить тяжести и орудия на людях. В течение десяти дней похода солдаты были измучены настолько, что кн. Мадатов... должен был дать им один день отдыха и затем двинуть уже к сел. Хосрек, где собрался неприятель"1. Лазутчики передавали, что Сурхай-хан стоит у сел. Хосрек, в 25.

В начале декабря 1820 г с Аслан-ханом, как с владетелем Кюри и Ка-зикумуха, был заключен трактат.

Из его статей отметим следующие:

1) Аслан-хан утверждается во владении ханством Казикумухским и к прежнему достоинству хана кюринского присоединяется звание хана казику-мухского.

2) Хан обязан охранять свои границы и идти с войском, куда прикажут.

3) В Кюринском и Казикумухском ханствах содержать постоянно 160 человек конницы, для употребления его в караулы и разъезды, по усмотрению начальства.

4) Предоставляется Аслан-хану в Кюринском ханстве постановить наи­бом сына своего, или кого заблагорассудит; но отнюдь не соединять обоих ханств вместе, а каждым управлять особо..."

Ежегодная дань с жителей ханства позднее было определена в 3000 руб. сер2

Этот договор значительно отличался от договора 1812г. Как отмечал Г. Г. Османов, "Если первый трактат преследовал цель всемерно ограничить внешнеполитические права хана, то во втором - это ограничение вторгается и во внутренние дела хана"3.

6 декабря того же года Аслан-хан принял клятвенное обещание:

"....Если нарушу данную мною присягу, да Всемогущий бог, пророк его

Мухаммед и Алкорань накажут меня разводом с моею женою. Во утверждение прикладываю печать мою в Кубе"1

В 1821 г Аслан-хану были пожалованы инвестурная грамота, знамя с российским гербом и драгоценная сабля.

Все это означало значительное упрочение позиций России в Южном Дагестане, поскольку под властью сторонника России Аслан-хана оказались Кюринское и Казикумухское ханства, хотя Сурхай-хан до его смерти в 1827 г. в Согратле не прекращал борьбы за восстановление своей власти в Казикумухе.

Ших-Али-хан, мечтавший подобно Сурхаю, найти себе убежище в Пер­сии, не успел исполнить своего намерения и кончил жизнь в горах Койсубу-линского общества весною 1822 г. Он умер бесславным изгнанником, вдали от родного Дербента, уже не имея там ни друзей, ни сообщников, деятельно раскрытых и уничтоженных Ермоловым2.

Выше было отмечено, что из-за высоких податей в народе росло недо­вольство. Это наблюдалось и в Кюринском ханстве.

Ген. Ермолов в письме к д.т.с. Гурьеву от 21 марта 1819г. отмечал, что "Кюринский народ по бедности своей заплатить сего не может и что требование от него недоимки за прошедшее время по сему расчету, вместо того, чтобы дать почувствовать милосердное о них попечение правительства, может только охладить их в преданности к нам"3.

Такое же положение было характерно и для Табасарана "Народы не­большой земли, называемой Табасарань, - отмечал Ермолов, - не постоянно повиновались нам и по чрезвычайной бедности своей никакой пользы прави­тельству не приносили" 4.

Еще хуже обстояло дело со сбором податей в обществах Самурской до­лины, недоимки с которых с каждым годом росли. С 1823 г. недоимки в податях составили: за Рутульским обществом 2,103 р1 .

Реальную картину сбора податей с Кубинской и Дербентской провинций за 1824 г. видно из следующего документа: всего с Кубинской провинции -1,000 черв , 37, 819 р , 95 к.с., 3,900 р медью, 142 р. 13 (к..асе.)2

С Дербентской провинции - 1,400 черв., и11,139р18кс, 11,040 р.97 (к медью и 106,807 р. 96) к асе.3

Поэтому не случайно при заключении мира с обществами Самурской долины ген Фезе среди прочих условий мира выдвинул и следующее: "Платить такую дань, какую найдет возможным взимать с жителей назначенный к ним наиб"⁴.

Более того по источникам известно, что "Верхние общества Кубинской провинции, а именно Ахтынское..., Рутульское и пр.. , считавшиеся подданными России и обязанные платить подати, - в действительности никаких податей не вносили..."4 .

Вышеизложенное позволяет сделать такие выводы.

В первой четверти XIX в. царизм начал осуществлять политику "великодержавных устремлений", имевшую целью политическое завоевание народов Кавказа, в том числе и Южного Дагестана, включения их в состав

Российской империи, не останавливаясь перед какими бы то ни было преградами и средствами достижения своей цели.

В рассматриваемое время Южный Дагестан периодически становился ареной острой борьбы между правительственными войсками и антирусско настроенными феодалами, выполнявшими роль пособников политики восточных держав (Турции и Ирана) на Кавказе, поскольку получали материальную и моральную поддержку с их стороны.

Как и на всем северном Кавказе, в первой четверти XIX в. в Южного Дагестане российское правительство проводило политику смещения "неугодных" правителей и назначения на их место преданных ему местных феодалов, чтобы добиться законного вида присоединения дагестанских феодальных владений и союзов сельских обществ, хотя они присягали нередко [под давлением угроз царских генералов.

Процесс присоединения народов Южного Дагестана к Росси, начавшийся с самого начала XIX в., растянулся почти на всю первую четверть XIX в. Присоединение союзов сельских обществ Самурской долины происходило в целом мирно, носило добровольный характер. Гюлистанский мирный договор 1813 г. юридически признал в международном плане, присоединение Дагестана, в том числе Южного, к России.