Признано, что формирование классов часто шло по пути складывания сословно-кастовых групп, зарождавшихся и получивших развитие на последнем этапе родоплеменных отношений. Появлению таких групп способствовали завоевания, войны, превращавшие этнические различия в кастовые, а затем и в классовые48. Говоря о разложении родового общества, развивавшегося в военную демократию, Ф. Энгельс считал, что «война», которую раньше вели только для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом. Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации»49.

Военная демократия — одна из существовавших и наиболее распространенных форм управления обществом, соответствовавшая времени создания крупных межплеменных союзов50. На этой стадии организации общества социальные противоречия ведут к деклассированию общинников. В своей военной, хозяйственной и общественной деятельности военачальник, совет старейшин уже выражают интересы родовой знати. Но в известной мере они еще продолжают служить также интересам рядовых общинников, социально-политическая мобильность которых в период военной демократии, как правило, достигает высокой степени51. Отсюда — двоякое значение экспансии: с одной стороны, усиление власти, рост богатства и влияния феодализировавшейся знати, а с другой — удовлетворение минимальных материальных запросов общинников и благодаря этому сглаживание внутри общества социальных противоречий; за счет войны, набегов внутренние противоречия выкосились как бы во вне общины и разрешались за счет соседей52. Через военную демократию прошли общества, где война стала регулярной функцией народной жизни и где в походы, завоевания и переселения вовлекалось большинство населения53.

Большой Кавказ, народы которого в XVIII — первой половине XIX в. переживали переходную общественную структуру, дает в руки исследователя превосходный материал, раскрывающий широкий спектр социально-политических явлений, связанных с господством военной демократии, закономерностями классообразовательных процессов и возникновением государства. В общественной жизни горцев Кавказа, в особенности населявших его Северо-Восточные и Северо-Западные районы, феодализация являлась ведущей тенденцией, приводившей к социальному расслоению общинников, распаду кровно-родственной общины и образованию союза сельских общин, ставших очагами военной экспансии и важной ступенью на пути к феодализму.

В Дагестане, как и в других районах Северного Кавказа, система экспансии возникла сравнительно рано. Произошло это независимо от разносторонних торгово-экономических и культурных связей дагестанских народов с соседями54. Указывая на генезис набеговой системы, не следует, однако, принимать во внимание эпизодические набеги и разбои, чинимые горцами Дагестана в XIII—XIV вв.: в ту пору они те носили еще системного характера, а самое главное — не были пока «обеспечены» внутренней социальной мотивацией.

В стадиально обусловленном виде экспансия из горного Дагестана в направлении Закавказья зародилась в начале XVII в.55 На первых порах она выразилась главным образом в форме миграционного движения, приведшего к заселению части территории Кахетии. Миграция совершалась не как крупное, массовое переселение и не являлась следствием завоевания. Она происходила постепенно, небольшими группами56. В результате нее в середине XVII в. на окраине Кахетии имелось уже компактное цахурское и аварское население57. Об этом в свое время писал М. М. Ковалевский. Он отмечал, что в начале XVII в., после разорения шах-Аббасом Кахетии аварцы «спустились с гор под начальством Чапар-Али и заняли ту часть Кахетии, которая известна ныне под названием Джаро-Белоканского округа»58. М. М. Ковалевский указал также, что на новом месте горцы разделили между собой все земли в собственность, превратив тем самым бывших владельцев земли в наследственных арендаторов по так называемому кешкельному праву.

Миграции горцев на юг, в Закавказье, особо не препятствовали ни грузинские феодальные верхи, ни зависимые от них крестьяне. Первые рассчитывали использовать переселенцев в качестве вооруженной силы для укрепления обороны страны, вторые же надеялись на поддержку в борьбе с феодально-княжеским засильем. Сказывалось и другое. При родовой организации своей общественной жизни горцы-мигранты не несли с собой для грузинского крестьянства каких-либо социально-политических тягот. Напротив, зачастую они защищали местное крестьянство от притеснения феодалов, участвовали в обороне страны от внешних врагов, что со временем для горцев-мигрантов стало принимать характер «общественной» функции, оплачиваемой со стороны грузинского населения натуральным оброком60. К середине XVIII в. по мере разложения родовых отношений и возникновения феодальных, с возрастанием политической роли Джарского вольного общества — основной миграционной базы, — горцы-мигранты предпринимали все более настойчивые попытки установить свое господство над местным населением61. Подобная тенденция наблюдалась также в ханствах Северного Азербайджана и внутреннем Дагестане, куда шла миграция из «вольных» обществ62.

Зарождение системы военной экспансии «вольных» обществ с захватом людей, скота и другого имущества относится ко второй половине XVII в.63 Вплоть до XVIII в. набеги, однако, носили ограниченный характер; главным объектом экспансии была Кахетия. Резкая активизация набегов наблюдается в начале XVIII в. В 1706—1709 гг. горцы из Джара углубились в Кахетию и заняли последнюю часть Элесени. Под их натиском правитель Кахетии перенес свою резиденцию в Телави64. В 1715—1735 гг. вся территория Кахетии, расположенная за рекой Алазани, несколько раз оказывалась во власти аварских обществ Джара-Тала и других горцев Дагестана65. Тогда же участникам набегов удалось подчинить себе центральные местности Кахетии — Гавази, Кварели, Шилды, Гурджани, Кизики и заселить их66. В дальнейшем пределы распространения набеговой системы расширились значительно. Они захватили Картли, а вскоре и Южную Грузию (Самцхе-Джавахети). К середине XVIII в. «лекианоба» достигла Западной Грузии, всей территории Азербайджана от Ширвана, Ганжи до Аракса, Еревенского ханства и даже владений Османской империи — районов Ахалциха и Карса67. В Закавказье вне зоны набегов оставались лишь морские побережья.

Интенсивность набегов была достаточно высокой. Так, с 13 июля по 5 ноября 1754 г. О. Туманов, находившийся в Восточной Грузии в качестве конфидента, донес в Российскую Коллегию иностранных дел о 43 случаях набегов. В них было убито, взято в плен 350 человек, жителей Кахетии и Картли, захвачено большое количество скота, другого имущества68. В Картли-Кахетии ежегодно разорению подвергалось в среднем 300 дымов69, с одной целью — военная добыча (скот, посевные поля, сады и, в особенности, пленные)70. Допросы грузин, жителей Чечни, Кабарды, собственно Дагестана и других местностей Большого Кавказа свидетельствовали о ночных разорительных нападениях «леков» на деревни, захвате в плен крестьян, угоне скота71.

На Северном и Большом Кавказе нападения совершались и мелкими разбойничьими группами. Речь идет, однако, не о них — подобные группы возможны и при других условиях. Набеговая система, порожденная внутренними общественными процессам «вольных» обществ, развивалась главным образом виде нашествий тысячных и многотысячных ополчений, захватывавших в открытых боях разнообразную военную добычу. Именно о подобной системе экспансии писал в своей летописи Папуна Орбелиани72 В 40—50-х гг. XVIII в. на территорию Восточной Грузии вторгались ополчения из горного Дагестана численностью в 3, 7, 8, 12, 15, 20 тыс. человек73. Ситуация не изменилась во второй половине XVIII в., даже после того, как Россия по условиям Георгиевского протектората ввела в Грузию свои военные силы. На против, в это время на территории Грузии появились столь крупные ополчения горцев, что с ними не состоянии были справиться объединенными усилиями русско-грузинские войска.

Экспансия крупными и средними вооруженными отрядами предпринималась не только отдельными «вольными» обществами или же их союзами. Ее широко практиковали и военно-политические объединения, представлявшие собой примитивные государственные образования раннефеодального типа. Одним и: таких образований было Аварское ханство. В 80-е гг. XVIII в. глава этого ханства Умма-хан стал грозой для соседей в Дагестане и в Закавказье. Совершая более чем 20-тысячным войском внушительные военные акции на Кавказе, он облагал подвергавшихся нападению тяжелыми контрибуциями, наподобие той, какую ему в 1775 г. обязался платить (в размере 200 тыс. руб.) Фатали-хан Кубинский, По А. А. Неверовскому, сумма ежегодной дани, взимаемой Умма-ханом с соседних народов, составляла 85 тыс. руб. серебром74.

Свирепый для сопредельных районов, готовый вступить в военно-политические конфликты даже с Россией, хан, однако, отличался «демократичностью» в пределах своего ханства. На это обратил внимание Х.-М. Хашаев: «Умма-хан, — писал он, — гроза соседних ханов, несомненно обладающий решающим влиянием на окружающие общества, не приказывает (в пределах Аварии — М.Б.), а, ссылаясь на договор и присягу, выступает в роли третейского судьи»75. «Демократизм» Умма-хана исследователь объяснял уровнем общественной организации Аварского ханства, где только-только стали проглядывать феодальные отношения, где не произошло еще узурпации собственности вех обществ и свободных общинников и родовая демократия сохраняла еще достаточную жизнеспособность76. Военным демократизмом отличались и принципы, на которых создавались его вооруженные силы. Хан не являлся владетелем, которому собственный экономический и политический вес обеспечивал бы организацию войска численностью в 20 тыс. воинов. Более того, он вообще не располагал постоянной вооруженной силой, за исключением небольшого числа нукеров77. Хан фактически возглавлял систему набегов «вольных» обществ, входивших в Аварское ханство или сопредельных с ним. Поэтому ханство Умма-хана, стремительно набиравшее силы за счет «вольных» обществ горного Дагестана, нам представляется в виде той базовой модели, которая по сути на той же социальной основе достигла более высокой организации в имамате Шамиля в годы Кавказской войны78.

В литературе высказана мысль, будто к набегам горцев Дагестана побуждали Турция и Персия79. Нельзя, однако, столь односторонне представлять себе сложные отношения между участниками набегов и правителями этих стран. Так, в 1723 г., когда Турция стала рассматривать Картли как свою собственность, султанское правительство враждебно отнеслось к набегам горцев на Грузию. Дело доходило тогда до кровопролитных сражений80. Турция противостояла набеговой системе и в Кахетии. Временами, однако, османское правительство вынуждено было считаться с военно-политическим потенциалом «вольных» обществ и стремилось заключить с ними союз81. Непросто развивались отношения между «вольными» обществами и Ираном. В 1735 г., например, когда Иран и Турция вступили в открытую борьбу за обладание Кавказом, на стороне Турции оказались «вольные» общества, сторону Ирана, обрушившегося на горцев Дагестана, взяли грузины, надеявшиеся с помощью шаха оградить себя от набегов. В своих отношениях с Россией, Турцией, Ираном, Грузией «вольные» общества, захваченные стихией происходивших у них общественно-экономических процессов, руководствовались не столько политическими мотивами, сколько сиюминутными выгодами от военных предприятий. Не раз участвуя в кровопролитных сражениях с Ираном, Турцией, Грузией, джаро-белоканцы, например, как, впрочем, и горцы из других «вольных» обществ, нанимались в волонтеры безотносительно к тому, кем были их наниматели — мусульмане или христиане. В разное время они составляли особые части у турок, персов, грузин (в последние годы своего царствования Ираклий II постоянно привлекал их к себе на службу82). Нацеленность на материальную выгоду порождала у горцев самые различные ориентации, способствовала появлению неожиданных и обычно недолговечных политических комбинаций: устойчивой была лишь сама набеговая система, главным «инспиратором» которой оставалась социальная обстановка «вольных» обществ Дагестана.

Отдельно следует сказать о взаимоотношениях практиковавших набеги горцев с Россией. Во второй половине XVIII в., после того как грузинский вопрос стал частью внешнеполитического курса России, грузинские деятели постоянно обращались с просьбами оградить Грузию от «лезгинской опасности». Русское правительство с пониманием относилось к этим просьбам83. Уже тогда политика России, постепенно лишавшая горцев традиционных объектов экспансии, приходила в столкновение с интересами организаторов и участников набегов. Временами наступавшее примирение или «союзничество» определяло характер и перспективы этих отношений: противоборство становилось ведущей тенденцией, и экспансия горцев приобретала новую, антирусскую направленность. По мере присоединения отдельных районов Кавказа к России и упрочения ее позиций в них борьба с набеговой системой принимала еще большую остроту. Разнообразились и методы — от карательных экспедиций до различных ограничений горцев в торговле, покупке хлеба, соли и пр.84 На первых порах основным районом развития конфликта были Джаро-Белоканы. Позже противоборство перенеслось и в другие районы горного Дагестана.

В 70-е гг. XVIII в. и позже несколько ослаб натиск на Закавказье. Однако произошло это не столько благодаря вмешательству России, сколько в связи с тем, что у горцев, наряду с привычными объектами экспансии на юге, появились новые — предгорье и равнина Северного Кавказа, где под влиянием России заметно оживилась хозяйственная жизнь. Здесь участников экспансии привлекали русская пограничная линия, русские города — места бойкой торговли, сулившие немалую добычу. По свидетельству С. Броневского, горцы из Кайтага, «весьма наклонные к грабежу и разбоям», охотнее нападали на торгующих армян, «из Дербента в Кизляр и обратно проезжающих». Он писал и о «морском разбое» на Каспии, в результате чего «Астраханская торговля в нынешнем ея положении нередко покушениями их бывает затрудняема с понесением важных убытков для хозяев»85.

В дальнейшем Северный Кавказ превращался в основное направление набеговой системы, которая, найдя там новые материальные стимулы, вступила в длительное противоборство с Россией.

Отношения между участниками набегов и российской администрацией на Кавказе в советской литературе принято рассматривать в контексте антиколониальной борьбы горцев. Однако набеги, хотя и создавали трудности в продвижении России на Кавказ, фактически были лишены тех высоких идеологических установок, какие предполагала антиколониальная война; набеги к тому же гораздо «старше возрастом», чем активная российская колониальная политика на Кавказе. Экспансия горцев, если ее рассматривать в русле многообразия исторического процесса, явление сложное. Но в своей главной сути оно тесно связано с расслоением общинников и генезисом классового общества у горцев. Слова Ф. Энгельса «гнусные средства» приложимы к тем закономерным общественным процессам, которые в классической форме протекали в «вольных» обществах Дагестана XVIII — первой половины XIX в. Эту эпоху современник имама Шамиля, его катиб Гаджи-Али, давший собственное понимание событий в Дагестане, описал следующим образом: «Каждый стал предаваться своим страстям и наклонностям; одни сделались разбойниками, другие ворами; стали делать набеги на Гурджистан, Туш и Москок; с тем вместе возникли междоусобные брани и родовая вражда племен. По словам стариков, земля Дагестана сделалась смесью крови, драк и раздоров. Эти междоусобия, войны с пограничными странами и, наконец, в последнее время упорная война с русскими при Кази-Мухаммеде, Гамзат-беке и Шамиле не прекращались до сего дня»86.

Источники:

48. Хазанов A.M. «Военная демократия» и эпоха классообразования. — ВИ, 1968, № 12, с. 92.

49. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 164.

50. Хазанов A.M. Указ. соч., с. 96.

51. На примере Киевской Руси эта ситуация хорошо показана в работах В.В.Мавродина и особенно И.Я. Фроянова. (См. Мавродин В.В. Фроянов И.Я. "Старцы градские" на Руси в X в. — В кн.: Культура средневековой Руси. Л., 1974; Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980).

52. Хазанов A.M. Указ. соч., с. 96. 53. Там же, с. 97.

54. Мегреладзе Д.Г. Указ. соч., с. 118; Гамрекели В.Н. Торговые связи Восточной Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. Тбилиси, 1968; Гасанов М.Р. Из истории экономических взаимоотношений Дагестана и Грузии (конец XVIII — нач. XIX в.). — В кн.: Развитие феодальных отношений в Дагестане. Махачкала, 1980.

55. Мегреладзе Д. Г. Соч., с. 127; Гамрекели В.Н. Социально-экономическая почва развития «лекианоба»..., с. 112; И.П. Петрушевский миграцию горцев-скотоводов в Кахетии относит к периоду «задолго до XVII в.» (см. Петрушевский И.П. Указ. соч., с. 11). 56. Петрушевский И.П. Указ. соч., с. 11.

57. Гамрекели В.Н. Вопросы взаимоотношений... (док.дисс.), с. 451.

58. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе, т. I..., с. 236—237.

59. Там же, с. 237.

60. Петрушевский И.П. Указ. соч., с. 5; по данным А.Берже, в годы царствования Ираклия II грузинские (алазанские) деревни Сабун, Шилда, Алмати и др. платили горцам-мигрантам (капучинцам) ежегодно: по 4 абаза (80 коп. серебром), курице, 10 чуреков и 1 тунге (пять бутылок) водки с каждого дыма. То же самое платили кахетинские деревни Кварели, Гавази, Чикани и Кочетани горцам-анцухцам, бравшим на себя обязанность выставлять вооружейный отряд для охраны безопасности грузинских деревень. (Берже А. Материалы для описания нагорного Дагестана.— КК, 1858, с. 261).

61. Петрушевский И.П. Указ. соч., 9.

62. Гамрекели В.Н. Вопросы взаимоотношений... (док.дисс), с. 413. 43. Там же, с. 452.

64. Там же, с. 452.

65. Хроника войн Джара..., с. 16— 18.

66. Гамрекели В.Н. Вопрос взаимоотношений... (док.дисс.), с. 452.

67. Там же, с. 447;

68. Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом в XVIII в. Тбилиси, 1968, с. 294—295.

69. Ломсадзе Ш.В. Южная Грузия.., с. 16.

70. Хроника войн Джара.., с. 6.

71. Гамрекели В.Н. Вопросы взаимоотношений..., с. 449.

72. Орбелиани П. Весть Хартли. Тифлис, 1913.

73. Гамрекели В.Н. Вопросы взаимоотношений..., с. 450.

74. Неверовский А.А. Краткий исторический взгляд на Северный и Средний Дагестан до уничтожения влияния лезгинов на Закавказье. СПб, 1848, с. 35. Ср. Милютин Д. Описание военных действий 1839 г. в Северном Дагестане. СПб, 1850, с. 14.

75. Хашаев Х.-М. Общественный строй.., с. 144.

76. Там же.

77. Там же.

78. Блиев M.M. Кавказская война.., с 61.

79. См. Магомедов P.M. Указ. соч., с. 78.

80. Мегреладзе Д.Г. Указ. соч., с. 131.

81. С целью заключения с «вольными» обществами союза Турция признала за горцами территорию, занятую ими в Северной части Кахетии. (См. Мегреладзе Д.Г. Указ. соч., с. 131).

82. Мегреладзе Д.Г. Указ. соч., с. 131.

83. См. Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа во взаимоотношениях России с Грузией. Тбилиси, 1974.

84. АКАК, т. III, с. 371; В борьбе с набегами вместе с Россией действовали грузинские военные силы: для этих же целей в Грузии было создано специальное войско «Мориге», просуществовавшее вплоть до конца XVIII в. (Климашвили А.Е. Материалы для истории военной организации Восточной Грузии втор. пол. XVIII в. (авт.канд.дисс.). Тбилиси, 1966; с. 3).

85. Броневский С. Указ. соч., с. 314—315.

86. Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле. — СКГ, 1873, вып. 7, с. 5—6.

М.М. Блиев, В.В. Дегоев "КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА", Москва "Росет" 1994 г.

при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна