«Кавказские тезисы» националистов, опубликованные на страницах журнала «Вопросы Национализма» и сайте АПН.ру, очевидно, наиболее сильные из набора критических аргументов в отношении действующей власти. Даже без относительно приближающихся дней «русских маршей» и парламентских выборов эта тема будет фонтанировать новыми сюжетами долгие годы, и запятая в заголовке статьи долго не найдет своего места. Кавказ в России и Россия на Кавказе – конечно, не «проблема» путинских лет. Это скорее исторический тест, в разные периоды показывающий состояние дел в российском государстве. Поэтому из широко известного ряда лозунгов, взятых на вооружение, как либеральной, так и правой оппозицией («Хватит кормить бюрократию!», «Хватить плодить коррупцию!», «За права и свободу коренного населения России!» и т.д.), кавказские лозунги вобрали в себя максимальное количество острых проблем социально-экономической жизни России, хорошо понятных широким слоям.

Отношения Россия-Кавказ, являясь крайне сложной концептуальной проблемой, в то же время легко понятны в обывательских суждениях, особенно если эта тема разбирается по понятиям агитационной «справедливости». Хорошо ли так много денег выделять тем регионам, где уважение к русским, русской культуре и российскому государству одно из самых низких, в то время когда среднерусская деревня загибается в нищете? Как поставить заслон кавказской преступности в российских городах? К чему приведет сверхобогащение кавказских элит? Простой ответ понятен. Запрос на национализм требует топлива как раз такого рода. Для различных союзных групп националистических объединений (РОД, ДПНИ) кавказская тематика является ключом к охвату всей проблематики политических, национальных, административных реалий современной России.

Концептуально, система аргументов националистов (доклад «Россия и Кавказ» в журнале «Вопросы Национализма») примерно такова. Они постулируют доминирование в кавказском менталитете такой особенности как абсолютное непризнание за «своими» вины (объективность в оценках воспринимается как слабость и даже предательство «своего рода»). Отсюда – высокая агрессивность на бытовом уровне, готовность молодежи применять оружие первыми и максимально жёстко, «на поражение». Исторически, от войны «всех против всех», кавказские народы защищала выработанная веками система договорённостей, «сдержек и противовесов», вошедшая в обычай и закреплённая религиозно, которая удерживала агрессию в определённых рамках. Националисты уверены, что если из русских в советские годы были напрочь вытравлены коллективистские начала, то с кавказцами этого не случилось (так интерпретируется последствия урбанизации российских городов).

Традиционный кавказский менталитет в течение прошлого столетия также начал разлагаться. И первыми распались именно сдерживающие механизмы. Зато такие черты, как родственная солидарность и взаимопомощь как обязанность, нашли себе новое применение — как механизм клановой экспансии. Националисты полагают, что с точки зрения кавказцев русские, не включённые в систему родственно-клановых отношений, воспринимаются Кавказом как люди второго сорта, «статисты», а Россия — как зона криминальной экспансии, свободная от традиционных норм и запретов, действующих в своих национальных республиках. Проявление всех этих «диких» черт оказалось возможным в силу возникшего в «новой России» правового и ценностного вакуума. Если во времена Российской империи приезжающий, скажем, в Москву кавказец знал, что находится в пространстве русского закона, а в СССР — закона советского, то сегодня официальная мультикультурная концепция «многонационального народа» объективно создаёт ощущение «ничейности» Москвы и других русских городов, которые, как нам сейчас настойчиво внушают, «для всех». Видя отсутствие хозяина, на ценностном уровне, кавказским «пассионариям» ничего не остаётся, как заполнять этот вакуум собой, своими понятиями и правилами. Таким образом, тенденция, когда в царской России, да и в СССР представители кавказских элит перенимали у русских европейскую культуру, сменилась на противоположную — стремление далеко не лучших выходцев из горных сёл навязать русским свои порядки. И, наконец, аллегорический вывод доклада — «Чеченец может уехать из аула, но куда уедет аул из чеченца?»

Тема Кавказа, и конкретно критика кремлевской кавказской политики, показала интересный феномен – определенную солидарность взглядов части лидеров правых либералов (Владимир Милов, Алексей Навальный) и идеологов правых националистов (Константин Крылов). Практическая разница в позиции интеллектуалов либерального круга и идеологов право-патриотического фланга в том, что пока первые просто анализируют (констатируют) потенциальный общественный запрос российского общества на сознательную и управляемую сепарацию части регионов Северного Кавказа в связи с негодной политикой Москвы, вторые – активно ищут пути и сценарии этой сепарации, считая ее способом выхода России из кризиса политического и национального самоопределения.

Основной диагноз в отношении Кавказа у правых похож на критику политики властей в отношении остальной России: стремительный рост бедного населения на фоне сверхобогащения элит за счёт финансовых средств, получаемых от Кремля. Поправка на местный менталитет заключается в том, что увеличение дотаций только разжигает аппетиты кавказских элит и «укрепляет их в сознании собственную исключительность, право «доить» Россию». Что касается стремительно растущего населения, его бедность, в сочетании с растущими запросами, буквально толкает его на антироссийскую агрессию: Россия представляется слабым, но богатым обществом, которое можно и нужно грабить.

Сценарий блокирования этого тренда таков: введение особого режима для Кавказа. Он должен сочетать в себе элементы чрезвычайного положения, политики резерватов (на территории Чечни, Ингушетии, возможно – части Дагестана), а также глубокой и всесторонней реконструкции российского Кавказа, которая является необходимым условием его реинтеграции. По мнению авторов доклада необходимо донести до сознания как самих кавказцев, так и населения России, а также мирового общественного мнения, что целью объявления чрезвычайного положения не является «покорение Кавказа». Напротив, эти меры предприняты во имя прекращения российско-кавказского конфликта и имеют целью обустройство Кавказа по его собственным правилам и законам, в том числе – в вопросе о пребывании в составе России. Русские правые полагают, что в течение пяти лет с момента объявления чрезвычайного режима в России и кавказских республиках должен состояться референдум о государственном суверенитете кавказских республик. Вопрос должен стоять так: выбор – суверенитет или реконструкция (на принципах современного демократического общества).

Надо сказать, что для экспертов, занимающихся Кавказом, возникновение запроса на сепарацию внутри политического пространства России не выглядело чем-то неожиданным. В свое время о такой возможности предупреждали Сергей Маркедонов, Эмиль Паин, Алексей Малашенко, другие специалисты. Безвременно ушедший от нас этим летом Дмитрий Фурман, пожалуй, бывший главным теоретиком постсоветского транзита, так определял свое отношение к возможности сепарации Кавказа: «Мы добились на Кавказе чистой формальности. В низовом русском массовом сознании присутствует понимание того, что Северный Кавказ – это не Россия. Опросы показывают, что люди Северного Кавказа для простых русских людей более чуждые, чем, скажем, украинцы или белорусы. Всякие идеи по ограничению миграции относятся к азиатам, представителям азиатских, кавказских республик и к нашему Северному Кавказу тоже. Потому что в культурном отношении это абсолютно чужая территория, которую интегрировать по-настоящему невозможно… Распутать кавказские клубки можно, только если не ставить задачу их удерживать любой ценой. Это удержание – формально» (из комментария «Независимой газете» 2010 года).

Не просто однозначно оценить сильные и слабые стороны в позиции правых, если, допустим, их сравнивать с подходами и действиями центральных властей на Кавказе. Власть и правые находятся в разных плоскостях. Понятно, что критические тезисы националистов сильны в отношении регуляторов социальной среды и национальной политики. Но, собственно, а где мы можем увидеть действительные плоды этой политики в остальной России? Власти заняты управлением, экономикой, соответствующими бизнес-схемами, и пока не проводили комплексной социальной модернизации ни этого этнографического заповедника, ни остальной территории страны. С точки зрения бюрократической логики критиковать власть не за что. Если проблема не поставлена, не сформулирована, ее попросту нет. На последней встрече президента с членами Совета по развитию гражданского общества и правам человека Эмиль Паин обратил внимание Дмитрия Медведева на отсутствие в Стратегии СКФО разделов, которые условно можно назвать «социальная» и «гражданская политика». Стадия бурной «обратной» урбанизации региона, да и всей России, со стороны сельской кавказской молодежи республик требует специальной общественно-просветительской деятельности. Особых подходов в системе образования. Однако работы в этом направлении не наблюдается. Также не понятно, как власти видят свои задачи в сфере межкультурного и межэтнического взаимодействия. Дифференцированность культурного и образовательного пространства Кавказа с остальной частью России просто потрясающая (на это накладывается совсем не одинаковая политическая практика регионов Кавказа). Кавказ стал едва ли не зарубежьем внутри России. Эту ситуацию уже невозможно игнорировать. Но до сих пор характерно, что большинство бытовых уличных конфликтов в отношениях между кавказским группами и славянским населением традиционно списывают на проблемы коммуникаций в молодежной среде. Этим комплексом вопросов и ограничиваются, словно не замечая, что возможность ассимиляции Кавказа в России (создание гомогенного общественного политического пространства) заметно снизилась в сравнении с прошлым веком.

Для программ социальной модернизации необходимы соответствующие статьи расходов, и не только на Кавказе, но и по всей России. В ближайшие дни правительство должно поставить финальную точку в вопросе финансирования СКФО до 2025 года и определить стоимость разработанной для округа госпрограммы – дойдет ли она до рекордной отметки в 5,5 трлн. руб. или же под давлением Минфина и Минэкономики будет стабилизирована в районе 4 трлн. руб. Тем не менее, характер расходов уже известен – система образования, скорее всего, останется без внимания (на якобы «модернизацию» образования выделяется всего 2,6 миллиарда рублей).

По высказываниям Путина и Медведева видно как они видят разрешение кавказской проблемы в стратегической перспективе. Для них дело не в молодежной политике, и не в образовании. Огромная сумма дотаций на их взгляд позволит утихомирить регион, «накормить» элиту и постепенно поднять уровень жизни основной массы, модернизировать уклад. На взгляд Медведева, дотации – это вынужденная мера до тех пор, пока там не начнет работать конкурентоспособный частный и государственный промышленный сектор, нормальная сфера услуг. Отсюда упор, который сделан на создание рабочих мест (в ряде республик безработица среди молодежи составляет 30–40%). В качестве главной задачи Стратегии СКФО постулируется необходимость создать свыше 400 тысяч новых рабочих мест и снизить уровень регистрируемой безработицы с 16% до 5%. Того же мнения и Путин — «менталитет горцев будет меняться пропорционально растущему состоянию». В августе, на встрече с участниками молодежного форума “Машук” у премьера состоялся весьма показательный диалог на эту тему. Услышав от парня, что горский менталитет не позволяет его гордым носителям заниматься работой в сфере обслуживания, премьер предложил им отказаться от стереотипов, если они хотят зарабатывать деньги у себя дома, и добавил: «при общении с туристами следует учитывать разницу культур и с пониманием относиться к поведению гостей, а не щипать туристок «за мягкие места». Если убрать за скобки путинские шуточки, то вовлечение населения в урбанистическую деятельность и культуру для власти и есть тот ключ, который снимет кавказские противоречия.

Очевидно, что Путин согласен получить «кадыровскую систему» на Кавказе, подкармливать подобные институты власти в обмен на стабильность. Вероятно, он уверен, что Россия получает меньшее зло в сравнении с Кавказом 1990-х. Такова его концепция. Здесь уже не важно, что оппозиция уверенна в обратном – в преступном характере ошибок такой политики. Власть исходит из своего видения: прикормится элита, укрепится население, изменится хозяйственный профиль регионов, а затем – качество и природа социальных отношений. Что касается смычки право-либералов и националистов, то в случае нарастания политических трений в связи с кавказским вопросом, всегда можно будет перехватить часть их программы – ужесточить комплекс мер безопасности и «закрутить гайки» не только по Кавказу, но и по всей России. Как показал советский опыт, межэтнический мир лучше достигается при более сильном давлении внутри котла. Путин это отлично помнит.

В конечном итоге, пока вырисовывается только две альтернативы. Первое решение обращено в неизвестное будущее и имеет мало шансов на реализацию – можно анализировать гипотетическую возможность сегрегации Кавказа в административном и экономическом смысле, анализировать сценарии ограниченного режима апартеида. Обсуждать этот вариант в кругу сторонников и противников. Второе – пытаться практически работать с реальным Кавказом, предлагать свои корректировки действующего курса в рамках того как это понимают в Москве в данный исторический отрезок времени.

Александр Караваев

Политком.RU

http://kavkaz.ge/2011/10/26/dilemma-kavkaza-kormit-nelzya-otpustit/