Дагестан называют не только «страной гор», но и «горой языков» — «Джебаль-альсуни» по выражению арабского географа Аль-Азизи.
По переписи 1926 года население Дагестана составляет 788.098 человек. Из них 703.064 сельских и 85.034- городских жителей. Из 80 коренных народностей Дагестана, называвшихся до революции «туземцами», перепись выявила 28 народностей, имеющих свой родной язык, не считая различных наречий.
Чтобы дать хотя бы некоторое представление о языках Дагестана и о количестве говорящих на них, укажем те языки, на которых говорят 1.000 и более человек населения: аварский язык — 148.825 человек; доргинский (прим. орфография автора сохранена) - 108.886 чел.; лезгинский — 99.092 чел.; кумыкский — 86.888 чел.; лакский — 50.645 чел.; айдинский (речь вероятнее всего идет об андийцах) — 38.163 чел.; тюркский- 33.825 чел.; ногайский — 28.961 чел.; табасаранский — 24.611 чел.; чеченский — 22.411 чел.; рутульский —13.964 чел.; кайтогский —13.791 чел.; татский — 13.621 чел.; агульский — 8.335 чел.; цахурский — 4.046 чел.; аргинский (речь вероятнее всего идет об арчинцах) - 930 чел.; кубачинский — 2.313 чел.; каратинский — 5.305 чел.; додицкий (прим. возможно дидойцы)— 3.276 чел.; тиндинский — 3.812 человек.
Наиболее компактные языковые группы составляют горцы, они же дают и все языковое разнообразие.

Дагестан резко делится, на горы и плоскость и в языковом "отношении.

На плоскости живут тюркские племена — тюрки, кумыки, ногайцы, туркмены и т. д. Это район, богатый "землей, прорезанный магистралью Северо-Кавказской железной дороги, где развивается промышленность, где приступают к добыче нефти и' где расположены все рыбные богатства Дагестана по "Каспийскому морю.

В горах живут народности кавказской, или как их называют сейчас, яфетической группы языков.
В горах никакой перспективы экономического возрождения нет. Труднейшая задача лежит перед советской властью в области культурного строительства в Дагестане — вывести горцев Дагестана из тысячелетнего культурного тупика. Дагестан был покорен арабскими завоевателями в IX веке нашей эры. Арабы принесли в Дагестан три института своей жизни: арабский язык, шариат и ислам. Между этими установлениями и теми, которые имелись у самих дагестанцев, завязалась ожесточеннейшая борьба. Адат - местное обычное право — вступил в борьбу с шариатом, язычество — с исламом и местные языки - с арабским.
Арабский язык сумел завоевать очень важную позицию — школу, но уничтожить местные языки, занять в живой разговорной речи их место или хотя бы стать рядом с ними, он не смог. Правда, помимо школы он вошел как письменный язык в гражданский обиход горцев, но и только.
Однако, завоеванные им позиции были достаточны, чтобы на сотни лет затормозить хозяйственное, а следовательно и культурное развитие горских народов Дагестана. Какой может быть культурно-хозяйственный прогресс у народа, который лишен возможности пользоваться культурно-хозяйственным опытом других, более передовых народов? А арабизм добился этого в Дагестане, раскидав по всему Дагестану монопольные школы н а а р а б с к о м языке — школы по изучению Корана.
Дело воспитания и образования было и руках арабистов — духовенства. Нужды торгового оборота, междуплеменные связи, купля, продажа, акты гражданского состояния требовали письменности, понятной не только на территории того или другого .племени, но и на соседнем пространстве, и во всем Дагестане. Такой письменностью стала письменность на арабском языке. Арабисты стали и нотариусами, взимающими по двугривенному за фиксацию сделки. Интересно, что арабский язык в гражданском обороте занимал монопольное положение не только до покорения Дагестана, но и вплоть до самой Февральской революции. Даже русская администрация все свои проекты и распоряжения к обществам и аульской администрации должна была писать на средневековом арабе к о м я з ы к е.
Но несмотря на такую «ходкость» арабской письменности и вынужденное признание ее даже царизмом, арабский язык не сумет стать языком межплеменного общения отдельных народностей Дагестана. Арабский язык был побит местными языками, более легкими для усвоения и живыми.
При многоязычии Дагестана, когда достаточно выйти за границу своего аула, чтобы потерять способность объясняться со встречными, жителями другого аула, естественно явилась потребность в международном языке. В качестве такого всплыл на международную арену тюркский язык в своих различных наречиях — кумыкском и азербайджанском.
Правда, в районах Гулибского (прим. Гунибское), Аварского и Андийского округов вырабатывался свой районный язык межплеменного общения, поскольку этот район наиболее рознился своими диалектами. Там вырабатывался так называемый болмац, язык мутаалимов — странствующих школяров и торговли, в ОСНОВУ которого был положен аварский язык. Но при столкновении жителей этого района с жителями других районов, первые вынуждены были искать объяснения с последними на тюркском языке.
К этому вынуждало географическое расположение дагестанских народов и их языков. Все тюркские народы расположены на плоскости, без которой горцы не могут жить. Круглый год горец связан с плоскостью. Он .получает оттуда и хлеб, и товар, он опускается туда со скотом на зимовку. Он работает там в качестве батрака и т. д. Все это вынуждает его заучивать язык местности, в которой он нуждается, в то время как плоскостные жители не имеют таких стимулов к изучению горских языков.
Русское царское правительство оказалось поставленным перед фактом, когда в одной из областей Российской империи международной письменностью являлась арабская, международным языком — тюркский. Ни то, ни другое не соответствовало целям царского правительства. Международным языком Дагестана должен был быть русский, международной письменностью — р у с с к а я. Вся политика царизма к этому и сводилась.
Речь шла только о методах. Предположено было создать азбуку на основе русской транскрипции для горских языков, и в первые годы обучать их родному языку, чтобы, по выражению идеологов этой русификаторской политики, «учением на природном языке пробудить мыслящие силы детей, развить их понятие, облегчить им сознательное приобретение познаний, дать им умственное и р е л и г и о з н о е образование».
Ильменский — для казанских татар, Золотницкий — для чуваш, Услар — для горских языков Кавказа, вырабатывали на основе русской транскрипции «инородческие азбуки» «с целью облегчения для инородческих детей перехода от чтения на родном языке к чтению на русском». В Темир-Хан-Шуре еще в 70-х годах была организована для аварцев специальная школа по обучению аварской грамоте, с тем, чтобы слушатели этой школы, разьезжаясь по аулам, обучали в свою очередь других. Им раздавались буквари и книжки, напечатанные на аварском языке, а главнокомандующий кавказской армией назначил даже за каждого обученного денежное вознаграждение.
По азбуке Услара составлялись Кавказским учебным округом и первоначальные школьные книги на местных языках, одно время применявшиеся в «туземных» школах.
Но у царских держиморд не хватило выдержки продолжить руссификацию, поставленную на научную ногу. Решили, что это — либерализм, и обучение родному языку было прекращено. В школах Дагестана обучение стало происходить прямо на русском языке, так что к революции 1917 года Дагестан пришел с сетью школ исключительно русских, не считая школ по изучению арабского языка.
В 1912 году кавказское начальство попыталось вмешаться в процесс борьбы русского и арабского языков административным воздействием.

Приказом по Дагестанской области в некоторых районах арабское письмоводством сельских управлениях било заменено русским, и для этого на места, на смену арабистам, были посланы русские писаря. На этой почве произошли волнения в аварских частях нагорного Дагестана, известные под названием «писарского движения».
*****
Соперничество русского и арабского языков в Дагестане к 1917 г. оставалось актуальной, нерешенной проблемой.
Февральская революция, изменив соотношение политических сил, сразу же изменила и соотношение между языками. 60 русских школ в аульских местностях немедленно прикрылись, тогда как число школ Корана и арабского языка увеличилось. Письмоводства на русском языке как не бывало, и арабисты восстановили свое господство.
Торгово-помещичья и кулацкая контрреволюция немедленно стала использовывать религию и арабизм как оружие против всего, что выдвигала революция. От революции был взят только один лозунг «свобода», который контрреволюция толковала .по своему. «Paз свобода, - говорила контрреволюция, — значит свобода исповедания ислама, а свобода исповедания ислама обязывает каждого мусульманина выполнять все предписываемые догмы религии». А одним из основных догм являлось изучение Корана ребенком, достигшим семилетнего возраста, выполнение требований шариата и т. д., т. е. все то, что утверждало приоритет арабизма над всеми лозунгами революции и местными особенностями. Идеолог фанатизма, Узун-Гаджи . говорил, что он «вьет веревки для того, чтобы перевешать всех TЕХ кто пишет слева направо», т. е. для всех, кто смеет писать не по арабски.

В 1917 г. когда ставились вопросы о языке, договаривались чуть ли не до плебисцита. Были даже попытки опроса сельских обществ, какой они хотят язык в делопроизводстве и школе — тюркский или арабский. Речь шла уже только об этих двух. Никто несмел и заикаться о русском языке.
Позиции тюркского языка усилились в 1918 г., во времена так называемого горского правительства, ставшего у власти благодаря Оттоманской империи, и дивизии Нури-Паши, прибывшей в Дагестан для утверждения республики. К этому времени относится и организация учительских курсов на тюркском языке.
Образование в 1918 г. Азербайджанской Тюркской республики во главе с Муссаватистской партией и влияние, которое оказывал на горцев самый факт организации мусульманской-тюркской республики, политика расширения своего влияния на Дагестан, которую вело Муссаватистское правительство в целях использования горцев в борьбе с революцией, — делали также свое дело, усиливая приоритет тюркского языка даже над арабским, хотя арабисты еще очень твердо держались на своих позициях.
Советская власть, утвердившаяся в Дагестане в 1920 г., должна была начать все строительство с азов.
Первые два-три года языковая проблема, как самостоятельная проблема, и не выпячивалась. Было много вопросов более актуальных, и в области языка делали то, что казалось целесообразным на сегодняшний лень. Был даже такой этап в деятельности наробразов, когда муллы, которые учили Корану, получали жалованье и состояли на учете у ОНО, как учителя школ и ликпунктов. Только в 1923 году вопрос был поставлен на пленуме Дагестанского комитета партии, давшем законодательное регулирование вопроса, которое однако не внесло ясности и четкости в существо постановки и разрешения самой проблемы.
Первый пункт этого постановления заявляет: «Наркомпрос в своей деятельности должен ориентироваться на создание единого языка в республике, отводя преимущество тюркском у язык у».
Но второй пункт в корне противоречит первому, глася, что «школу первой ступени Наркомпрос должен строить и вести на родном языке».
По видимому ясность не имела права на существование в этом документе, ибо пятый пункт этого же документа предлагает «в отношении введения преподавания на тюркском языке в школах первой ступени предварительно обсудить в учебно-педагогических комиссиях, поручив окончательное разрешение вопроса Наркомпросу».
Только молодостью партийной организации, неопытностью и недооценкой всей важности обсуждаемого вопроса можно объяснить такое постановление. С одной стороны при твердом как будто бы курсе на создание в республике единого языка, школу I ступени предлагается Наркомпросу вести на родных языках, а с другой стороны— тому же Наркомпросу поручается обсудить вопрос о переводе преподавания первой ступени на тюркский язык и решить самому окончательно этот вопрос.
Четвертый пункт постановления обязывает Наркомпрос приступить к организации школ второй ступени - на тюркском языке. В русских школах второй ступени с первой же группы вводится как обязательный предмет тюркский язык. В общем курс на тюркский язык был взят основательный, с отступлениями временного характера в пользу родного и русского языков. Тюркский язык брал к а к будто перевес над родным и языками.
Но вопрос стоял глубже. Если до революции шла борьба между арабским языком ,и русским, то в 1923 году борьба шла не между родными языками и тюркским, а уже между тюркским языком, признаваемым за язык международного общения в Дагестане, и русским. Правда, такой четкости в постановке вопроса не было, но по существу боролись эти два языка. Никто не принимал всерьез местные языки, как фактор национального строительства. Уж слишком много было этих языков и перед количеством все отступали. Кроме того языки эти казались страшно бедными и строительство на них школы считалось невозможным. К национальным языкам относились не как к фактам, с которыми нужно начинать строительство, а как к злу, от которого надо как-нибудь отделаться.

В этой обстановке понятно, что и конференции, созванные в 1923/24 году по вопросу о языке преподавания, на которых присутствовали представители различных дагестанских языков, голосовали за тюркский язык, как основной язык школы. Иначе и быть не могло. Арабский в эпоху революции выпячивать в школах нельзя было, как не имеющий никаких корней в Дагестане, о русском говорить не решались, так как население все еще сохраняло свою настороженность к русскому языку, местные языки вообще в расчет не принимались -оставался тюркский язык как язык международного общения в Дагестане, язык соседнего Азербайджана, с которым Дагестан всегда имел и будет иметь большие экономические связи, и, наконец, как язык легко усвояемый.
Такое решение вопроса казалось естественным. Может быть оно и было бы правильным, если-бы правильным являлось исходное положение о необходимости единого языка в многонациональной республике.

В итоге получилась такая языковая концепция: в школах трех народов, правда наиболее компактных, если не считать лезгин Юждага, аварцев, дорганцев и лахов (прим. лакцы), которые имели азбуку, приспособленную к арабскому алфавиту — в первые два года преподавание велось на родных языках, а с третьего года обучение переводилось на тюркский язык, который, как предмет, вводился уже с первого года обучения.

У лезгин Юждага, не имевших своей письменности, школа строилась с первого же года на тюркском языке, а остальные два десятка мелких народов со своими языками должны были укладываться в одно из этих «прокрустовых лож».
Понятно, что цель этим достигнута не была. Приобщение к начаткам знания и ознакомление ребятишек с окружающим их миром на живом разговорном языке оказалось недоступным для всех народностей Дагестана. Отсюда первая трещина, полученная постановлением 1923 г. Далее опыт показал, что повышенная школа, в частности профтехническое образование и вузы, минимум на 75% сконструированы на русском языке и ни к чему тогда, вопреки педагогическим соображениям, заменять родные языки тюркским, поскольку низшее образование не связывается с .повышенным и высши1-: единым языковым конвейером, и ребятам при переходе в повышенные школы и вузы все равно приходится 'переключаться на русский язык Это была вторая трещина в постановлении 1923 года — трещина практического характера. Наконец, решающий надрыв постановление 1923 года полупило в связи с тем, что была отвергнута и основная политическая установка на создание единого языка в республике. Система, которая противоречила требованиям педагогики, потребностям жизни, и вытекала из неправильной политической установки — не имела права на существование и подлежала замене другой, отвечающей всем этим требованиям.

Была создана специальная языковая комиссия Дагестанского комитета партии, которая должна была проработать этот вопрос, учесть опыт других республик, и сделать сообщение партийному комитету и правительству.
В итоге работ этой комиссии, дискуссии в прессе, постановки вопроса в районах, мы имеем с 1927/28 уч. года новую языковую установку в Дагестане, которая действует и поныне.
Что принципиально и практически нового вносит это решение? Во-первых, оно отвергает принципиальную ориентировку на создание единого государственного языка, требуя приобщения дагестанских народностей «к социалистической культуре на родных языках», хотя наряду с этим в первой же ступени вводится опять преподавание тюркского и русского языков, и повышенную школу рекомендуется строить на русском и тюркском языках.
Новое решение по существу ничего нового не внесло.

Оно не повторило, правда, принципиальную установку решения 1923 года о курсе на единый язык, но фактически курс на тюркский язык как будто не уменьшился, ибо в первой ступени он по-прежнему преподается, повышенная школа строится на нем, новое решение вводит его даже в государственный аппарат, как обязательный язык, на что не решился пленум Дагестанского комитета в 1923 году.

Оба решения только варьируют различные дозы трех языков, начиная с 1-ой ступени и кончая повышенной школой, кружатся вокруг трех сосен — родной язык, тюркский и русский. Традиции решения 1923 г. еще не изжиты во втором решении, компромиссы различных течений приняли только новую форму, и жизнь требует нового пересмотра положения с языком в Дагестане.
Какие же установки нужно положить в основу этого пересмотра?
Во-первых, последовательное проведение принципа родного языка во всей системе обучения до той возможности, какую позволяют наличие культурных сил, богатство самого языка, перспективы роста и т. д., проводя этот 'Принцип не только для «избранных» народов—аварцев, даргинцев, лезгин—а в отношении всех народов, детвора коих кроме своего материнского языка (не наречия или провинциального диалекта) не знает иного и не говорит на другом. Таких может набраться десятка полтора языков. Может ли это количество смущать нас? Думается, что нет. Чем виновата детвора этих малых народностей, родившаяся в стране «горы языков»? Необходимо, чтобы и Наркомпрос РСФСР, поскольку деятельность Комнаца распространяется и на нацмен, живущих в пределах автономных объединений РСФСР, и Центроиздат пришли на помощь Дагестанской республике в обслуживании этих народностей на их родном языке. Главное препятствие заключается ведь в отсутствии письменности учебника и литературы, и преодоление его значительно облегчается введением латинского алфавита.
Существует также предрассудок о бедности этих языков, о вымирании их и т. д. и т. п. Но эти мельчайшие языки сохранились тысячелетиями, они выдержали напор арабизма и тюркизма, и не скоро сотрутся с лица земли.
По заверению лучшего знатока этих языков, Услара, мнения о бедности этих языков «совершенно ошибочны и проповедуются людьми, которые не имеют о них никакого понятия. Эти языки, напротив, неимоверно богаты грамматическими формами, которые доставляют возможность выражать самые тонкие оттенки мысли».
Специальная комиссия Наркомпроса Дагестана, работавшая над этим вопросом, нашла, что дагестанские языки впитали в себя до 2 000 арабо-фарсидско-тюркских слов, причем все они уже стали ко¬ренными словами и до 80% их общеупотребительны и общепонятны, причем эти арабо-фарсидско-тюркские слева в дагестанских языках не подверглись морфологическим изменениям, а сохранили свою чистоту и произносятся достаточно правильно.

Нужно же было впутать такое количество иностранных слов и все-таки сохранить свою самобытность! Один этот факт свидетельствует, что дагестанские языки не так бедны, как это может показаться. Русских слов в дагестанских языках обнаружено от 150 до 500, причем эти слова уже потеряли свои морфологические особенности и подчас трудно разобрать, русское это слово или нет.
Нужно отказаться от всяких соображений «государственного» порядка в отношении языковой проблемы, в частности, в области народного образования. Сотни народов Советского союза развивают свою культуру на своих языках независимо от того, что они окружены сотнями других языков, с которыми они связаны, знание коих для них полезно, но не обязательно, а главное, не должно идти в ущерб их учебе на родном языке и скорейшему продвижению к источникам знания.
Ведь если Дагестан в целом многоязычен, то каждая отдельная народность — одноязычна, и считает родным языком только один свой язык. Какое им дело, что кто-то, жалуясь на многоязычие, хочет отделаться именно от и х языка, меньшего по охвату говорящих, чем аварский или доргинский?
Нужно всю тяжесть языковой проблемы перекладывать не на головы дагестанских детей, а дагестанским организациям взять ее на себя. Ведь до сих пор стригли под несколько «типовых гребенок» все народности Дагестана. Хотя, мол, и трудно начинать учебу с незнакомого языка, но «терпение и труд все перетрут» — пусть ребятишки покряхтят. По видимому, надо будет «покряхтеть» самому центру, и взяться -вплотную за создание учебников и литературы одновременно на десятке языков дагестанских народностей, с тем, чтобы ребенок «на рысях» родного языка шел по школьным ступеням. Для этого требуется провести «смотр» всех народностей Дагестана, живой смотр на местах, главным образом детворы. Избытков сил, средств у нас нет, и поэтому создавать школу на .каждом диалекте там, где ребята знают одновременно и язык окружающей их более компактной народности не имеет смысла, но дать ребенку минимум—его родной язык— мы должны.
Языковая проблема требует очень много сил, средств и времени, но все это окупится в итоге всех мероприятии, вложенных в это дело. Ведь вся беда языковой проблемы в школах Дагестана была в том, что в нее вклинивались соображения не только школьно-педагогического порядка, но и всяческие неверные предпосылки, вытекающие из неверных политических установок.
В процессе стройки будут, конечно, трудности, которые имеются во всяком деле. Нужно только искреннее желание дать на родном языке подрастающему поколению максимум того, что позволяют возможности данного периода и предстоящего роста. Увязка с повышенной школой и вузами — вопросы чисто практического порядка, которые должны быть учтены в процессе работы, чтобы избежать так называемых «школьных тупиков», когда оканчивающие низшую ступень не могут попасть в школу повышенного типа. Преодоление этих тупиков — самое трудное во всей языковой проблеме.
А как же быть с международным для Дагестана тюркским языком? Мы думаем, что тюркский язык свою историческую миссию в Дагестане выполнил. На известном отрезке времени он в дагестанской школе заменил Коран и отвлек внимание масс от арабского языка. В кризисный период тюркский язык взял на себя тяжесть построения школы, и на первых порах эту тяжесть вынес. Но сейчас, когда школа уже укрепилась, когда население жаждет школы на каком угодно языке, лишь бы это была школа, которая даст детям производственную выучку — тюркский язык уже является помехой. «Производственные отношения пришли в противоречие с производительными силами». Следовательно «отношения» эти, в данном случае языковые отношения, должны быть перестроены, изменены, и перегруппированы соответствующим образом.
***
Несколько слов о языке государственного аппарата.
Согласно постановлениям и 1923 и 1928 годов вся работа низовых сельских, партийных, советских, профессиональных, кооперативных, культурно-просветительных и др. органов должна вестись на родном языке массы. На этом же языке низовые органы ведут сношения с округом и центром.
Это положение надо распространить не только на сельские советы, но и на кантоны, где, конечно, должны работать только люди, знающие язык кантонского , крестьянства и его письменность. Остается центр — ЦИК и Совнарком, которые, являясь фокусом, куда стекаются все дагестанские народности со своими нуждами, должны дать удовлетворение каждому рабочему и крестьянину Дагестана на его родном языке. Для этого необходимо конкретизировать центральные аппараты республики, чтобы в каждом из них были представлены по крайней мере наиболее распространенные языки Дагестана. Здесь тюркский и другие наиболее распространенные дагестанские языки могут найти для себя большее поле деятельности, чем в школе. Тут они будут иметь дело уже со взрослым населением, большей частью знакомым с одним из основных языков Дагестана, и потому могут сослужить хорошую службу. Здесь не страшна даже монополия 5—6 наиболее распространенных языков за счет менее распространенных.