Множественные идентичности между теорией и политикой (пример Дагестана)

Введение

Доминирующая в российской науке и в общественно-политической практике эссенциалистская (essentialist) трактовка этничности как строгой группы с эксклюзивным членством уже давно пришла в противоречие с культурным разнообразием, идентификационными сложностями (identity complexities), этнической динамикой и подвижностью. Советская теория этноса старалась приспособиться к этому вызову, вводя разные понятия, обозначающие как групповую иерархию («этнос - субэтнос» и «подразделения этноса»), так и изменение динамических состояний групп («этнические процессы» и «переходные группы»1. Суть этих модификаций советского теорети­ческого примордиализма состояла в том, что внутри архетипического коллективного тела под названием этнос допускалось существование своего рода составляющих его частей или отличительных ячеек, которые разные специалисты называли по-разному (субэтносы, этнические группы, этнографические группы, народности). Составляющие части - это когда этнос делится на две или три отличающиеся совокупности (например, мордва состоит из мордвы-эрзя и мордвы-мокша, чукчи делятся на береговых и лесных, или оленных, осетины - на дигорцев, иронцев и кударцев). Ячейки или группы - это когда внутри большого гомогенного тела имеются некоторые культурно отличительные сегменты (тептяри и мишари среди татар, поморы и казаки среди русских, тувинцы-тоджинцы среди тувинцев, коми-пермяки среди коми).

Категория «переходной группы» была изобретена для объяснения некоторых этнографических реалий зарубежного мира, чтобы поместить в эту категорию иммигрантские сообщества, которые якобы пребывают в процессе неизбежной ассимиляции и, потеряв свою принадлежность к «материнскому этносу», еще не стали частью этноса или этносов страны пребывания. Эта концепция была разработана М.Я Берзиной на материалах Канады, но использовалась и для

других стран и регионов2. Наконец, существовала еще конструкция «этноса в широком смысле слова» (этносоциальный организм – ЭСО) и «этноса в узком смысле слова» (этникос), которая применялась скорее как академическое оправдание системы этнотерриториальных автономий внутри СССР (украинцы в Украинской ССР - это ЭСО все украинцы в мире - это этникос).

Все эти модификации позволяли позднесоветскому академическому примордиализму объяснять мировую культурную мозаику, включая и СССР, но они не дошли до уровня общественных практик. В СССР в общественном менталитете и в государственных процедурах утвердился принцип «национальности» как единичной и обязательной принадлежности каждого гражданина к определенной этнической общности, а фиксация этой принадлежности осуществлялась через систему внутренних паспортов на индивидуальном уровне и через систему статистического учета в переписях населения на коллективном уровне. Что касается разработки номенклатуры нацио­нальностей, то эта функция была закреплена за статистическими органами в кооперации с академической наукой. При первой разработке этой конструкции в переписи 1926 г. участвовали этнографы географы и другие ученые в составе специальной комиссии3. В последующем разработка «списка народов» перешла к Институту этнографии АН СССР в сотрудничестве со специалистами ЦСУ СССР. Таким образом, в этом деле играли важную роль не только ученые-этнографы, но и специалисты-статистики, о чем свидетельствует книга одного из старейших сотрудников ЦСУ А.А. Исупова4.

В советское время вопросам национальности и языка в переписях населения всегда придавали особое значение. Это вызывало жестокие коллизии как между этническими элитами советских национальностей, так и между властями и наукой. Смысл этих коллизий был примерно всегда одинаков. Власти и этнические элиты доминирующих (титульных) групп были заинтересованы в унификации и интеграции этнической мозаики во имя определенного числа «социалистических наций», включавших только те общности, которые имели «свею национальную государственность» (союзные и автономные республики). Лидеры и активисты малых групп («двойных меньшинств», т.е «нетитульных» меньшинств на территории союзных и автономных республик), представители дисперсных групп и депортированных народов, лишенных территориального статуса, вместе с представителями академической науки выступали за фиксацию и через нее за признание всех известных этнических групп, представители которых сохраняли свою идентичность.

В более сложном положении оказывались представители научной интеллигенции в республиках, которые находились под жестким контролем местных властей и прежде всего обслуживали местные титульные этнонационализмы. Так азербайджанские этнографы доказывали существование в республике «мононации» азербайджанцев, отказывая в признании лезгинам, талышам, курдам, езидам. Партийное руководство Азербайджана неоднократно жаловалось в Москву на Институт этнографии АН СССР, который упоминал эти группы в своих изданиях, помещая на этнографических картах и в списке народов для переписи населения. Дагестанские ученые больше всего были обеспокоены утверждением аварско-даргинского культурного доминирования и никогда не выступали за права и интересы малочисленных народов, не считая их самостоятельными группами. Такая же ситуация была во всех союзных и автономных республиках5.

Горбачевская либерализация вызвала рост периферийных национализмов и этнокультурного партикуляризма вместо советского идеологического монолита. Под вопросом оказалась система академических предписаний и верхушечного политического регулирования сферы этнической идентичности. В условиях радикальных социальных трансформаций этничность (национальность) гражданина во многих аспектах стала более значимой, чем социальные и профессиональные характеристики, особенно в этнотерриториальных автономиях Российской Федерации. В то же самое время усложнились запросы граждан, связанные с их этнической принадлежностью. Поя­вились лоббисты малых групп, сторонники переидентификации, энтузиасты смены групповых названий, любители возрождения древних корней и еще многие, для которых игра в этничность и поиск корней стали своего рода компенсацией кризиса национальной российской идентичности и одной из наиболее доступных форм коллективной солидарности в условиях быстрых перемен и новых конкуренций. В ряде регионов этничность стала главной игрой, точнее, главной ставкой в борьбе за власть и ресурсы. Именно таким регионом стала Республика Дагестан, где старые схемы и новые конкуренции в сфере межэтнических отношений в драматической форме столкнулись с российской академической схемой и бюрократической процедурой во время проведения переписи населения 2002 г. Сходные коллизии были и в других регионах накануне и во время переписи6, но нигде конфликт теории и политики вокруг вопроса этнической идентификации не сказался столь серьезным образом на проведении переписи и на качестве и достоверности полученных материалов.

Почему Дагестан?

Дагестан в этническом и языковом отношении чрезвычайно многообразен и потому этнологическое исследование местного общества представляет значительную сложность. В равной мере этнический фактор играет большую роль в общественной жизни и политике современного Дагестана. Известно, что к концу советского периода в республике установилась номенклатура из 14 национальностей, регистрируемых всеми официальными документами. Их перечень обычно дается не по алфавиту, а по мере уменьшения численности: аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины, лакцы, русские, табасаранцы, азербайджанцы, чеченцы, ногайцы, рутульцы, агулы, цахуры и таты. Хотя их статус в качестве именно «дагестанских» национальностей никогда и никем специально не формулировался, но он никогда и не подвергался сомнению. По-видимому, в общественном сознании статус «дагестанской национальности» придавал им тот факт, что только эти народы представлены в республике в составе исторически сложившегося сельского населения.

Данная номенклатура национальностей начала складываться с 1920-х годов и развивалась на протяжении нескольких десятилетий. Так, ряд малочисленных общностей, считавшихся по переписи 1926 г. группами лезгин (табасаранцы, рутульцы, агулы и цахуры) в переписи населения 1959 г. получили статус отдельных национальностей. В то же время 13 самостоятельных в языковом отношении этничностей андо-цезской языковой группы (андийцы, ахвахцы, багулалы, бежтинцы, ботлихцы, гинухцы, годоберинцы, гунзибцы, дидойцы, каратинцы, тиндинцы, хваршины, чамалалы) и одна группа с языком лезгинской языковой группы (арчинцы) были отнесены к аварской национальности. Точно так же ранее самостоятельные этничности кайтагцев и кубачинцев тогда же были отнесены к даргинцам. Все эти и ряд других государственных упорядочений этнической номенклатуры, происходивших в СССР на протяжении нескольких десятилетий, были отражением общей установки на конструирование социалистических наций, часто из множества партикулярных идентичностей (этнических, религиозных, территориальных, клановых), на сближение наций и на консолидацию местного общества и советского народа в целом.

В Дагестане этот процесс имел впечатляющие результаты по части формирования ряда крупных наций, а также общедагестанской идентичности. Эти установки и усилия имели под собой не просто идеологическую основу, но и некоторые исторические и социокультурные факторы в форме этнически сложных групповых идентификаций. Начнем с того, что в досоветском Дагестане вообще не было идеи «национальности» и, следовательно, нынешней номенклатуры народов. Концепция «этнической общности» отсутствовала вообще. Здесь различали джамааты - отчетливые атомарные политические целостности полисного типа. Они объединялись на добровольной или добровольно-принудительной основе в союзы - федерации или конфедерации джамаатов. Большое количество письменных источников, содержащих политико-правовые документы и сохранившихся до нашего времени, достаточно полно характеризуют внутреннее устройство джамаатов и характер их взаимоотношений и, главное, определяющую значимость джамаатской идентичности для традици­онного дагестанца7.

Складывание нынешних «дагестанских народов» - аварцев, даргинцев, лезгин, лакцев и т.д. - происходило уже в советский период. Этот процесс осуществлялся в рамках принятых в марксистско-ленинской теории национальных отношений понятий «нации» и «народности»8. Современные дагестанские национальности складывались «сверху» в результате принимаемых органами власти решений по установлению «научно обоснованной» номенклатуры национальностей и их регистрации в актах гражданского состояния и в ходе переписей. Конечно, при этом принимались во внимание этнографические характеристики и существующие среди населения иден­тификации. Причем факторами, определяющими конструируемую национальную идентичность, не обязательно были характеристики «этнического родства». Множество джамаатов андо-цезских народов были политически тесно связанны с Аварским ханством - союзом джамаатов, расположенном на горе «Хунзах» (Хунзахском плато). Хунзах, или Авария (аварцами называли в традиционном Дагестане только хунзахцев) был важнейшим политическим и культурным центром всего Нагорного (северо-западного) Дагестана.

«Язык войска» (болмац) всех объединенных сил джамаатов и их союзов этой части Дагестана сформировался на основе языка жителей Хунзахского плато. На этой же основе развивалась общая фольклорная, а затем и литературная традиция всех жителей этого региона. Знание языка болмац, т.е. «аварского» языка, помимо своего, джамаатского, было необходимо каждому социально активному горцу этой части Дагестана. В качестве примера можно привести джамаат Мегеб, который исторически населяют этнические даргинцы, расположенный в окружении аварских джамаатов и тесно с ними связанный. Все мегебцы хорошо знают аварский язык, считали и считают себя аварцами, и этот факт никогда и никем не оспаривается. Между тем они знают также родной даргинский язык и пользуются им.

Интеграция андо-цезских народов с «аварцами» в XX в. в контексте «национального строительства» оказалась достаточно естественной. Характерно, что аварцы - жители аварских джамаатов, не принадлежащие к аварцам Хунзаха и говорящие на своем диалекте аварского языка, часто говорят хуже на литературном аварском языке, чем представители джамаатов -ботлихцев, годоберинцев, хвар шинов и т.д., у которых есть свои самостоятельные языки. Таким образом, формирование единого «аварского народа» не было только произвольным делом аварского руководства республики. Дело в том, что тогда, во-первых, «этническая интеграция аварцев» идеологически обосновывалась «процессом расцвета и сближения близких этносов в единую общность». При этом с аварцами оказалась интегрированной и одна «лезгинская» группа - арчинцы, численность которых тогда не достигала и тысячи человек. Аварское руководство могло бы без особых потерь для себя «уступить» арчинцев лезгинам или выделить их в отдельный народ, как это случилось с цахурами, агулами и рутульцами. Так бы и произошло, если бы вопросы этнокультурной идентификации были целиком в руках администраторов. Но этого не случилось по той причине, что арчинцы в свое время сами посчитали себя аварцами, поскольку многие века находились, как и андо-цезские народы, в общем ареале геополитического и социокультурного доминирования Хунзаха. Именно поэтому советская этническая инженерия не вызывала в свое время сколько-нибудь значимых противодействий, да такие противодействия и не допускались в условиях тоталитарного режима.

Подлинная проблема состояла в том, что создание новых более крупных наций исключало возможность сохранения малых идентичностей, ибо теория и политико-бюрократическая процедура не допускали двойную групповую принадлежность, т.е. отрицался сам феномен множественной идентичности. Как один футболист не может сразу играть в двух командах, так и человек не может быть членом двух наций одновременно. А это значит, что для признания остается место только одной группе. Другая культурно схожая единица (culturally related unit) должна войти в ее состав без какого-либо статуса или исчезнуть. Однако в Дагестане не произошло, как и в других схожих ситуациях, исчезновения культурной специфики и малых идентичностей. Они продолжали сосуществовать в сознании многих дагестанцев одновременно с лояльностью к статусным национальностям и с общедагестанской идентичностью.

В начале 1990-х годов в ситуации конкурирующей и политизированной этничности местные малые идентичности оказались вновь актуализированы. Этому способствовало то обстоятельство, что в политической структуре постсоветского Дагестана этническое представительство стало играть важнейшую роль. По Конституции РД 1994 г. формирование институтов высшей власти напрямую стало увязываться с этнической принадлежностью их состава. Проблема определения этнического статуса стала приобретать политическую значимость. Поскольку в Государственном Совете РД и при формировании депутатского корпуса Народного Собрания в расчет принимались именно 14 национальностей, то с середины 1990-х годов в среде этнических элит нестатусных групп стали возникать требования выделиться в отдельную национальность. Достижение этой цели позволяло представителю этой этнической группы получить гарантированное место в составе Госсовета РД, численный состав которого в таком случае следовало бы расширить, а также в республиканском парламенте. Аргументация этих требований была следующей: «Почему, скажем, цахуры, численность которых не превышает 5-6 тыс., имеют своего представителя в Госсовете и гарантированное место в парламенте, в то время как андийцы, входящие в состав аварской национальности, численностью в 30-35 тыс. человек не имеют такого права, хотя обладают столь же значимыми этническими признаками, а именно, самостоятельным языком, территорией проживания, самосознанием и т.д.?»

В результате в республике среди представителей малочисленных этнических групп, входящих в состав наиболее крупных дагестанских национальностей, появились и стали укрепляться движения за приобретение самостоятельного этнического статуса. Чтобы добиться этого, достаточно было настоять на том, чтобы эти нестатусные группы были включены отдельной строкой в «список народов России», который служит основным ориентиром при проведении и публикации итогов переписи населения. Известны случаи проведения «съездов народов», например, андийцами, публичные высказывания авторитетных деятелей из числа дидойцев, каратинцев и других групп. В газете Цунтинского р-на распространялись призывы указывать в качестве национальности не «аварцы», а «дидойцы» или «цезы», а в качестве «родного языка» указывать дидойский.

Серьезный резонанс в Дагестане вызвали суждения некоторых авторитетных московских этнологов накануне переписи и в ходе ее подготовки, что андо-цезские народы были «насильственно присое­динены к аварцам». Не говоря о сильном политическом резонансе этих суждений, они не верны по существу. He возвращаясь к уже высказанным выше теоретическим аргументам, укажем, что утверждению такого мнения в научных кругах, по всей видимости, способствовали два распространенных в научной среде предубеждения: что все вопросы этнического характера при коммунистическом строе решались сугубо начальственным произволом и грубым администрирова­нием и что любой этнос, обладающий самостоятельными «этническими признаками», не может желать добровольной идентификации с «другой» национальностью.

В силу указанных выше обстоятельств в Дагестане вопросы фиксации в ходе переписи населения этнической идентификации и численности каждой национальности обрели особый общественный интерес. Эта заинтересованность процедурами переписи и ее итогами концентрировалась вокруг двух главных вопросов: а) какие культурные идентичности имеют право на статус «национальности», дающий возможность попасть в признанную местной властью номенклатуру на­циональностей и б) какие изменения произойдут в численности дагестанских национальностей, т.е. в их политической значимости, «весе» при распределении высших (и не только высших) государственных должностей. Представители некоторых этнических элит, создавшие в годы перестройки неформальные структуры (своего рода этнопартии)9, ставили своей целью внести изменения в этническую номенклатуру, т.е. добиться самостоятельного «национального» статуса для «своих» групп, другие ставили цель контролировать ход переписи, чтобы способствовать сохранению статус-кво и получить наиболее благоприятный для своей национальности результат.

Руководство республики отнеслось к организационным проблемам подготовки и проведения переписи со всей тщательностью. Оно стремилось сохранить этническую номенклатуру в неизменном виде и в то же самое время получить максимально легитимные данные о численности дагестанских народов. То и другое было необходимо для сохранения внутренней стабильности в республике после многих лет бурных политических баталий, криминального насилия и краткой войны против вторжения вооруженных формирований с территории Чечни осенью 1999 г. Следует отметить, что сам по себе многоэтничный состав политической элиты республики позволяет обеспе­чить номенклатурный консерватизм и взаимный контроль над тем, чтобы в ходе переписи не были допущены искажения численности национальностей. Любые действия в этом направлении не могут остаться незамеченными и обязательно вызовут разоблачения и громкие скандалы. Но этот консерватизм и озабоченность стабильностью касаются сложившейся системы распределения власти между 14 группами при доминировании двух самых многочисленных групп -аварцев и даргинцев. Никаких других новых претендентов на место в дагестанской этнической системе появляться не должно. Нежелательно и перераспределение внутренней иерархии между 14 группа­ми, которая зависит прежде всего от численности группы. Именно здесь случилась основная драма переписи в Дагестане, которая прежде всего привела к серьезной коллизии между властями и ака­демической наукой республики, с одной стороны, и Институтом этнологии и антропологии РАН (ИЭА), с другой, при своего рода промежуточной позиции Госкомстата и правительства России.

Московская этнология и Дагестан

Институт этнологии и антропологии РАН имеет большой опыт изучения народов Дагестана10 и давние научные связи с дагестанскими этнографами и историками. В год переписи в издательстве «Наука» вышел в свет коллективный труд «Народы Дагестана», который был подготовлен совместно с Институтом истории, археологии и антропологии Дагестанского научного центра РАН11. В этом труде, помимо обобщающих разделов по истории, хозяйству, религии, городскому и сельскому населению, культуре, содержались историко-этнографические очерки по каждому из народов, написанные ведущими дагестанскими учеными. Структура очерков была построена в соответствии с принятой в республике классификацией народов и малых групп (народностей или «субэтносов»), которые как бы входят в состав этих больших народов. Однако были и отличия от официального списка. В томе было только 11 (а не 14) очерков первого порядка, ибо 4 группы (агулы, рутульцы, табасаранцы и цахуры) были отнесены в лезгиноязычным народам и помещены в томе как группы «второго уровня», а арчинцы были представлены как самостоятельный народ, а не часть более крупного народа - аварцев. Зато горским евреям было посвящено два отдельных очерка: в первом очерке излагалась точка зрения, что таты и горские евреи - это разные народы12, а во втором делался вывод, что таты представляют собой часть горских евреев с особым самосознанием13. В какой-то мере такая презентация в этом томе этнографических очерков была компромиссом со стороны московских специалистов, ибо другой вариант - обычный список без иерархии групп - был бы неприемлем для наших коллег в Дагестане, ибо он расходился с официально принятой в Дагестане номенклатурой этнических групп.

Было бы неверно утверждать, что позиция дагестанских властей и академической науки отрицает существование малых этнических общностей, их этноязыковую отличительность и самобытность. Именно местные ученые в течение десятилетий проводили этнографические и лингвистические исследования малых народов Дагестана, а в последние десятилетия их усилия превосходили вклад московских и петербургских коллег, которые когда-то были зачинателями научного кавказоведения. Сложившаяся в последние десятилетия схема отражала политические установки дагестанских властей, направленные на консолидацию местной этнокультурной мозаики в более крупные социалистические нации, прежде всего за счет включения в состав наиболее многочисленной группы аварцев 14 андо-цезских групп, проживающих в горной Аварии.

К сожалению, доминирующая теория примордиальной этничности не позволяла признать сам феномен подвижной и сложной идентичности среди дагестанцев, требуя обязательной фиксации по эксклюзивной принадлежности только к одной группе, а уже затем включение этой группы в состав более крупной общности. Во всех официальных публикациях, прежде всего в материалах переписей начиная с 1939 г., эти «подгруппы» или «народности» в составе «этносов» или «наций» уже не упоминались. Они как бы исчезали с карты Дагестана и по этой причине их представители не могли претендовать на какие-то особые преференции при решении вопросов распределения власти и ресурсов. Таким образом, советская теория этноса была приспособлена к сложной этнокультурной ситуации через выстраивание иерархии групп, а не иерархии личностных идентичностей. Эта конструкция отвечала политическим интересам консолидации дагестанского общества на основе признания одних групп в качестве статусных, а других - в качестве сегментов или подразделений этносов. Категория «подразделение этноса» была одной из наиболее распро­страненных в советской этнографии, и она использовалась во многих случаях при описании этнографических реалий в стране и в зарубежном мире14.

Несмотря на то, что более полувека в публикуемых материалах переписей малые группы не появлялись, сохранялись их культурная отличительность и достаточно четкая этническая идентификация, которая все же отражалась во время переписей при ответах на вопрос о национальности. Не имея возможности указывать сложную (двойную) национальность (этого не допускала ни теория, ни процедурная практика с ее единичной графой для ответа на вопрос), часть представителей малых групп указывала аварскую или даргинскую национальность, а часть - свою «первичную» национальность, т.е. принадлежность к малой группе. Полной ассимиляции или растворения одной формы идентичности в другой не происходило. Так, в переписи 1989 г. указали себя отдельно от «больших наций» следующие носители «малых идентичностей», проживающих в Дагестане: аккинцы (16 131 чел.), андийцы (4563 чел.), ахвахцы (200 чел.), годоберинцы (6 чел.), каратинцы (16 чел.), кубачинцы (8 чел.), хваршины (6 чел.), чамалалы (20 чел.). Помимо этого, в других регионах страны были зафиксированы 8 кубачинцев (в Дагестане ни одного!) и один арчинец. Почти все они указали в качестве родного языка не язык «основной нации», а своей малой группы: 11 112 аккинцев указали аккинский и 4387 - чеченский, 4561 андийцев - андийский и 2 - аварский, все ахвахцы и годоберинцы указали родным ахвахский и годоберинский языки, каратинцы поделились пополам между каратинским и аварским, 18 чамалалов - чамалалский и 2 - аварский. Все эти данные были опубликованы не в официальных материалах переписи, а в дополнительной брошюре тиражом 400 экз., доступной только узкому кругу специалистов15.

Не менее интересными были дополнительные данные переписи 1989 г. по родному языку: андийский в качестве родного языка указали 12 029 чел. (это почти в три раза больше численности самих андийцев!), появились люди с родным ботлихским (1 чел), дидойским (2 чел.) языками. Все это говорило о том, что несмотря на жесткие установки не записывать и не показывать некоторые группы в ходе переписи, носители малых идентичностеи и языков все же указывали их в переписи и попадали в дальнейшие материалы, хотя и не подвергались основной «разработке», т.е. публикации в официальных данных.

Наиболее стойкие активисты и даже рядовые жители постоянно выражали недовольство этой формой этнической дискриминации. В адрес Института этнографии еще в советские времена поступали многочисленные жалобы от местных общин и представителей интеллигенции. Некоторые представители малочисленных дагестанских народов учились в аспирантуре института и были носителями прямой информации о ситуации. Дагестанские ученые, изучавшие малые группы, испытывали к ним большую симпатию и стремились не только изучать, но и сохранять культуру малых бесписьменных народов Дагестана.

Несмотря на социально-политический кризис после распада СССР, вооруженный сепаратизм в соседней Чечне и этнорелигиозные мобилизации в борьбе за власть и за собственность в ходе при­ватизации, доминирующие в Дагестане группы и их политические элиты сумели установить определенный баланс интересов и через систему этнопредставительства и своего рода коллективного правления контролировать ситуацию в республике. Нападение вооруженных отрядов чеченских сепаратистов и религиозных экстремистов не разрушило единство народов Дагестана, а, наоборот, сплотило население республики. Тем не менее все эти годы укреплялись малые формы этнической идентичности, лояльность по джамаатам и интерес к культурным корням малых общин и народов. Общественные активисты и их спонсоры из числа малых народов поддерживали движения «возрождения». Появились политические организации, спортивные клубы, землячества и другие неформальные объединения, которые стали подвергать сомнению сформированный режим власти на основе этнического представительства 14 групп, а по сути, двух-трех основных «этнопартий» (аварской, даргинской, кумыкской)16.

В среде малых народов появились ассоциации, газеты, книги, национально-культурные автономии, говорившие от их имени. В адрес Института этнологии и антропологии РАН накануне переписи пришла копия петиции от имени дидойского народа, которая была направлена президенту страны и главе правительства России и содержала требование зафиксировать в переписи дидойцев как самостоятельный этнос. Под петицией, принятой на заседаниях ряда местных советов, стояло более шести тысяч индивидуальных подписей с указанием адресов и номеров паспортов! Петиция была. Игнорировать такой документ было невозможно, ибо дидойцы и их язык были хорошо известны специалистам, а отсутствие такой большой группы в данных советских переписей было явным нарушением прав народов. Аналогичное этническое лоббирование исходило и от представителей других дагестанских народов.

Каким был ответ на эту новую ситуацию со стороны российской этнологии и ведущего научного учреждения - Института этнологии и антропологии РАН? По большому счету, мышление представителей московской науки было аналогичным мышлению дагестанских властей и местных ученых: в Дагестане существуют отличительные коллективные общности на основе исторической традиции, языка, культуры и самосознания, поэтому главное - точно установить, самостоятельные ли они этносы или же являются подразделением этноса. Разница была лишь в том, чтобы признать в качестве самостоятельных не 14, а 30 народов Дагестана (у аварцев «отобрать» 14 андо-цезские группы и арчинцев, у даргинцев - кайтагцев и кубачинцев).

Длительное подавление малых этнокультурных идентичностей среди дагестанцев в пользу статусных «наций», слабая поддержка развития их культур и языков (андо-цезские народы так и остались бесписьменными), постсоветская этническая активность («этническое возрождение») и демократизация общественной жизни - все это способствовало тому, что московские этнологи при подготовке новой переписи в новой России выступили сторонниками наиболее полного выражения этнической идентификации граждан и возможности расширить число самостоятельных этнических категорий населения, отраженных в итогах переписи. В подготовленном ИЭА РАН перечне возможных самоназваний и национальностей РФ, а также в списке языков, которые могут встретиться в ходе опроса, достаточно полно были представлены все этнические группы, которые проживают в Дагестане, а также языки, на которых они разговаривают. В принципе этот список мало чем отличался от предыдущих списков, которые готовились для переписей 1970, 1979, 1989 гг.

Что действительно было отличным от предыдущих переписей, так это предложение опубликовать в итоговых материалах данные по численности и по языку всех (!) групп без включения малых народов в состав аварцев и даргинцев, а, значит, и без приписывания их к численности аварцев и даргинцев. К тому же эта «прибавка» не особенно велика, ее отсутствие все равно не подрывает демографическое лидерство двух первых национальностей Дагестана, да и не в ней дело. Кстати, в переписи 1926 г., когда еще не началось строительство социалистических наций в Дагестане, данные были следующими: андо-цезские группы и арчинцы составили 38,6 тыс. человек, аварцы - 138,7 тыс.; кайтацы и кубачинцы - 16,8 тыс., а даргинцы - 108,9 тыс.17 Во всех последующих статистических таблицах по этническому составу населения Дагестана эти цифры 1926 г. давались суммарно - как численности аварцев и даргинцев.

Первый вариант списка, подготовленный рабочей группой ИЭА РАН, вообще не предполагал вводить иерархию групп, как и не предполагал возможность указывать двойную идентичность. Инновация -введение при опубликовании принципа «группа - подгруппа» - появилась позднее и была принята Госкомстатом России и Советом ИЭА РАН на условии общего понимания, что этот принцип будет сохранен вплоть до опубликования окончательных результатов. Однако принцип «группа - подгруппа» касался только таких хорошо известных случаев, как марийцы (горные и луговые), мордва (мордва-эрзя и мокша-мокша), татары (сибирские татары, татары-кряшены, татары-мишари и др.). Вопрос о возможности фиксации двойной идентичности (т.е. двойной национальности) вообще не ставился, ибо он выходил за рамки ментальных конструкций российских экспертов и принятой общественной практики. Таким образом, список представлял собой достаточно серьезный вызов устоявшейся практике, но он был исполнен по-старому прямолинейно: существовала только возможность признавать или не признавать в качестве «само­стоятельного этноса» ту или иную форму этнической идентичности среди российских граждан.

Дагестан и московская этнология

«Список народов» скоро стал известен в Дагестане, ибо Госкомстат России разослал проект документа по субъектам РФ. Неизвестно, по чьей инициативе, но Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы Дагестанского научного центра РАН (ИЯЛИ ДН РАН) подготовил обстоятельное заключение за подписью его директора акад. Г.Г. Гамзатова и представил его 15 января 2002 г. в Государственный совет и в Народное собрание РД. В нем говорилось, что в проектах перечня национальностей и словаря национальностей и языков России «представлена искаженная картина национальностей и языковой жизни современного Дагестана. Налицо намерение не считаться с реалиями сложившейся в республике этнополитической ситуации, игнорировать объективные научные данные современной этнологии и социолингвистики, реанимировать, консервировать архаический пережиточный уровень общественного сознания. Похоже, что мы имеем дело с позицией, заимствованной из методологических установок переписи 1926 г. и не учитывающей существенные перемены, происшедшие на демографической, этнической и языковой карте республики в течение XX столетия»18.

Какие конкретно позиции вызвали несогласие дагестанских ученых?

Первое - это отказ применить в отношении Дагестана методологический принцип «группа - подгруппа» и перечисление все дагестанских групп по алфавиту среди длинного списка народов России, «хотя именно на этнолингвистической карте Дагестана мы имеем уникальную, устойчивую общность в лице аваро-андо-цезской группы народностей и языков». В заключении говорится, что аваро-андо-цезы - это в сущности единый народ, а андийские и цезские народности еще в 16-17 вв. сознавали свою историко-культурную общность с аварцами. «Представители всех народностей, составляющих данную общность, будучи носителями языка и культуры своих этносов (!), резонно подчеркивая свою принадлежность к собственной национальности (!), практически свободно владеют и пользуются, начиная с первых классов средней школы, языком "маарул" - т.е. аварским и определенно, не колеблясь называют себя аварцами -"маарулал". Аварский язык для них уже столетия является языком межэтнического общения». По-мнению дагестанских ученых, нет ни­какой фатальной необходимости «размежевывать, разлучать и отдалять друг от друга народности, находящиеся в генетически родственных отношениях, веками живущие рядом, вместе, общими инте­ресами и образующие неразрывную и столь рациональную и перспективную общность». Поэтому необходимо «все народности, группирующиеся вокруг аварцев, отразить и зафиксировать вместе, в одном блоке, в единой общностной групповой увязке». Каждой из народностей должно быть предоставлено право помимо своего родного этноса и материнского языка, указать на свою принадлежность к аварцам.

Второе - это несогласие с выделением «в качестве самостоятельных этнических и лингвистических единиц двух диалектов даргинского языка - кайтагцев и кубачинцев, равно как и аккинцев, об­щепризнанных как диалектное образование чеченского языка». Даргинский язык должен быть представлен диалектными образованиями -акушинским, кайтагским, кубачинским, урахинским и цудахарским.

Третье - это несогласие с выделением бесписьменного арчинского языка и его отнесением к лезгинской группе. Аргументы были приведены следующие:

«Длительное пребывание в административных пределах авароязычного региона и постоянном социально-культурном общении с аварским населением, язык арчинцев обрел значительный элемент наслоения аварского языка... Арчинцы всецело приобщились к аварцам, владеют и пользуются аварским языком, считают себя аварцами ("маарулал"). Да и аварцы считают их не иначе как своими исконными братьями. В сложившихся условиях возникает идея включения бесписьменного арчинского языка в этно-лингвистическую систему аваро-андо-цезской группы».

ИЯЛИ ДН РАН предложил свой проект Систематического словаря национальностей и языков Республики Дагестан. Его отличие от проектов ИЭА РАН состояло в следующем: 14 андо-цезских народов включая и арчинцев, были перечислены как варианты самоназваний аварцев, которые могут встретиться в переписных листах, а названия их языков были отнесены к варианту аварского языка. Среди «основных названий национальностей» (не «названий основных национальностей»!) было только 13 названий дагестанских групп (плюс русские).

22 февраля 2002 г. на имя Председателя правительства РФ М.М. Касьянова ушло письмо от имени Государственного совета Республики Дагестан за подписью председателя Госсовета М. Магомедова, Председателя Народного собрания РД М. Алиева и Председателя правительства РД X. Шихсаидова. Приведем полный текст этого письма:

«В связи с тем, что Государственным комитетом Российской Федерации по статистике представлены в Правительство Российской Федерации проекты ''Перечня национальностей для разработки материалов Всероссийской переписи населения 2002 года" и "Систематического словаря национальностей и языков России", подготовленные Институтом этнологии и антропологии Российской Академии наук, руководство Республики Дагестан считает необходимым высказать свое мнение.

По нашему глубокому убеждению, эти документы игнорируют сложившиеся в Дагестане этнополитические реалии, не учитывают существенные перемены на демографической и языковой карте республики, имевшие место в течение XX столетия и направлены на дробление отдельных дагестанских народов на этнические группы. Общественностью республики указанные документы восприняты крайне негативно, так как они могут усилить напряженность, подорвать единство и целостность дагестанского народа.

Институт этнологии и антропологии Российской Академии наук за последние годы не в первый раз предпринимает шаги по искусственному размежеванию дагестанских народов, находящихся в генетически родственных отношениях, веками живущих рядом и имеющих общие интересы. Такие попытки были сделаны еще в ходе принятия Федерального закона "О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации”19. Только правильное понимание специфики вопроса Правительством и Федеральным Собранием Российской Федерации предотвратило неминуемые социально-политические потрясения в республике. Известные ученые, духовенство, представители практически всех этнических групп негативно воспринимают такие попытки и надеются, что Правительство Российской Федерации не примет окончательного решения без глубокой экспертизы данного вопроса.

Настоятельно просим Вас, уважаемый Михаил Михайлович, отклонить указанные проекты и учесть предложения Республики Дагестан в ходе подготовки документов по проведению Всероссийской переписи населения и тем самым способствовать сохранению мира и согласия в республике. Наши предложения вытекают из Конституции республики, других нормативно-правовых актов, в которых обозначены 14 национальностей и языков Дагестана (аварцы, агулы, азербайджанцы, даргинцы, кумыки, лакцы, лезгины, ногайцы, русские, рутульцы, табасараны, таты, цахуры, чеченцы)».

Этот документ был передан из аппарата правительства в Госкомстат России и министру В.Ю. Зорину, которые отвечали за подготовку переписи. Первый заместитель председателя Госкомстата России А.Е. Суринов направил письмо председателю Госсовета Дагестана М. Магомедову с заверением, что «публикация данных о национальном составе Республики Дагестан будет осуществляться с учетом перечня национальностей, указанных в постановлении Госсовета Республики Дагестан».

Госкомстат России, Дагестан и московская этнология

Документы из Дагестана поступили и в ИЭА РАН от министра В.Ю. Зорина для подготовки ответа, а также стало известно о письме А.Е. Суринова. Заведующий отделом Кавказа член-корр. РАН С.А. Арутюнов подверг резкой критике позицию дагестанских этнологов и лингвистов по части отрицания существования отдельных народов и их права так называться и быть зафиксированными в переписи. В институте было подготовлено письмо, которое за подписями В.А. Тишкова и С.А. Арутюнова было отправлено 29 марта 2002 г. на имя Начальника Управления переписи населения и демографической статистики Госкомстата России И.А. Збарской. Вот его текст:

«В связи с письмом руководства Республики Дагестан и письмом Института языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы Дагестанского научного центра РАН сообщаем следующее. Институт этнологии и антропологии РАН не "предпринимает шаги по искусственному размежеванию дагестанских народов". ИЭА РАН предпринимает и будет предпринимать все усилия для противостояния тенденциям к форсированной и принудительной ассимиляции малочисленных народов Дагестана, имеющих полное право на сохранение своей этнической самобытности. Эти тенденции проявлялись в национальной политике руководства Дагестана в советское время, сохраняются они и сейчас. Нам неизвестно, какое именно понимание специфики вопроса было проявлено правительством РФ в отношении гарантий прав малочисленных народов Дагестана, но если оно свелось к принятию абсурдных претензий дагестанского руководства на признание малочисленными народами РФ 14 конституционных народов Дагестана, в том числе полумиллионных аварцев и 200 тысяч "русских Дагестана" и к отказу считать малочисленными народами андийцев, цезов, бежтинцев, арчинцев и других, то такое понимание чревато возникновением множества новых остроконфликтных этнических ситуаций.

Что касается письма, написанного академиком Г.Г. Гамзатовым, то можно сказать следующее. Да, ИЭА базировался прежде всего на установках переписи 1926 года. Это были наиболее научно состоятельные установки. Все последующие переписи страдали от предвзятой политизации, а часто и прямой фальсификации. Все разговоры о курсе на консолидацию, единство, мир и согласие на самом деле не более чем политика, имеющая целью утвердить нынешнее положение с 14 "конституционными народами", по существу прикрывающее господство аварско-даргинского истэблишмента за счет игнорирования прав и интересов еще 14, если не более, не признанных конституцией, но реально существующих малых народов Дагестана. Бесписьменны они лишь потому, что попытки создания их письменности пресекались, но в настоящее время уже буквари для некоторых имеются.

Утверждение, что аваро-андо-цезы суть единый народ - это, мягко говоря, преувеличение. Интервью с представителями этих народов не оставляют сомнений в том, что это особые народы, которые хотели бы в единстве с прочими народами Дагестана развивать свою самобытность. Но им в этом мешает уже упомянутый аварско-даргинский истэблишмент. И понятно, почему. Ведь если позволить андийцам, цезам, ботлихцам заявить свою самостоятельность как народностям, число аварцев уменьшится примерно на 100 тысяч или более человек, а значит, и ослабнет обоснованность их претензий на лидерство. Можно предвидеть, что в нынешнем Дагестане малочисленным народам не то что "будет позволено" называться аварцами, а что будет запущен весь административный ресурс, в ход пойдут шантаж и запугивание, чтобы заставить андийцев, багулалов, годоберинцев, ахвахцев, чамалалов, тиндинцев, бежтинцев, ботлихцев, каратинцев записываться не самими собой, а аварцами. То же самое относится к кубачинцам и к кайтагцам...

Обращаем внимание, что кубачинцы и кайтащы в прилагаемом словаре отсутствуют вообще, есть только их диалекты. Можно подумать, что урбуган есть одно из самоназваний даргинцев! Предлагаемый словарь-список не подходит для целей переписи. Мы настаиваем на следовании предложенному нами списку, разработанному компетентными специалистами и отражающему этнополитическую и научно объективную реальность».

2 апреля 2002 г. в здании Правительства на Краснопресненской набережной состоялось совещание у министра В.Ю. Зорина с членами комиссии по проведению переписи, в котором также участвовали председатель Госкомстата В.Л. Соколин и начальник Департамента экономики и управления собственностью правительства РФ (именно этот департамент в аппарате правительства отвечал за перепись) М.Ю. Копейкин. На этом совещании с участием В.А. Тишкова и заместителя директора ИЭА СВ. Чешко обсуждался вопрос по Дагестану и было решено «оставить без изменений перечисление в Перечне андо-цезских народов, а также кубачинцев и кайтагцев Республики Дагестан». 19 апреля из ИЭА РАН было направлены письма в Правительство и в Госкомстат России о несогласии института с позицией Госсовета Дагестана.

На этом предпереписная коллизия, казалось бы, завершилась не в пользу дагестанской стороны. Но это был далеко не конец всей истории. Уже после проведения переписи, когда началась подготовка к публикации материалов, дагестанское руководство предприняло еще одну попытку провести свою линию в вопросе об этническом составе населения республики. 20 февраля 2004 г. М. Магомедов и М. Алиев направили письмо министру В.Ю. Зорину с категорическим возражением «против искусственного размежевания дагестанских народов, находящихся в генетически родственных отношениях» и с предложением при публикации итогов исходить из порядка, который был использован в исследовании «Народы Дагестана». Однако предложенный в письме перечень отличался от того, как было организовано содержание тома: арчинцы были перечислены как подгруппа аварцев, а агулы, рутульцы, табасаранцы, цахуры перечислены не как подгруппы лезгин, а как самостоятельные народы. Зорин переправил это письмо Соколину «для рассмотрения совместно с Институтом этнологии и антропологии РАН» с просьбой о результатах рассмотрения проинформировать авторов обращения. В начале марта состоялось заседание Ученого совета ИЭА РАН с участием дагестанских ученых, на котором повторно обсуждался вопрос о выделении малочисленных народов в качестве самостоятельных групп. Члены совета категорически высказались против пересмотра ранее принятого решения и соответствующее письмо было направлено в Госкомстат России. К этому времени уже было известно, что в переписных листах указали свою, а не аварскую, национальную принадлежность 22 тыс. андийцев, 15 тыс. цезов, по 6 тыс. каратинцев, ахвахцев и бежтинцев и много других.

Тем не менее в кабинете министра Зорина в середине марта 2004 г. прошло заседание рабочей группы по подготовке материалов переписи к публикации, на которую специально приехал председатель Народного собрания РД М. Алиев. На этом совещании было принято решение согласиться с позицией руководства Дагестана и не выделять в качестве самостоятельных какие-либо другие группы, кроме 14 официально признанных. Присутствие директора ИЭА на этом совещании было интерпетировано как согласие института на данное изменения, хотя позиция В.А. Тишкова заключалась в том, что есть решение Ученого совета института и есть его личное мнение как специалиста, которое допускает публикацию дагестанских материалов по принципу «группа - подгруппа» с учетом феномена сложной идентичности и с учетом политической ситуации. Тогда же В.А.Тишковым было заявлено, что в любом случае во всех таблицах должны указываться все группы и их численность. Подобное разъяснение было направлено В.А.Тишковым в Госкомстат России на имя В.Л. Соколина. Но решение в пользу Руководства Дагестана уже было принято.

Только Дагестан

Несмотря на все академические баталии и московские правительственные решения. Дагестан провел перепись так, как он это считал нужным. Вернее, как определило это местное руководство и доминирующий истэблишмент. Мониторинг переписи со стороны международного Брауновского проекта в этом регионе фактически не состоялся, в отличие от 20 других регионов, где, несмотря на противодействие местных властей, этнографическое наблюдение за переписью оказалось возможным. Каковы результаты переписи населения в Дагестане? К сожалению, следует признать, что актуализация вопроса о переписи и дискуссии между Москвой и Дагестаном оказали негативное воздействие по части ужесточения установок местных властей и по части политизации населения вокруг мифической угрозы через «разъединение народов дестабилизировать Дагестан». В итоге пострадали прежде всего результаты опроса населения.

Прежде всего отметим, что по данным Всероссийской переписи населения 2002 г. численность постоянного населения Дагестана составила 2,57 млн человек. По сравнению с переписью 1989 г. население республики увеличилась на 774,3 тыс., в том числе проживающих в городах на 323,3 тыс., а в сельской местности - на 451,0 тыс. Общее увеличение численности населения с 1989 г. произошло по всем административным районам республики. Дагестан, где проживает 1,8% всего населения Российской Федерации, по численности населения занимает 22-е место по РФ. Переписью были зафиксированы представители 121 национальности (в 1989 г. их было 102). 363 человека обозначили свою национальность этнонимами, отсутствующими в «Алфавитном перечне национальностей и этнических наименований». Только 151 опрошенный не пожелал указать свою национальную принадлежность. Впервые после дореволюционной переписи 1897 г. были получены данные о «национальности» казаков. В Дагестане посчитали себя таковыми 11 человек. Количество национальностей, численность которых превышает 500 человек, составило 31 (в 1989 г. - 29); с численностью свыше 1000 человек - 23 (в 1989 г. - 21); с численностью более 100 тыс. - 8 (в 1989 г. - 5). В это категорию теперь добавились азербайджанцы, лакцы и табасаранцы (Табл. 1).

Таблица 1*

Численность национальностей Республики Дагестан, 2002 г.

Национальность

Числен­ность, чел.

%

Национальность

Числен­ность, чел

%

Все население

2 576 531

100

21 Даргинцы

425 526

16,5

в том числе:

из них:

1 Аварцы

758 438

29.4

22. Кайтагцы

4

0.00

из них:

23Кубачинцы

57

0.00

2. Андийцы

21 270

0.8

24.Евреи

1478

0.06

3. Арчинцы

7

0.0

25.Евреи горские1

1066

0.04

4.Ахвахцы

6362

0.25

26. Казахи

619

0.02

5.Багулалы

18

0.0

27. Кумыки

365 804

14.2

6.Бежтинцы

6184

0.24

28.Лакцы

139 732

5.4

7.Ботлихцы

-

-

29.Лезгины

336 698

13.1

8.Гинущы

525

0.02

30.Ногайцы

3S168

1.5

9 Годоберинцы

2

0.00

31 Осетины

897

0.03

10. Гунзибцы

972

0.04

32.Персы

719

0.

11 .Дидойцы

15176

0.59

33.Русские

120 875

4,7

12.Каратиицы

6019

0 23

34.Рутульцы

24 298

0,9

13. Тиндапы

33

0.00

35.Табасараны

110 152

4,3

14.Хзаршины

107

0.00

36. Татары

4659

0,2

15.Чамалалы

0.00

37. Таты

825

0,03

16. Агулы

23 314

0.9

38.Украинцы

2869

0,1

17.Азербайджанцы

111 656

4.3

З9..Цахуры

3168

0.3

18. Армяне

5702

0.2

40.Чеченцы

87 867

3.4

19.Белорусы

547

0.02

из них:

20.Грузины

876

0.03

41 Чеченцы-аккинцы

116

0.00

1В Дагестане «горские евреи» и «таты» считаются одним народом.

В таблице жирным шрифтом выделены «национальности Дагестана», этнические общности в составе этих национальностей выделены курсивом, а из числа «других» национальностей приводятся только те, численность которых превышает 500 человек. На долю указанных в таблице национальностей приходится 97,8% населения республики.

Как известно, в 1970-1980 гг. заметно возросла миграция дагестанцев за пределы республики. В данном случае под «дагестанцами» мы понимаем национальности, традиционно проживающие в Дагестане и не имеющие в других национальных республиках «титульного» значения. Высокая миграция за пределы Дагестана у этих национальностей была вызвана, с одной стороны, быстрым ростом численности за счет высокого естественного прироста, а с другой, малоземельем в сельской местности и нехваткой рабочих мест. После распада Советского Союза резко выросла обратная миграция: дагестанцы в условиях социальной дезорганизации и хозяйственного коллапса возвращались на родину. Интенсивность миграции в республике в первой половине 1990-х годов (включая беженцев) а 2.8 раза превышала общероссийский уровень. В итоге среднегодовые темпы прироста населения в Дагестане за 1989-2002 гг. в 2,5 раза превысили показатель за 1979-1989 гг. Этот рост обеспечивался, главным образом, за счет жителей коренных национальностей Дагестана.

С конца 1990-х годов вновь отмечается рост миграции дагестанцев за пределы республики в поисках работы. Хотя данные переписи 2002 г. не отразили в полном объеме эти тенденции, укажем, что численность представителей дагестанских национальностей, проживающих в Российской Федерации за пределами Дагестана, выросла за межпереписной период на 19% и составила почти 380 тыс. человек. Доля живущих за пределами республики в общей численности «дагестанцев» по сравнению с данными 1989 г. уменьшилась до 14,5% (Табл. 2).

Таблица 2

Наиболее многочисленные национальности в России и Дагестане

(2002 г. в сравнении с 1989 г.)

Национальность

Численность,

чел.

в% к 1989 г.

Россия

Дагестан

Россия

Дагестан

Все население

145 16 4 000

2 576 500

98,7

143,0

В том числе:

Аварцы

814 490

758 400

149,7

152,89

Агулы

28000

23 300

158,2

169.05

Азербайджанцы

62 100

111 700

184.9

147.96

Армяне

1130000

5 700

210

91,09

Белорусы

815 000

550

67.15

38.93

Грузины

198 000

876

151,5

95.52

Даргинцы

510 110

425 500

144.4

151.74

Евреи

230 000

1 476

41,4

15.71

Евреи горские

3 000

1066

26,5

29,2i

Казахи

655 000

619

103,0

74,3

Кумыки

423 000

365 800

152,7

157.81

Лакцы

156 000

139 700

147,2

152,41

Лезгины

412 000

336700

160.1

164.85

Ногайцы

91 000

38 200

123.5

134,90

Осетины

515 000

897

128.0

75.1

.Персы

4 000

719

153.2

139.1

Русские

11 586 800

120 900

96,7

72,84

Рутульцы

30

24 300

153.8

162,47

Табасаранцы

132 000

110 200

141,0

140,87

Татары

5 558

4 659

100,65

85.95

Таты

2 000

825

10,3

6,38

Украинцы

2943000

2 869

67,5

35, 51

Цахуры

10 000

8 170

153,8

157,26

I Чеченцы

1 361 000

87 900

151.4

151.81

Данные по некоторым нестатусным народам оказались сильно искаженными. Если верить переписи, то одна этническая группа - ботлихцы - вообще исчезла из числа регистрируемых. Ни один из опро­шенных не назвал себя этим этнонимом. Между тем перепись зарегистрировала знание ботпихского языка у 54 опрошенных. Разумеется, действительное знание этого языка существенно выше, в одном только горном сел. Ботлих проживает не менее 2,5 тыс. жителей.

Сопоставление данных о «национальности» и знании одноименного языка позволяет в некоторой степени, но далеко не полно, представить степень искажения реальной картины, полученной в ходе переписи. Так, к самой крупной группе в составе аварцев - андийцам - отнесли себя 21 270 чел., знающих же андийский язык -23 039 чел. Здесь, как видим, не оказалось существенного расхождения данных, но и они показывают, во-первых, что около 2 тыс. знающих язык не назвали себя «андийцами» по национальности. Во-вторых, по данным экспертов, в действительности численность андийцев в Дагестане составляет около 40 тыс. (Табл. 3).

Как правило, экспертные оценки значительно превышают данные переписи. Однако так получалось не всегда. Например, по мнению дагестанских этнографов, численность дидойцев (цезов) составляет сейчас около 8 тыс. чел., однако данные переписи показали, что только назвавших себя «по национальности» дидойцами оказалось более 15 тыс., а знающих одноименный язык - на несколько десятков больше. Перепись практически элиминировала кайтагцев (4 чел.), чамалалов (3), багулалов (18), годоберинцев (2), арчинцев (7), тиндалов (33). Численность кубачинцев (в джамаате всемирно известных златокузнецов - Кубачи - сейчас проживает около 2 тыс. чел.), по данным переписи, составляет всего 57 человек.

Таблица 3

Численность национальностей в Дагестане (перепись 2002 г. и оценка).

Этническая группа

Численность, чел.

Число владеющих языком

Оценка (по книге «Народы Дагестана»)

Аварцы

758 438

741 812

андийцы

21 270

23 039

Около 40 тыс.

арчинцы

7

125

1 200

ахвахцы

6 362

5 740

Более 6 000

багулалы

18

30

Более 5 000

бежтинцы

6 184

6413

6 500

ботлихцы

54

4 500

гинухцы

525

522

Менее 1 000

годоберинцы

2

20

Около 4 000

гунзибцы

972

1 813

Около 800

Дидойцы (цезы)

15 176

15 259

Около 8 000

каратинцы

6019

6 528

Около 7 500

тиндалы

33

579

Около 10 000

хваршины

107

538

2 500

чамалалы

3

354

Около 10 000

Даргинцы

425 526

429 347

Кайтаги

4

—

Нет оценки

Кубачинцы

57

2 300

Вопросы языка

Языки дагестанских национальностей принадлежат к трем языковым семьям: нахско-дагестанская ветвь северокавказской семьи языков (аварцы, даргинцы, лезгины, лакцы, табасаранцы, рутульцы, агулы, цахуры, чеченцы); тюркские языки (кумыки, азербайджанцы, ногайцы, татары); индоевропейская языковая семья (русские, украинцы, белорусы, евреи, горские евреи/таты, армяне). На долю указанных носителей языков приходится 99,9% населения Дагестана. Проблематика, связанная с дагестанскими языками, чрезвычайно сложна и запутана. В Конституции РД не дается перечисления «дагестанских языков» и не устанавливается какой-либо официальный языковой статус. Это обусловлено не столько пренебрежением к этим вопросам, а, напротив, слишком высокой их значимостью. Дело в том, что любая попытка создания законодательно закрепленного перечня народов и языков неизбежно вызовет волну взаимоисклю­чающих протестов и принципиально неразрешимых споров. Разговоры о необходимости закона о языках в Дагестане никак не могут перейти в практическое русло. Причины этого ясны всем здравомыслящим дагестанским политикам, но они публично не высказываются. Дело в том, что такой закон неизбежно потребует составления полного (закрытого) списка дагестанских языков. Уже одно это может спровоцировать многообразные общественные инициативы и проекты в этой области, реализация которых неизменно заведет ситуацию в тупик. Кроме того, обеспечиваемые законом «права и гарантии для национальных языков» вызовут на практике множество неразреши­мых правовых коллизий.

Что обусловливает трудности, связанные с языковой ситуацией? Прежде всего то, что языков так много, что до сих пор нет полной определенности, сколько же их на самом деле. В подготовленном ИЭА РАН документе «Перечень и коды национальностей, народностей, этнических групп и языков», предназначенном для регистрации языков в предстоящей переписи населения, числятся 36 дагестанских языков: аварский2, андийский, арчинский, ахвахский, бежтинский, ботлихский, гинухский, годоберинский, гунзибский, каратинский, кванадинский, тиндинский, тлибишо-тлиссинский, хваршинский, хунзальский, цезский (дидойский), чамалинский, чамалальский, агуль­ский, даргинский, кайтагский, кубачинский, татский, кумыкский, лакский, лезгинский, ногайский, русский, рутульский, табасаранский, цахурский, чеченский, азербайджанский, крызский, удинский, хиналугский.

Если сравнить этот список со списком, предложенным ИЯЛИ ДНЦ РАН, то обнаружится, что в нем среди языков народов, относящихся к аварской национальности, из 18 совпадают только 14 языков. В местном списке добавлен багвалинский язык, но отсутствуют кванадинский, тлибишо-тлиссинский, хунзальский и чамалальский. В этом списке отсутствуют также языки кубачинский и кайтагский, которые представлены в списке ИЭА РАН. В «Перечень народов и языков» ИЭА РАН включен еще один язык лезгинской языковой группы - будухский. Но в этом списке нет национальности «таты», а вместо них представлена графа «евреи горские (включая татов)» и, соответственно, язык: татский. Таким образом, национальность, которая в Дагестане «официально» присутствует во вкладышах к паспорту и для представителей которой издаются на татском литературном языке художественные произведения, идут радиопрограммы и выпускают газеты, оказалась не представлена отдельной графой, а объединена с «горскими евреями» - проблематичной для Дагестана национальностью. Однако следует учесть, что список ИЭА РАН составлялся для всей страны (в переписи не может быть отдельного списка для одного из регионов), а проживающие за пределами мусульманских регионов представители этой группы называют себя как татами, так и горскими евреями.

2 Выделенные полужирным шрифтом - языки «основных» народов Дагестана. Обычным шрифтом обозначены языки народов, имеющие в лингвистике самостоятельный статус, но «этнически» их носители причисляются к родственным аварцам или даргинцам. Курсивом указаны языки, носители которых проживают в Северном Азербайджане, но принадлежат к лезгинской языковой группе. Носители этих языков, проживающие в Дагестане, не могут быть отнесены к «недагестанским национальностям».

Многие дагестанские языки имеют столь сильно выраженные специфические диалекты, что это осложняет развитие общего литературного языка этих народов. Так, у аварцев, в узком смысле этого этнонима, исключающего, по меньшей мере, 14 самостоятельных в языковом отношении групп, есть еще 7 отчетливых диалектов: хунзахский, анцухский, андаляльский, карахский, салатавский, гидский и батлухский. Правда, в данном случае хунзахский диалект аварского языка, по крайней мере уже более 300 лет, служил для всего Внутреннего Дагестана (Аварии) так называемым общевойсковым языком (болмац). Поэтому не только аварцы в узком смысле слова, но и все аварцы, т. е. и те 14 групп со своими языками, до сих пор хорошо знают язык Хунзаха. Именно болмац - койне для жителей всего «Аваристана» - до настоящего времени воздействует на этническую идентификацию этих народов, называющих себя аварцами. На основе болмац сформировался современный аварский литературный язык.

Серьезное внимание дагестанцы уделяют также знанию русского языка, который открывает для них огромные возможности эффективной социальной мобильности - как горизонтальной, так и вертикальной. Русский язык является в, Дагестане не просто «языком межнационального общения», а, по сути, основным языком республики, который обеспечивает общественно-политическую жизнь, науку и основную долю культурной жизни дагестанского общества. Абсолют­ное большинство жителей Дагестана указали в переписи, что они знают русский язык. Это действительно отражает реальность, хотя русскоязычным и образованным гражданам может показаться, что у многих жителей горных районов это знание русского оставляет желать лучшего.

В Махачкале, по наблюдениям и оценкам экспертов, значительная часть населения плохо знает или вовсе не знает свой родной (национальный) язык. В этой связи было важно установить, как будет решаться вопрос со знанием языка своей национальности в ходе переписи. Большинство переписчиков, с которыми было проведено интервью после завершения их работы, не заметили никаких сложностей по этому пункту. Некоторые из них отметили случаи, когда опрашиваемые говорили, что не знают языка своей национальности. Но настаивали, чтобы в переписи было записано, что они «знают свой родной язык». На вопрос, «зачем писать "знаю", если не знаешь», отвечали, как правило: «могут отнести меня к русским по национальности, если я знаю русский, а своего языка не знаю», или «не хочу, чтобы у нашей национальности оказался более высокий про­цент незнающих свой язык, чем у других народов».

Следует отметить, что в дагестанском обществе наблюдается пренебрежение к углубленному изучению своих национальных языков. Однако факт плохого знания родного языка, как правило, не признается, а разговоры на эту тему считаются неприличными. К сожалению, перепись не зафиксировала тенденцию реальной языковой ассимиляции в пользу русского языка, ибо данные по родному языку выглядят вполне благополучно: почти все указали язык своей национальности в графе «Какими иными языками владеете». На самом деле эти данные ничего не говорят о степени сохранности и использования дагестанских языков по причине инерционного понимания, что «родной язык» - это язык, совпадающий с национальностью, и по причине восприятия этого вопроса не как вопроса об языковой компетенции, а как вопроса, уточняющего этническую идентичность.

Это старое понимание было навязано эмоциональным и политизированным давлением со стороны части ученых и политиков20. Поправка Госкомстата, сделанная в последний момент перед перепи­сью, рекомендовала использовать первую строку из трех возможных в ответе на вопрос «Какими иными языками владеете?» для указания «родного языка» без уточнения его знания. Естественно, что большинство опрашиваемых указало язык своей национальности безотносительно к языковой компетенции. В итоге данные по языкам могут быть использованы только как вспомогательное средство при выявлении вопросов идентичности, но не для выявления языковой ситуации.

Дагестан и перепись между прошлым и будущим

Напомним, что неписаное правило соблюдения этнического баланса в распределении властных позиций в республике выполняет важную функцию и является давней политической традицией. Начиная с 1948 г. в Дагестане образовывались следующие последовательно сменяющиеся правящие «тройки» (первый секретарь компартии, глава правительства, глава парламента): 1) аварец - лезгин -кумык, 2) аварец - даргинец - кумык, 3) даргинец - кумык - аварец, 4) даргинец - аварец - кумык, 5) аварец - кумык - даргинец. В последние годы высшие должности в Дагестане неизменно доставались представителям трех самых крупных по численности народов -аварцам, даргинцам, кумыкам. Вопросы этнического распределения власти (ethnic power-sharing) все больше и больше занимают внимание представителей главным образом политической, хозяйственной и творческой элиты дагестанского общества. Часто карьерная борьба высокопоставленных республиканских деятелей приобретает характер скрытой «борьбы народов». Численность народа оказывается важным показателем уровня социально легитимных претензий представителей той или иной национальности при кадровых решениях почти во всех сферах жизни, начиная с формирования состава руководящих структур власти до приема в аспирантуру, списков награждаемых или премируемых лиц.

В постсоветский период ситуация не изменилась. В настоящее время руководитель Госсовета - даргинец Магомедов, глава правительства - кумык Шихсаидов, спикер парламента - аварец Алиев. В этой связи общественный интерес и озабоченность в среде элиты вызывали возможные перестановки в «табеле о рангах» в связи с изменениями в количественных соотношениях народов Дагестана, которые предсказывали некоторые эксперты. Так, были прогнозы, что численность лезгин по новой переписи может превысить численность кумыков. Если учесть, что кумыки - третий по величине народ, а это обстоятельство увязывается с тем, что один из трех высших республиканских постов обязательно должен быть занят кумыком, то станет понятным, какая реакция была бы в обществе, если по итогам новой переписи кумыки с третьего места перешли бы на четвертое.

Кумыки и лезгины - две национальности, численность которых в последние годы заметно сближалась: лезгины догоняли по численности кумыков. Здесь не место подробно останавливаться на причинах этих демографических изменений. Укажем лишь на то, что уровень рождаемости у лезгин выше, но важнее другие демографические тенденции. Дело в том, что в целом по бывшему СССР лезгин значительно больше, чем кумыков. По переписи 1979 г. лезгин в Дагестане было на 27 тыс. чел. меньше, чем кумыков. Вместе с тем в СССР лезгин было на 184,1 тыс. чел. больше, чем кумыков. В 1989 г. кумыков в Дагестане было уже только на 16,8 тыс. чел. больше, чем лезгин. Социально-политическая ситуация привела к тому, что лезгины начали возвращаться в свою республику. Так, события в Западном Казахстане, а именно беспорядки в нефтеносной Гурьевской области, привели к тому, что около 10 тыс. лезгин были вынуждены бросить жилье, работу и переехать в Дагестан. Важным фактором увеличения численности лезгин в Дагестане стал поток миграции из Азербайджана.

На количественной шкале народов ожидались и другие перестановки. Так, предполагалось, что лакцев станет меньше, чем табасаранцев, что численность чеченцев может превысить численность лакцев и табасаранцев. Еще несколько лет назад чеченцев-аккинцев в Дагестане было в два раза меньше, чем лакцев. Теперь же, в связи с войнами и вызванными ими миграциями, численность чеченцев в Дагестане значительно возросла и могла превысить также численность и дагестанских русских. Все это, несомненно, должно было бы иметь политические проекции.

Итоги переписи не подтвердили эти прогнозы-опасения. На ранжированной шкале численности дагестанских народов изменений не произошло. Что это - ошибка экспертов и неоправданные ожидания этнических активистов или же хорошо срежиссированная процедура переписи, сверхзадачей которой было не допустить изменения устраивающего основных авторов статус-кво? Пока на этот вопрос ответить невозможно. Однако ясно, что будущее Дагестана - в снижении значимости этнических границ и в признании этнокультурного разнообразия при одновременном поощрении кроссэтнических коалиций и общедагестанской идентичности. Одной из важных стратегий достижения этого результата может быть изменение системы фиксации идентичности в ходе переписи населения в пользу возможности для индивида указывать множественную идентификацию.

Если бы с самого начала признавалась двойная идентичность по «большой» и «малой» общности, к которым относят себя многие дагестанцы, то можно было бы получить достоверные данные об этно­культурных идентификациях среди дагестанского народа. Однако требования «выделить» и «сохранить» их в качестве самостоятельных «национальностей» привели к противоположному результату. Эти политические требования и поддерживающие их научные установки попали в поле властных взаимоотношений и политической борьбы. Они были истолкованы как стремление уменьшить численность двух самых многочисленных народов Дагестана - аварцев и даргинцев. В условиях жесткой политической конкуренции между группировками элит такие требования с неизбежностью должны были встретить сопротивление не только со стороны отдельных акти­вистов. Эти требования получили резонанс в широких общественных кругах и вызвали реактивную консолидацию вокруг доминирующих в Дагестане групп. Специально распространялся миф, что в Москве ученые и политики задумали расколоть Дагестан и вызвать его дестабилизацию, что многими воспринималось как необходимость подтвердить свою аварско-даргинскую и общедагестанскую лояльность. Таким образом, вмешательство ученых по мотивам научной объек­тивности и демократических перемен способствовало сохранению этнократического характера власти в Дагестане через сохраняющееся отрицание его этнического многообразия.

В.А. Тишков, Э.Ф. Кисриев

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

НАЦИОНАЛЬНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК США

Региональный Центр этнополитических исследований Дагестанского научного центра РАН

Материалы международной научной конференции

Москва, 25 – 27 мая 2004 года

Москва 2005, тираж 400 экз.

http://www.lezghins.com/index.php?option=com_content&view=article&id=528:-l-r&catid=3:newsflash&Itemid=56

Примечания:

1 Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.

2 Берзина М.Я. Формирование этнического состава населения Канады. М., 1971; Пучков П.И. Этнические процессы в современном мире. М., 1979.

3 Hirsch F. Empire of Nations: Ethno'graphic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, 2005.

4 Исупов А.А. Национальный состав населения СССР (По итогам переписи 1959 года). М., 1961.

5 По Северному Кавказу см.: Шнирельман В.А. Стать аланами (этногенетические мифы на Северном Кавказе). М., 2005.

6 Об этом см.: На пути к переписи / Под ред. В.А.Тишкова. М., 2003; Этнография переписи / Под ред. Е. Филипповой, Д. Ареля, К. Гусеф. М., 2003.

7 Kisriev Е. Republic of Dagestan: Nation-Building Inside Russia's Womb // Nation-Building and Common Values in Russia / Eds. P. Kolsto, H. Blakkisrud. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 2004. P. 123—158.

8 См.: Connor W. The National Question in Marxist-Leninist Theory and Strategy. Princeton, 1984.

9 Kisriev E. Why is there stability in Dagestan but not in Chechnya? // Potentials of disorder / Eds. I. Koehler and Christoph Zurcherst. Manchester; N.-Y.,2003. P. 116.

10 См.: Страницы отечественного кавказоведения / Под ред. Н.Г. Волковой. М., 1992.

11 Народы Дагестана / Отв. ред. С.А. Арутюнов, А.И. Османов, ГА. Сергеева. М., 2002.

12 Ибрагимов М.-Р. А. Горские евреи // Народы Дагестана. С. 519—534.

13 Лугуев С.А. Таты // Народы Дагестана. С. 534-540.

14 См.: Этнос и его подразделения / Под ред. Р.Г. Кузеева и В.А.Тишкова. В 2-х т. М., 1992.

15 Численность населения отдельных этнических групп. По данным переписи населения 1989 года. М., 1992. С. 84-85.

16 Об этнополитической ситуации в Дагестане см.: Kisriev E. Daghestan: Factors of Conflicts and Stability // Central Asia and the Caucasus. 2000. № 2.

17 Всесоюзная перепись населения 1926 года. Т. V. М., 1928. С. 342-346, 364.

18 Здесь и далее переписка цитируется по документам из текущего архива Института этнологии и антропологии РАН и директора института В.А. Тишкова.

19 Этот закон принимался в 1999 г. с участием экспертов института, и при составлении списка народов численностью до 50 тыс. было предложено включить малые народы Дагестана. Руководство Дагестана добилось включения в текст закона положения о том, что перечень коренных малочисленных народов по Дагестану принимается правительством РФ на основе предложений Госсовета РД, что и было сделано. В 2000 г. М.М. Касьянов утвердил такой список на основании предложений Госсовета РД. Этот список состоит из всех официально признанных 14 народов, включая русских и аварцев – двух народов, входящих в первую десятку самых крупных народов страны. Численность всех других также превышает 50 тыс. человек. Это постановление правительства до сих пор не отменено.

20 См. статью заместителя директора Института этнологии и антропологии РАН М.Н. Губогло «Кто отнял родной язык: накануне переписи российское чиновничество лишило народы России права зафиксировать языковую принадлежность» (Независимая газета. 22 июля 2002 г.) и анализ языковой коллизии в переписи населения (Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003. С. 208-222).

В.А. Тишков, Э.Ф. Кисриев

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

НАЦИОНАЛЬНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК США

Региональный Центр этнополитических исследований Дагестанского научного центра РАН

Материалы международной научной конференции

Москва, 25 – 27 мая 2004 года

Москва 2005, тираж 400 экз.

http://www.lezghins.com/index.php?option=com_content&view=article&id=528:-l-r&catid=3:newsflash&Itemid=56