- Любопытно, в этом отношении, какие три эпиграфа Вы подобрали бы к своему творчеству?

- Их немало. Все же назову некоторые из них:

Первый - это французский философ Ране Декарт: «Дайте мне материю и движение, и я создам мир».

Второй – совершенно изумительные стихи английского поэта Уильяма Блейка:

«В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка.

В единой горсти – бесконечность,

И небо – в чашечке цветка».

В качестве третьего эпиграфа я бы взял изречение немецкого композитора Роберта Шумана: «Да вьется всегда вокруг цепи правил серебряная нить фантазии».

Все эти эпиграфы в определенной степени освещают с разных сторон мое кредо, характер творческих изысканий и студию стиха.

Я стараюсь всегда во всем исходить из своей философии алемизма (вселенности), а она призывает меня осваивать художественные богатства разных народов нашей планеты, а не замкнуться в рамках своей национальной культуры. Радуга не бывает одноцветной, она прекрасна оттого, что многоцветна. Не скрою, в мировой поэзии меня привлекало удивительное многообразие тем, жанров, стилей, ее многоцветность, полифоничность, ассоциативность, синкретизм…

- Это уже видно по названиям ваших книг: «Вечный миг», «Седое дерево», «Мечты и молнии», «Жатва орла», «Морские колокола», «Восьмое небо» и т.д.

- Я старался ввести в лезгинскую поэзию новые поэтические жанры и формы, как из мировой литературы, так и разработанные мною лично, доселе не существующие нигде. Я понял, что наш язык удивительно гибок, эластичен, он все переваривает и все мои новшества оказались ко двору лезгинской поэзии. Одно перечисление этих новшеств (жанров, строфических композиций, ритмико-интонационных построений) займет несколько машинописных страниц. Отмечу только, что сейчас в лезгинской поэзии раджумы (раджум как термин означает восьмистишие) имеют 35 поэтических форм со своими названиями. А ведь в словарях по литературоведению из них указаны только три названия: триолет, октава, сицилиана.

Что касается триолета, в лезгинской поэзии, кроме обычной классической формы, есть и 2, 3, 4, 5, 6-кратные триолеты.

А сонеты? Сейчас каких только форм не существует в нашей поэзии! Появились даже неосонеты.

- Из-за такой пестроты названий не скажут ли наши читатели, что у них голова ходуном ходит?

- В Китае, Японии из риса готовят около 400 блюд, в Голландии, Бельгии и Германии столько же сортов колбасы. А Сицилия гордится своими высококачественными сортами сыра, их 1001! В наших магазинах столько разных конфет, но нет ни одной без своего названия. Почему-то у покупателей голова ходуном не ходит. Просто наши теоретики от литературы, будем откровенны, плохо работают, топчутся на месте.

- Азиз-муаллим, когда Вы стали со всей серьезностью, капитально работать над формой стиха? Так называемые «твердые формы», как сонеты, триолеты, октавы, раджумы и др., требуют большого мастерства.

- Прежде, чем ответить на ваш вопрос, совершим небольшое теоретическое отступление.

Создание совершенной формы – одно из важнейших условий художественного мастерства. Однако эту работу мы не должны сводить к рассудочному комбинированию элементов языка искусства, как у формалистов. Когда форма становится какой-то совокупностью изобразительных средств, литературное произведение «порошком рассыпается», ибо нет взаимосвязи, единства между всеми сторонами и элементами формы.

- В чем загвоздка?

- Есть известное диалектическое положение, обоснованное еще Гегелем: содержание переходит в форму, форма переходит в содержание. Поэтому форма не есть некая оболочка, она должна быть объективным бытием содержания.

- Что этим хотите сказать?

- Дело в том, что у подлинного творца-реалиста художественная практика – одновременный процесс поисков содержания и адекватной ему формы. Нарушение этого золотого правила непременно приводит к творческой неудаче. В частности к дилетантизму, бездушному академизму и т.д.

Поэтому для меня работа над формой, упорная отделка каждого ее элемента одновременно есть и работа над содержанием, над его элементами, ибо содержание и форма не существуют друг без друга. К сожалению, во многих трудах критиков, литературоведов разрыв содержания и формы до сих пор еще не преодолен.

Хуже всего, даже после тщательного исследования составляющих элементов произведения наши горе-ученые почему-то «забывают» давать синтетическую характеристику произведению как органическому единству содержания и формы.

- Как Вы думаете, с чем связана такая частая «забывчивость»?

- С механическим пониманием общеметодологического положения о том, что содержание первично, а форма вторична. Тут все не так просто: для этого необходимы и верная методологическая позиция, и обширные знания литературы, и подлинный талант исследователя, и отменный художественный вкус и чутье.

Конечно, в начале своего творчества всего этого я не знал и не мог знать, но интуитивно чувствовал. Я рад, что с точки зрения профессионального мастерства ни одна строка моих поэтических произведений, начиная с первого опубликованного в печати стихотворения, не выправлена никем. Потому что с самого начала я поставил для себя очень высокую планку: если быть, так быть! А это невозможно без творческого освоения классического наследия, глубокого проникновения в «тайны» художественной профессии.

В искусстве виртуозность, артистичность, широта и масштабность технических возможностей – это, помимо природной одаренности, результат адского труда. Если хочешь давать и себе, и окружающим истинную эстетическую радость, тогда надо любить свое искусство, как мифический художник Пигмалион. Таких примеров можно привести сотни и тысячи. И не мифического характера.

- А обилие жанров и поэтических форм в Вашем творчестве?

- Должен сказать, это не является какой-то прихотью автора, игрой фантазии, а творческой необходимостью, результатом отражения разных сторон объективной действительности в свете моего мировоззрения, эстетических идеалов. Из-за такого творческого подхода, уже на первом курсе ДГУ (1956г.) и появились у меня, да и впервые в нашей поэзии новые жанры и поэтические формы, в том числе и так называемые «твердые формы», в частности, сонеты, триолеты, ритурнели и т.д. и т.п. Процесс этот, как Вы знаете, и поныне продолжается.

- Говорят, Расул Гамзатов первый из дагестанских поэтов обратился к форме сонета.

- Да, так пишет уважаемый литературовед Сиражудин Хайбуллаев в своей книге «Современная дагестанская поэзия». Лично у меня это, мягко говоря, вызывает улыбку. У нас, кому не лень, стараются все приписать Р.Гамзатову. Доходят даже до того, что в нашей республике, якобы, все поэты, в том числе и я, стали писать сонеты только после Р.Гамзатова.

В этой связи, не прибегая к другим веским аргументам, скажу лишь одно: мой сонет «Родное село» в переводе известного поэта Гаджи Залова был опубликован в альманахе «Дружба» на аварском языке (№5 1960г.). Правда, мой сонет потерял свой вид: вместо 14 появилось 16 строк. Но на лезгинском языке этот сонет в своем настоящем виде напечатан в 1959 году в газете «Коммунист», а в 1963 году в сборнике «Алмазная россыпь».

Когда писал Р.Гамзатов сонеты на аварском языке, пусть выяснят специалисты, а на русском языке мы их читали гораздо позже. Такова истина, хотя она неприятна кое-кому, как горькая пилюля.

- Кстати, Ваше мнение о Расуле Гамзатове: как о поэте, если можно, как о человеке и общественном деятеле, поскольку Вам приходилось работать вместе в аппарате СП Дагестана?

- Это тема для большого серьезного разговора, но если очень коротко, то я не хотел бы быть таким, как Расул, ни в жизни, ни в творчестве.

-Не шутите?

- Вовсе нет.

- Ну, он, если я не ошибаюсь, более 50-ти лет возглавлял СП Дагестана, долгое время был депутатом, даже членом Президиума Верховного Совета СССР, Героем Социалистического Труда, являлся обладателем многих званий, премий, наград Дагестана, России, Советского Союза и мира, наконец, его считают выдающимся поэтом ХХ века.

- Что касается званий, премий, наград – это как цепная реакция. Проще говоря, снег на снег падает. Неподражаемый острослов Вольтер сказал: «Мир – лотерея богатств, званий, почестей, прав, отыскиваемых без основания и раздаваемых без выбора». Но не менее остроумны и поучительны слова Папы Климента ХV: «Высшие звания суть несколько лишних слов для эпитафии». И все же многие из нас стараются надеть на себя венец славы.

Однажды в узком кругу Расул Гамзатов, будучи в повышенно-радостном, эйфорическом настроении, ляпнул: «Вы работаете для времени, а время работает на меня». Тут наш титулованный земляк был прав, как никогда. Являясь выдающимся эпигоном (во всяком случае для меня, а для кого-то он даже гений), Р.Гамзатов был поднят Советской властью так высоко, что он оказался вне всякой критики, кроме комплиментарной, и вел себя как некоронованный король, особенно у нас в Дагестане. Буквально по всем вопросам: будь то принятие в члены СП СССР, выделение квартир, машин, путевок или присвоение званий, издание книг, проведение юбилеев, вечеров и других мероприятий - слово Р.Гамзатова было решающим и окончательным.

Иногда раздавались отдельные нотки недовольства на заседаниях правления, партийных собраниях, но они быстро гасли, как слабые магниевые вспышки. Даже после гневных писем народного писателя Дагестана Ахмедхана Абубакара в высшие инстанции страны о злоупотреблениях Р.Гамзатова последний отделался легким испугом как при неожиданном землетрясении без разрушений.

- В чем секрет?

- Секрета нет. Ларчик просто открывается. Расула Гамзатова в свое время подняли на седьмое небо, чтобы афишировать этот факт перед всем миром как достижение советской национальной политики: вот, мол, посмотрите, в СССР даже представитель почти неизвестного малочисленного народа находится у пульта управления страны и принимает живое участие в решении важных государственных дел. Тут, если не Гамзатов, то кто-то другой нужен был для большой политики. Вся разница в том, что у Расула была очень надежная, крепкая поддержка со стороны местной власти, начиная со времен 1 секретаря обкома КПСС Дагестана А.Даниялова. Такой поддержки не было, например, у К.Кулиева, Д.Кугультинова и многих других талантливых мастеров слова из национальных окраин.

- А, может быть, Расул на самом деле решал важные государственные дела?

- Насколько мне известно, как член Президиума Верховного Совета СССР Расул Гамзатов и ему подобные играли только декоративную роль. Они молча и аккуратно подписывали все то, что им ставили на стол, и делали то, что им говорили. «Привыкая делать все без рассуждений, без убеждения в истине и добре, а только по приказу, - писал Н.А.Добролюбов, - человек становится безразличным к добру и злу и без зазрения совести совершает поступки, противные нравственному чувству, оправдываясь тем, что «так приказано».

Например, среди протестующих против переброски вод Северных рек на юг оказался и Р.Гамзатов. Академик Полад-Полад заде пишет: «Я спрашиваю Расула: ты-то что… против?» И каков же был ответ Расула: «Ну, пришли, сказали – я подписал…»

- Неужели у него не было своего мнения?

- Я не знаю ни одного случая, чтобы Р.Гамзатов перечил власти. Как политик, он никогда не шел против течения, зато охотно присоединился к тем, кто направил свои пушки с ядовитыми снарядами против Сахарова, Солженицына...

«За раздраженностью Солженицына, - дал настоящий залп Р.Гамзатов со страниц «Правды» («Логика падения», 25 января 1974г.), - кроется злоба и ненависть, что в литературу он пришел с давней наследственной враждой к нашему обществу, к стране, народу, государству».

О боже! Кто кого и в чем обвиняет! Расул, который в годы войны, будучи взрослым человеком, даже членом КПСС (1943), находился все время под теплой крышей родительского дома, пытается осрамить, обесславить офицера Советской армии, защитника Отечества Солженицына.

- Что это значит?

- Неудачная попытка, обернувшаяся бумерангом - захотел свалить с больной головы на здоровую, а потерпел полное фиаско. Это совсем не по-горски. Более того, орлы поднимаются в небо, чтобы лучше увидеть землю, а не для того, чтобы потопить своих сородичей в море лжи и грязи.

Как известно, у кого нет четких зрелых мировоззренческих представлений и у кого невысок эстетический и этический уровень, часто прибегает к гриму, чтобы прихорашиваться и угождать власти предержащим и, таким образом, заработать себе капитал в прямом и переносном смысле.

В этом отношении поражают своей беспринципностью метаморфозы, происшедшие с Р.Гамзатовым.

- Какие?

- Сначала в своих стихах восхвалял Шамиля, когда его считали национальным героем. Потом поносил имама, когда началась компания против него как английского и турецкого ставленника («чеченский волк», «ингушская змея» в стихотворении «Имам» несмотря на то, что он аварец), и, наконец, начал извиняться и каяться, когда восстановили доброе имя Шамиля.

Примечателен в этом отношении ответ Р.Гамзатова от 10 мая 1956 года на знаменитое Письмо в Президиум ЦК КПСС, Дагестанский обком, Правления союзов писателей СССР и Дагестана, подписанное И.Базоркиным, Дж.Яндиевым, Х.Муталиевым и Б.Зязиковым. В ответе, в частности, говорится: «Стихотворение «Имам» (цитируем как в тексте) – это позорное, черное пятно моей совести, неизлечимая рана на моем сердце и непоправимая ошибка моей жизни. За нее мне сейчас стыдно не только в Ваши глаза смотреть, но и смотреть в глаза моей матери». А как быть с покойным отцом поэта Г.Цадасой? Ведь он еще в 1943 году выпустил поэму «Шамиль» отдельной книгой в Дагкнигоиздате. Но об этом - ни слова!

- Любопытно…

- В свое оправдание Расул пишет, что стихотворение «Имам», дескать, «было написано в молодости моей жизни под влиянием тогдашней «агитмассовой работы», что «черный занавес лжи и клеветы… мешали мне тогда по человечески по партийному понять и чувствовать события тех дней», тем не менее он как «поэт обязан был это все глубже почувствовать, а я это почувствовал гораздо позже».

Во-первых, Р.Гамзатов, когда опубликовал свое стихотворение «Имам» на русском языке, был не безусым юнцом, а лауреатом Сталинской премии и председателем правления СП Дагестана. Во-вторых, и после этого из ряда вон выходящего, как он сам пишет, «жестокого поступка» у Р.Гамзатова было немало всякого рода «зигзагов» и «шараханий», которые свидетельствуют об отсутствии ясной идейно-политической платформы, высоких нравственных принципов. А это в конечном итоге привело к череде известных метаморфоз.

- Как в отношении Шамиля?

- И в отношении Шамиля, чеченцев, ингушей и других.

- Кого еще?

- Хвалил Сталина, получил даже Сталинскую премию III степени за книгу «Год моего рождения». После ХХ съезда КПСС подверг Сталина беспощадной критике.

Был членом КПСС, везде и всюду выступал как атеист, а после распада СССР признался мне, что он все время был верующим («Хорошо, что нам Бога вернули») и был категорически против создания первичной организации КПРФ при СП Дагестана (этого очень хотели писатели-коммунисты, особенно ветераны партии, войны и труда).

- Что же этим преследовал Р.Гамзатов?

- Прежде всего, личный интерес. Захотелось угодить, как всегда, Кремлю. Его не волновала смена декораций. Главное для него – держаться на плаву. Настоящий Талейран! Только масштабы другие…

- Я в шоке. Для нас горский намус всегда был превыше всего. Как Вы думаете, способен ли человек без твердых этических норм на крепкую дружбу?

- Расул много писал и говорил о дружбе и братстве с высоких трибун и в СМИ. А был ли у него хоть один настоящий друг в жизни? Нет, нет и еще раз нет. Кроме тех раболепствующих льстецов-прилипал, которые сопровождали его везде и всюду, преследуя свои корыстные цели. Зато он, мягко говоря, так некрасиво поступал с солидными, достаточно известными и молодыми талантливыми писателями, обладающими большими потенциальными возможностями. В их числе, к примеру, даргинцы Рашид Рашидов, Ахмедхан Абубакар, лезгины Алирза Саидов, Буба Гаджикулиев, лакцы Нурадин Юсупов, Магомед-Загид Аминов и т.д. Этот список можно еще и еще продолжать.

- Все они представители иных национальных литератур Дагестана…

- Но Расул резко испортил отношения и со своими друзьями-аварцами, среди них Муса Магомедов, Омар-Гаджи Шахтаманов, Адалло Алиев… А блистательная Машидат Гаирбекова как поэтесса после выхода ее поэмы «Далекая сестра» в журнале «Дружба народов» (1954) в Москве на русском языке оказалась в загоне, почти лишилась кислорода в аварской поэзии.

Тут не могу не привести прекрасные слова В.Белинского: «Наше время преклонит колени только перед художником, которого жизнь есть лучший комментарий на его творения, а творения – лучшее оправдание его жизни». Конечно, не всегда личная жизнь художника может служить комментарием» к его творчеству. Тем не менее без нравственной красоты нет и не может быть прогрессивного идеала, а без великого идеала – и личного мужественного поступка, возвышающего и окрыляющего людей.

- А какие идеалы и поступки могут быть у прислужников народных захребетников?!

- Недаром многие лучшие умы прошлого и для нас остаются учителями гражданственности и нравственности. Вспомним хотя бы участие Байрона в освободительной борьбе греческого народа, реакцию Лермонтова на смерть Пушкина, поведение Золя в позорном деле Дрейфуса или мужество С.Кочхюрского, который и после жестокого наказания (ему выкололи глаза) продолжал сочинять обличительные стихи против Мурсал хана.

Что касается Р.Гамзатова, несмотря на все пятна на репутации поэта, в нашей республике все было направлено на то, чтобы у широкой общественности сложилось твердое убеждение о нем как о самом талантливом поэте Страны гор и необыкновенном руководителе СП Дагестана. А вот, мол, все остальные творческие личности – хоть и не лишены дара Божьего, но не без «грешка». Поэтому они должны сыграть второстепенные роли на литературном Олимпе Страны гор.

- Вы сказали, что для Вас Р.Гамзатов не выдающийся поэт, а выдающийся эпигон…

- Спору нет, у Расула есть хорошие, симпатичные произведения. Но такие произведения есть и у других дагестанских поэтов. Тогда в чем преимущество Р.Гамзатова? Каков его вклад в мировую поэзию?

- А песня «Журавли»? А мудрость книги «Мой Дагестан»?

- Согласен, «Журавли» великолепная песня, но это коллективный труд. Мы знаем, как она возникла. Пусть «Спасибо!» скажут М.Бернесу и Я.Френкелю. Что касается «Моего Дагестана», то таких книг было немало в литературе. Она, безусловно, содержательна, привлекательна, но не является художественным открытием. С другой стороны, нельзя созданные народным гением творения (афоризмы, пословицы, поговорки и т.д.) приписывать себе.

Экзотика обладает особым магнетизмом, иной раз даже очаровывает нас, но с ней далеко не уедешь. Если вы считаете себя большим художником, тогда, будьте любезны, покажите глубинные процессы общественного бытия, тенденцию развития, ростки нового, которым принадлежит будущее, несокрушимую силу человеческого духа, высоту своего эстетического идеала. Увы, вместо этого в произведениях Р.Гамзатова много позерства, игры, реминисценций, отсвета прочитанных книг, увиденных фильмов, спектаклей, затасканных образов, деталей и выражений. Каждый раз при близком соприкосновении со стихами и поэмами Р.Гамзатова перед глазами встают произведения Н.Хикмета, У.Уитмена, П.Неруды, Р.Тагора, Р.Бернса, О.Хайяма, А.Блока, С.Есенина, К.Хетагурова, А.Ахматовой, не говоря уже о классиках арабо-персидской поэзии (Мутанабби, Анвари, Хафиза, Саади, Джами и др.).

- Хоть один живой пример…

- Когда я увидел впервые на стене Центрального дома литераторов (ЦДЛ) в Москве четверостишие Р.Гамзатова

«Пить можно всем,

Необходимо только

Знать: где и с кем,

За что, когда и сколько»

в переводе Н.Гребнева, мне показалось, будто кто-то дал мне увесистую пощечину.

- Почему?

- Да потому, что эти строки в слегка измененном виде взяты из рубаи О.Хайяма:

«Вино запрещено, но есть четыре «но»:

Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино.

При соблюдении сих четырех условий

Всем здравомыслящим вино разрешено».

Конечно, перевод Л.Пеньковского аляповатый, не блещет совершенством, но ведь суть одна и та же. Негр или китаец в белой дагестанской папахе и бурке с кинжалом на поясе все равно останется тем же негром или китайцем.

На эту тему можно говорить очень долго. Приведу еще один маленький, но характерный пример. К 80-летию Р.Гамзатова в Махачкале были выпущены блокноты для записи. На обложке блокнота красовался портрет юбиляра, а под ним известное изречение: «Ни дня без строчки».

Любой обыватель подумает, что эти слова принадлежат поэту Р.Гамзатову. Более того, он часто, особенно «под мухой» любил повторять: «Ни дня без строчки, ни дня без ста грамм». Когда мне подарили этот юбилейный блокнот, я был крайне удивлен: неужели к своему 80-летию Р.Гамзатов не нашел своего, оригинального изречения.

- А кому принадлежит этот афоризм?

- Плинию Старшему – знаменитому римскому писателю-эрудиту, который жил в начале нашей эры (23-79гг.). Он стал жертвой ядовитых газов, когда на следующий день после извержения вулкана Везувия на корабле слишком близко приблизился к нему.

Самое интересное то, что данный афоризм приписывают известному украинскому советскому писателю Юрию Олеше (1899-1960). Видимо, Ю.Олеша в свое время не указал первоисточник этого простого, но яркого крылатого выражения и выдал его как свое собственное изобретение. Среди мастеров искусства оно стало настолько популярным, что скульптор замечательного памятника В.В.Маяковскому в Москве Александр Кибальников переделал его на свой лад: «ни дня без эскиза» - ни дня без гипса, без глины!

Как видим, и Р.Гамзатов пошел по проторенному пути – по пути Ю.Олеши. Но ведь давным-давно известно: на чужом ишаке в рай не попадешь. Даже при всех регалиях, ибо правда рано или поздно обнаружится; ее лучезарный лик не скроешь ничем и за тысячелетия.

- Кто-то может сказать, что все это мелочи, не заслуживает и выеденного яйца…

- В подлинном искусстве мелочей не бывает. Настоящий талант как драгоценный камень: малейшее пятнышко лишает его блеска, в результате он теряет свою цену.

- У нас в республике другие критерии…

- Поэтому ни один сугубо национальный или общегосударственный праздник в Дагестане не проводится с таким размахом, помпой, как день рождения Расула Гамзатова. А каждый пятый год, на который приходится его очередной юбилей, объявляется как год Р.Гамзатова. Не представляю, что было бы, если бы Расул стал лауреатом Нобелевской премии. Наверное, не моргнув глазом, переименовали бы Дагестан в Расулстан. Не верите? Ведь совершили же своеобразное «обрезание»: переименовали ул. Ленина в пр. Гамзатова, отрезав ее от главной площади города, которая носит имя Ленина и где стоит его монументальный памятник. Какой образец убожества фантазии местных властей!

Вспомним, как Ленина восхваляли в народных песнях, стихах и поэмах поэтов Дагестана, в том числе и Р.Гамзатова («Горцы у Ленина» и др.). Теперь вопреки горскому кодексу чести (горцы никогда не отбирают то, что подарили), улицу им. Ленина превратили в пр. Р.Гамзатова – лауреата Ленинской премии, обладателя 4 орденов Ленина. Какая злая ирония судьбы! Какая черная неблагодарность!

Однако таким слишком рьяным национал-патриотам, организаторам необдуманных позорных акций хочется сказать словами Г.Державина: «Чрезмерная похвала – насмешка», она сперва вызывает раздражение, потом отвращение даже у заядлых фанатов.

- Говорят, Расулу Гамзатову в Махачкале и в Москве собираются поставить памятники.

- В наше время памятники кому только не ставят. Не сомневаюсь, многие из тех, что возведены на пьедестал, не будут иметь и статуэтки в сердцах будущих поколений. Великие люди, как высочайшие вершины гор, не нуждаются в рукотворных памятниках.

- Давайте продолжим экскурс в лезгинскую поэзию. Что Вы скажете о поколении, пришедшем за Вами?

- Откровенно говоря, 70-е годы не так богаты ярко выраженными дарованиями, как 60-е годы. Да это и невозможно. Даже у морей и океанов бывают приливы и отливы. Тем не менее и в 70-е годы появились интересные творческие личности. Это, прежде всего, Мердали Жалилов, Абдуселим Исмаилов и Пакизат Фатуллаева. К сожалению, и Мердали, и Абдуселим, будучи поэтами разного мироощущения и темперамента, в начале своей творческой деятельности оказались в плену повседневной журналистской рутины. Как сотрудники газеты (Мердали) и радио (Абдуселим), они активно работали на «злобу дня», что наложило свой отпечаток на их поэтическое творчество.

Однако А.Исмаилов после перехода в систему СП Дагестана в качестве редактора журнала «Самур» (сейчас он и секретарь СП РД) стал искать себя в разных родах, видах и жанрах литературы и искусства. В принципе это верный, мудрый шаг. Ведь недаром говорили древние: «Познай самого себя!» Но желание выступать в разных ипостасях не должно быть самоцелью. Для этого нужны веские основания, серьезные предпосылки.

Спору нет, о чем писать, как писать – сугубо личное дело каждого человека. Но если совет хорош, то стоит к нему прислушиваться. Мне кажется, А.Исмаилов как художник слова намного сильнее в прозе, нежели в поэзии и драматургии. Например, такие его рассказы, как «Убийца», «Куча камней», «Кровь жеребца», заслуживают особого внимания и оценки. Это свежая струя в современной лезгинской прозе. Кстати, как и рассказы А.Нуриева и Н.Насруллаева, но это уже тема для другого разговора.

А вот Мердали Жалилов, став даже редактором литературного отдела республиканского еженедельника «Лезги газет»…

- Фактически получил карт-бланш: раньше такого отдела вовсе не было…

- …не сделал для себя серьезных творческих выводов, наоборот, увлекся пуще прежнего рифмоплетством, опускаясь все ниже и ниже до уровня заурядного ремесленника, выдавая банальные истины за поэтические «перлы». Хуже всего, вместо критического подхода ко всему, что происходит в литературе (служебное положение обязывало его!), ради пресловутого тиража газеты дал полный ход всякой халтуре, которая ничего общего не имеет с изящной словесностью, сопровождая при этом худосочные вирши своими «блестящими» комментариями.

Вот к чему приводят утрата чувства ответственности и бесконечное самолюбование. Я это говорю с болью, ибо самодовольство, самореклама как подслащенный яд: когда пьешь – приятно, результат - увы! – далеко не радужный. А ведь у Мердали были неплохие задатки для большого полета. И еще: если ты чувствуешь себя рыцарем, то надень свои доспехи и выйди на крыльцо. А там, у крыльца всегда с нетерпением ждет рыцаря его боевой конь – крылатый Пегас, который вознесет его аж на седьмое небо.

Что касается Пакизат Фатуллаевой, то она поэтесса от Бога. Ее творчеству свойственен особый колорит с богатством полутонов и тонкостью мелодического строя. Будто она училась не в Литературном институте им. М.Горького, а у знаменитых импрессионистов - художника К.Моне и композитора К.Дебюсси; живопись в ее стихах приковывает внимание, а музыка лелеет слух.

Лирический герой П.Фатуллаевой – молодая горянка, которая в своей жизненной философии, в нравственных принципах опирается на лучшие традиции прошлого и духовные достижения современной цивилизации. Стихи поэтессы, посвященные целомудренной влюбленности, душевному состоянию ее героини, подкупают неподдельной искренностью и возвышенностью чувств, являются, на мой взгляд, одной из ярчайших страниц в летописи всей лезгинской поэзии.

- У Пакизат ведь и прекрасные рубаи…

- Недаром говорят, что она вторая Месхети-ханум, «Хайям в юбке». Поражает ее скромность. При наличии массы опубликованных стихов в периодической печати выпустила всего два сборника («Маковое поле», «Мой светлый дом») и – молчит. Зато своими произведениями она обогатила и превратила нашу поэзию в цветущее «маковое поле» и на его лоне построила себе добротный «светлый дом». Этот дом – наше национальное достояние, его надо ценить и беречь.

- Когда речь идет об истинной поэзии, ей-ей, душа радуется, весь разговор проходит, как говорится, на высоком регистре. А какое настроение порождает у Вас творчество поэтов 80-х годов? Мажорное или минорное?

- И то, и другое.

- А причины?

- В 80-е годы в литературу пришла новая волна «хороших и разных» поэтов в лице Абдулфатаха Фатахова, Фейзудина Нагиева, Зульфикара Кафланова, Майрудина Бабаханова и других. Их поиски и находки на литературном поприще не могли не радовать любителей изящной словесности. За истекший период каждый из них уже выпустил по несколько книг разного калибра. Сейчас все они зрелые мастера слова и читатели вправе ожидать от них больших творческих удач на поэтическом ристалище.

Более того, за вашим поколением, как ни странно, полная пустота. Два молодых поэта, на которых мы возлагаем свои надежды (Магомед Ибрагимов и Муса Ахмедов) ведут себя крайне робко, осторожно, будто под их ногами тонкий, хрупкий лед. Не вижу, чтобы их что-то сильно волновало. А без глубоких переживаний, душевных терзаний и страданий не рождается большое искусство. Поэтому еще рано говорить об их творческом своеобразии, потенциале. Сейчас они оба работают в редакциях газет. С одной стороны, это хорошая школа жизни, с другой стороны, боюсь, как бы они не стали очередными жертвами текучки, суеты сует, подгоняя свою музу под прокрустово ложе серой журналистики. Тут готовых рецептов нет, выбор жизненного и творческого пути – прерогатива каждого из нас.

Резюме сказанного проще простого: на плечах вашего поколения (конечно, и нашего тоже!) лежит большой груз ответственности за дальнейшую судьбу родной поэзии и всей нашей словесности.

- А чувствует ли каждый из нас эту ответственность во всей полноте, со всей серьезностью? Вам, старшим, с вашим опытом со стороны виднее…

- Наличие таланта – еще не все, нельзя его абсолютизировать, автоматически он не гарантирует нам большого успеха в творческой деятельности. Надо определиться, четко и ясно знать, о чем, как и для чего пишешь. Для этого надо быть личностью, а это, прежде всего, связано с мировоззрением, с формой самосознания, с духовным самоопределением художника.

- А что делать?

- Тут, с Вашего позволения, расскажу небольшую древнюю притчу.

Бог слепил человека из глины и остался у него неиспользованный кусок.

- Что слепить тебе? – спросил Бог у человека.

- Слепи мне счастье, - попросил человек.

Ничего не ответил Бог, и только положил человеку в ладонь оставшийся кусочек глины.

Что это значит? Какова квинтэссенция этой притчи? Ответ прост: всё в руках человека, всё зависит от него самого. Ведь недаром говорят: человек – кузнец своего счастья. Везде и всюду. Во всех делах, в том числе и в творчестве. Но в творчестве – при наличии Божьего дара!

Фейзудин НАГИЕВ, поэт, к. филол. н., доцент ДГПУ.

«Литературная Россия», №№ 10 и 11 от 11 и 18 марта 2011 года. litrossia.ru

http://flnka.ru/interview/67-glagolom-zhech-serdca-lyudey-chast-3.html