Илья МАКСАКОВ

Максаков Илья Вадимович, родился 15 декабря 1969 года в Москве. В 1992 году закончил Московский авиационный институт по специальности “Космические летательные аппараты и разгонные блоки”. В 1991-94 годах работал в правозащитном еженедельнике “Экспресс-Хроника”, затем корреспондентом в газете “Утро России”. В октябре 1995 года стал корреспондентом “Независимой газеты”. Неоднократно бывал в командировках в зоне вооруженного конфликта и в других “горячих точках”, в том числе в Абхазии, Таджикистане, Дагестане, Ингушетии.

Дагестан в последнее время все чаще привлекает к себе внимание общественности, вызывая порой даже нездоровый интерес и некомпетентные комментарии - “страшилки”. После рейда отряда чеченского полевого командира Салмана Радуева в Кизляр и противостояния в Первомайском в начале 1996 года республика была впервые замечена большинством российского населения и журналистов, и с тех пор сообщения оттуда с завидным постоянством выходят на первый план всех СМИ, то поражая всех жесткостью происходящих там терактов, то пугая перспективами отделения от России. Дагестан действительно занимает особое стратегическое положение на юге России и определяет обстановку на всем Северном Кавказе. Его влияние стало особо значимым после фактического отделения Чечни от России.

Проблемы, определяющие обстановку в республике, требуют тщательного изучения и не терпят поверхностных оценок. Однако многие московские наблюдатели, уяснившие, что дагестанец – это не национальность, считают себя вполне подготовленными для широкого освещения событий в республике. Страна гор терпеливо выносит такое повышенное внимание к себе, перерастающее порой в открытый ущерб.

Народы в Стране Гор

Уникальность Дагестана и большинство происходящих там процессов вытекают из его многонациональности. В мире больше нет таких образований, где “титульными” являются 14 народов, составляющих около 95% населения. Таковыми в республике являются: аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины, лакцы, азербайджанцы, русские, чеченцы, агульцы, таты, рутульцы, цахуры, табасаранцы и ногайцы. Всего в Дагестане насчитывается более 30 национальностей. Поэтому многие проблемы не могут быть решены без учета национального фактора. Развал СССР и наследие коммунистического режима привели к обострению межнациональных отношений. Этнические проблемы имеют разный характер и требуют осторожного подхода.

Одна из таких проблем связана с репрессированными в 40-х годах чеченцами. До 1942 года в Дагестане существовал чеченский Ауховский район, расположенный на территории нынешнего Новолакского и включающий несколько селений Хасавюртовского района. Он подлежит восстановлению в рамках территориальной реабилитации чеченцев, предусмотренной законом о реабилитации репрессированных народов. Довольно сложно реабилитировать одни народы и при этом не ущемлять интересы других. Республиканские власти заручились согласием лакцев и аварцев, проживающих в селах репрессированных чеченцев, на переселение. Для них на равнине было начато строительство жилья, но из-за недостаточного финансирования соответствующей федеральной программы, решение проблемы практически приостановилось. Таким образом, Дагестан, первая и единственная республика, начавшая выполнять упомянутый закон, оказалась попросту “подставленной” федеральным Центром, и дагестанским властям приходится иметь дело с возникающими с некоторой периодичностью конфликтами между аварцами, лакцами и занимающимися самозахватом земель чеченцами-аккинцами.

Другая проблема связана с проведением не существовавших ранее межгосударственных границ. Появился термин "разделенные народы", которыми на юге республики оказались лезгины, аварцы, лакцы, цахуры, рутульцы. Особо острой оказалась лезгинская проблема, которая требует самостоятельного рассмотрения. Во время войны в Чечне граница с Азербайджаном была полностью перекрыта. Пересечь ее можно было, только получив разрешение в трех инстанциях, или за взятку. Таким образом, родственники, живущие в соседних селениях, лишились возможности свободного общения друг с другом.

Махачкала достаточно быстро осознала всю опасность возникшей ситуации, но без решения из Москвы исправить положение было невозможно. Сейчас все препятствия для пересечения российско-азербайджанской границы для людей сняты и рассматривается вопрос по упрощению процедуры передвижения грузового транспорта. Однако проблема разделенных народов еще не решена, поскольку российско-грузинская граница, проходящая в горных районах, до сих пор не обустроена и закрыта, а все местные жители, пересекающие ее, формально являются нарушителями.

Изменение демографического положения в Дагестане, связанного с переселенческой политикой, принесло новые проблемы. С 20-х по 70-е годы с периодичностью в 10 лет наблюдалась очередная волна переселения горцев на равнину. Перед ними ставилась проблема экономического возрождения, поскольку равнина во много раз быстрее давала отдачу, чем горное малоземелье. Сейчас же горцам порой напоминают, что у них есть свой дом, что становится причиной тлеющего конфликта между кумыками, с одной стороны и лакцами и аварцами - с другой.

Сложные межнациональные отношения в Дагестане становятся поводом для различных спекуляций на тему федерализации республики, ее экстерриториального разделения. Авторы таких идей умалчивают о том, что в этом случае образовалось бы 9 княжеств, которые вступили бы в конфликт друг с другом из-за земли.

Народ и государственная граница

Наиболее политически уязвимым разделенным народом стали лезгины. Это связано с тем, что численность представителей именно этой национальности, оказавшихся по разные стороны государственной границы, в относительных показателях превосходит остальные разделенные народы. Одновременно лезгины оказались беззащитными перед серьезными провокациями организуемыми, с некоторой периодичностью в районе российско-азербайджанской границы.

История этого вопроса уходит в начало 90-х годов. Тогда, при развале СССР, оказавшийся в разных государствах народ начал борьбу за свои права, выдвигая радикальные требования воссоединения и создания Лезгистана. Разные идеологи предлагали различные модели этого государственного образования – от создания независимого государства до образования автономии в составе России. Сейчас, когда лезгинские лидеры полностью отказались от идеи Лезгистана, им все равно довольно трудно избавиться от ярлыка сепаратистов.

Название созданного ими движения “Садвал” в Азербайджане сразу стало синонимом терроризма, а сама организация объявлена вне закона. Преследование активистов движения во многом было обусловлено опасениями Баку перед войной на два фронта – в Нагорном Карабахе и на севере республики. За взрыв в бакинском метро взяли на себя ответственность задержанные азербайджанскими органами госбезопасности лезгины, заявивщие о своей причастности к “Садвалу”. Обвиняемые давали показания, из которых следовало, что их подготовка проводилась на армянских военных базах.

Лидер движения “Садвал” Руслан Ашуралиев в беседе с автором признал, что армянские спецслужбы использовали в своей деятельности рядовых, “несознательных” лезгин, но категорически заявил, что армяне даже не пытались выходить на контакт с руководством движения. Как бы то ни было, в Азербайджане до сих пор надеются, что российские власти проведут расследование относительно некоторых лезгинских активистов, а сама проблема разделенного народа с учетом всех этих обстоятельств только обострилась.

В период ужесточения режима государственной границы во время чеченской войны лезгины пережили, наверное, самые трудные времена. Можно опустить то обстоятельство, что сложившиеся веками экономические взаимоотношения с Азербайджаном были разрушены, а экономика приграничных районов, построенная на базе рынков двух, теперь уже разных, государств, была полностью парализована. Но гораздо больший удар по лезгинам был нанесен из-за того, что родственники, живущие по разные стороны границы, перестали свободно общаться друг с другом . За то, чтобы многолюдные свадьбы или похороны могли пересечь государственную границу, приходилось платить взятки. Не случайно мост через реку Самур в районе КПП Яраг-Казмаляр был назван “золотым”. Лезгин, в частности, возмущало то, что на работу в таможню на этом соединении двух государств принимались представители других национальностей.

Верх абсурда был достигнут на 2-километровом участке дороги, проходящей вдоль российско-азербайджанской границы и ведущей в высокогорные районы Дагестана, населенные преимущественно лезгинами. Этот отрезок пути, пролегающий около азербайджанского селения Цухуль, перешейком проходит по территории соседнего государства и, соответственно, охвачен с двух сторон российскими пограничными постами. Легковые машины могут преодолеть это препятствие после простой проверки документов, но грузовой транспорт собирается в колонны, пересекают государственную границу только в сопровождении пограничников.

Надо признать, что здесь в последнее время пропускной режим значительно ослаблен, по крайней мере, по сравнению с теми временами, когда пассажиров автобусов заставляли пешком переходить мост через “межгосударственную” реку Самур. Однако пограничников, следующих своим жестким инструкциям и существующему законодательству, не оставляют идеи введения в этом регионе 5-километровой пограничной зоны, что усилило бы паспортный контроль и ввело бы серьезные ограничения на передвижение граждан. Власти Дагестана еще в прошлом году с энтузиазмом приняли решение об установлении такой зоны, но после массовых акций протеста были вынуждены отказаться от реализации этих планов.

Кстати, по стечению обстоятельств, именно в период социальной активизации лезгин появляются сообщения о подготовке террористов из их числа и создании неких учебных баз боевиков. Так было и осенью прошлого года, когда МВД Дагестана и российские пограничники одновременно выступили с такими заявлениями. Южный Дагестан в то время был взбудоражен, и лидеры движения “Садвал” участвовали в ежедневных митингах, стараясь успокоить население. Один из лезгинских лидеров тогда стал жертвой убийства. Естественно, “Садвал” категорически отрицал свою причастность к базам боевиков. Однако из источников, не имеющих отношения ни к лезгинам, ни к властям республики, стало известно, что некие “сборы” действительно проводились в разных местах Юждага. Организаторы этих мероприятий, как водится, оставались в тени, но механизмы создания так называемых баз боевиков известны. В условиях тотальной безработицы и нищеты к молодым лезгинам обращались некие “работодатели” с предложениями за определенную плату “поехать пострелять”. Эти стрельбища впоследствии и становились поводом для заявлений о создании баз боевиков.

О том, что лезгинский фактор активно используется сейчас и эту проблему нельзя считать закрытой, свидетельствуют события последнего времени. За неделю до президентских выборов в Азербайджане в Дербенте был проведен митинг, организованный, как его принято называть, лидером радикального крыла “Садвала” Мугудином Кахримановым, который, на самом деле, возглавляет совет старейшин лезгинского народа. В резолюции митинга содержится требование объявить в регионе референдум о непосредственном вхождении Южного Дагестана в состав РФ в форме Дербентского автономного округа. Кроме того, участники акции признали исчерпанными все имеющиеся внутриреспубликанские средства защиты интересов Южного Дагестана. Руслан Ашуралиев в те дни категорически отмежевался от митинга в Дербенте и заявил, что Кахриманов раньше говорил о создании Лезгистана, чем серьезно навредил “Садвалу”, превратившемуся из международной в региональную организацию. Тем не менее, без радикальных мер по решению лезгинской проблемы нормализовать ситуацию в Южном Дагестане вряд ли удастся, тем более с учетом того, что, как показали последние события, именно этот фактор остается одной из основных угроз для стабильности ситуации в республике и российско-азербайджанских отношений. Широкомасштабные планы Москвы и Махачкалы существуют, но их реализация пока не выглядит реальной. Рассматривается возможность создания в регионе свободной экономической зоны, введения двойного гражданства и другие планы по нормализации обстановки.

Чеченский фактор

Чеченский фактор, безусловно, влияет на общую обстановку в Дагестане, однако он зачастую необоснованно раздувается московскими наблюдателями. Практически любой серьезный инцидент заставляет столичных аналитиков задаваться многозначительным вопросом: “А нет ли здесь чеченского следа?” В последние месяцы Дагестан доказал, что и без влияния Ичкерии в республике достаточно внутренних проблем, а возникающие конфликты выглядят гораздо ожесточенными чем разногласия с чеченцами.

Чеченская война весьма негативно повлияла на Дагестан. Кстати, известное обращение северо-кавказских лидеров к президенту РФ с призывом навести в Чечне конституционный порядок был вынужден подписать и председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов, хотя этот факт активно скрывается в Махачкале. Умалчивает о нем и Руслан Аушев – единственный кавказский лидер, отказавшийся поставить свой автограф под тем заявлением. Но в итоге Дагестан получил огромное количество неприятностей вплоть до того, что республика была фактически втянута в войну, а на ее территории разворачивались боевые действия. В данном случае речь даже не идет о рейде Салмана Радуева, в результате которого селение Первомайское было полностью разрушено. Но именно после этого Дагестан оказался в центре внимания, и стали известны многие факты, до этого не афишируемые. Так оказалось, что жители приграничных с Чечней районов в течение всей войны испытывали на себе всю тяжесть боевых действий. Федеральные войска, расположенные на территории Дагестана, обстреливали Чечню, но снаряды часто “не долетали” и падали на лакские, аварские и чеченские села республики. Чеченские силы сопротивления просто вынуждены были открывать ответный огонь, в результате чего опять же пострадали дагестанские села. Призывы к российским военным не использовать приграничные с Ичкерией мирные районы для обустройства своих огневых позиций не имели успеха. Таким образом, чеченская война в полной мере прошла и по некоторым дагестанским районам.

После подписания хасавюртовских соглашений дагестано-чеченские отношения вошли в стадию неурегулированности на официальном уровне и острых конфликтов – на бытовом. Широкомасштабное соглашение между Грозным и Махачкалой, о котором долго говорилось, так и не было подписано. Оно и не могло быть заключено без прояснения российско-чеченских отношений. Всегда аккуратное и оглядывающееся на Москву дагестанское руководство старательно избегало официального признания чеченской независимости. Но в то же время сама Чечня очень остро реагирует на попытки связать ее договорами с субъектами РФ и тем самым сделать ее частью России. Многочисленные встречи лидеров двух республик заканчивались заявлениями об уважении выбора соседних народов и необходимости развития взаимодействия на всех уровнях.

Что касается взаимодействия правоохранительных структур, то здесь отношения чеченцев и дагестанцев далеки от конструктивных. Прилегающие к Чечне Кизлярский, Хасавюртовский, Новолакский, Казбековский, Гумбетовский и другие районы постоянно становятся местом серьезных преступлений, связанных с похищением людей, угоном скота и автотранспорта. Кстати, захваты многих дагестанских милиционеров связаны с задержанием чеченцев местными органами МВД, хотя причина таких преступлений официально не называется. Не секрет, что в Дагестане часто задерживают жителей Ичкерии за ношение оружия, хотя Грозный неоднократно призывал власти Махачкалы использовать нестандартные методы в работе правоохранительных органов. Милиция могла бы изымать оружие, ношение которого запрещено, кстати, и в Чечне, а нарушителя передать властям соседней республики. Но вместо этого чеченцев помещают в КПЗ, а их родственники в ответ на это захватывают милиционеров на территории Дагестана. Поэтому любые сообщения о том, что из чеченского плена освобождены сотрудники дагестанских правоохранительных органов, следует читать как “обменены”.

Тем временем, не надеясь на правоохранительные органы в условиях непрекращающихся набегов “чеченских братьев”, дагестанцы в приграничных селах стремятся обезопасить себя созданием отрядов самообороны. Такая форма охраны порядка не предусмотрена российским законодательством, поэтому на официальном уровне Махачкала опровергает заявления о формировании таких отрядов, а те чиновники, которые увлеченно об этом рассказывают, получают выговоры и взыскания. Формально эта проблема была решена увеличением числа сотрудников МВД за счет местных жителей. Но на деле каждое дагестанское село, опасающееся за свою безопасность, в любой момент готово мобилизовать нескольких вооруженных людей и создать из них самый что ни на есть отряд самообороны. А оружия в “горячих” районах, да и по всей республике, нет разве что у детей и пенсионеров.

Двусторонние отношения омрачает и положение дагестанских чеченцев. Их права ущемляются при приеме на работу в правоохранительные органы, им не доверяют и в других вопросах, а российское законодательство распространяется на них только тогда, когда нужно платить налоги и отвечать за правонарушения. Стремление взбудоражить чеченцев-аккинцев иногда приводит к провокациям и открытому противостоянию. Наиболее серьезными стали столкновения осенью прошлого года в Хасавюрте, когда чеченцы вступили в вооруженное противостояние с милиционерами – аварцами, в результате чего были человеческие жертвы. Можно по-разному трактовать эти события и обвинять в инциденте обе стороны, но нельзя не заметить то, что с чеченской стороны действовали целеустремленные провокаторы, среди которых был депутат Народного собрания Дагестана Басир Дадаев, пользующийся поддержкой Зелимхана Яндарбиева и Салмана Радуева (впоследствии парламент призвал его к ответственности). Но этот видный деятель в последнее время утерял остатки своего авторитета среди чеченцев-аккинцев, и нынешними лидерами этого народа можно назвать представителя президента Чечни в Дагестане Оздеаджи Султангереева, председателя оргкомитета по восстановлению Ауховского района Мовлади Соипова и лидера Народного фронта чеченцев-аккинцев Алемура Хамзатова . Во многом благодаря им удается сдерживать возмущенных чеченцев на севере Дагестана и предотвращать серьезные провокации. Кстати, Алемур Хамзатов во время упомянутого конфликта в Хасавюрте встал между противостоящими сторонами, из-за чего получил ранение. Он очень неохотно согласился в свое время на встречу с автором этих строк, понимая, что многие журналисты закрепили за чеченцами образ экстремистов и провокаторов.

Однако, последних действительно хватает, если не в Дагестане, то в самой Ичкерии. Серьезное политическое противостояние в Грозном, помноженное на обострившееся стремление увеличить свое влияние на Северном Кавказе рано или поздно должно было привести к тому, что чеченские лидеры попытаются активно вмешаться в события в Дагестане. Шамиль Басаев, покинувший властные структуры в Грозном и вступивший в очередной, на этот раз самый серьезный, конфликт с Асланом Масхадовым, возглавил так называемый Конгресс народов Дагестана и Чечни. С дагестанской стороны в эту организацию не вошли не только официальные представители, но и сколько-нибудь влиятельные общественно-политические деятели. Создание Конгресса вызвало бурный протест со стороны Махачкалы. Но, тем не менее, Шамиль Басаев уже неоднократно выражал готовность выдвинуть свой “миротворческий батальон” , (командует батальоном полевой командир, иорданец чеченского происхождения Хоттаб), на помощь жителям дагестанских селений Карамахи, Чабанмахи и Кадар, объявившим о создании в своих селах особой исламской территории (эта тема засуживает отдельного разговора). Остается только признать, что Басаеву никто не сможет воспрепятствовать в реализации его намерений, если он сочтет нужным приступить к их осуществлению.

Но в Чечне не только Басаев уделяет Дагестану повышенное внимание. Салман Радуев неоднократно выражал “обеспокоенность” ситуацией в соседней республике. Мовлади Удугов время от времени делает “крайне неблагоприятные” прогнозы развития обстановки в Дагестане и приходит к выводу о том, что республика неумолимо движется к войне, Махачкала полностью упустила инициативу и контроль за положением дел, а безвластие приведет к тотальному террору. И все же очевидно, что большинство политических сил в Чечне и Дагестане понимает опасность обострения двусторонних отношений и будет максимально способствовать сохранению существующей сейчас относительной стабильности.

Религия и народ

Взрыв в Центральной Джума-мечети в Махачкале, прозвучавший в августе этого года и унесший жизнь муфтия Дагестана Сайдмухамеда-хаджи Абубакарова, привел к очередному витку напряженности в политической жизни республики и обострил религиозные проблемы. Многие политики и ФСБ поспешили воспользоваться версией теракта, связанной с причастностью к убийству так называемых ваххабитов, против которых активно выступал погибший муфтий. На самом деле, легче привести аргументы против версии причастности к убийству сторонников радикального исламского течения, чем попробовать ее доказать. Тем не менее, отношения приверженцев различных течений ислама осложнились. Одновременно расклад сил среди духовных лидеров Дагестана значительно начал меняться, и этот процесс до сих пор не закончен.

Проблема так называемого ваххабизма в Дагестане не нова, но громко о ней заговорили лишь во время чеченской войны. Не разобравшись в сути проблемы и считая, что приверженцев этого течения можно подавить административными или правоохранительными мерами, власти до последнего момента не могли приступить к поиску взвешенных путей выхода из сложной ситуации. Для этого понадобились годы противостояния ваххабитов с приверженцами традиционного ислама, захват власти в даргинских селах Карамахи, Чабанмахи и Кадар Буйнакского района, считающихся центром ваххабизма, изгнание оттуда милиционеров в мае этого года (во время этих событий был расстрелян майор милиции, кумык по национальности) и объявление особой исламской территории, на которой действуют законы шариата. Все эти события, как правило, освещались без изучения сути проблемы и без знания истории вопроса, а ваххабиты представлялись этакими террористами-экстремистами. Слово “ваххабизм” в последнее время используется как ругательство, поэтому против такого определения жестко выступают сами приверженцы этого течения, предпочитая называть себя исламскими джамаатами, но с научной точки зрения исповедуемой ими идеологии, использование этого термина вполне правомерно.

Ваххабизм является официальной идеологией Саудовской Аравии и требует от своих последователей строгого соблюдения норм Корана и шариата, не признает их толкования существующими канонизированными правовыми школами ислама суннитского толка – мазхабами (ханифитский, маликитский, шафиитский и ханбалитский), отдавая предпочтение шариату, являющемуся официальной правовой школой в Саудовской Аравии. Мусульмане шиитского толка (верующие Ирана, части Ирака и некоторых других стран) отношения к этой доктрине не имеют, хотя термин “фундаментализм” применяется немусульманскими или не знакомыми с исламом авторами во всех случаях. Строгий монотеизм и борьба против любых форм многобожия присуща всему исламу, а не является отличительной чертой ваххабизма. Не имеют под собой почвы и утверждения о влиянии чеченского фактора на увеличение числа последователей ваххабизма в Дагестане: этому способствовали несколько иные причины, в том числе и такие, как снятие ограничений на отправление культов, выезд в зарубежные страны, в том числе в Саудовскую Аравию на паломничество и учебу, и ряд других. Ваххабизм нацелен и ориентирован на мусульманское население арабского происхождения, поэтому он, по мнению компетентных аналитиков, не может и не должен стать идеологией кавказских и других мусульман России.

Традиционным для Дагестана является ислам суннитского толка, при этом часть населения придерживается шафиитского мазхаба, другая часть – ханифитского. "Тарикат" переводится с арабского как "путь" и это понятие используется прежде всего в суфизме, распространенном во всем исламском мире и вобравшем в себя местные традиционные верования вместе с большинством местных обычаев и адатов, имеющем в настоящее время несколько сотен тарика – суфийских братств, из которых 12 считаются материнскими. Благодаря ему к исламу приобщилась вся периферия мусульманского мира, т.е. все аджамское (неарабское) мусульманское население. Мусульмане Дагестана в XIX начале XX веков в основной своей массе следовали накшбандийскому и кадирийскому тарикатам, оставаясь при этом последователями вышеназванных традиционных правовых школ ислама.

Любые комментарии, сделанные без учета этих основ, будут бессмысленны и непонятны для большей части людей. Новый муфтий Ахмед-хаджи Абдулаев, 39-летний уроженец Гумбетовского района, ранее был ректором Исламского университета имени Сайфуллы Кади в селении Комсомольское Кизилюртовского района. Как алим, теолог, исламский богослов он считается в Дагестане хорошо подготовленным и авторитетным, в отличие от своего предшественника, но уступает ему в качествах политика и общественного деятеля. Как и прежний муфтий, как все Духовное управление мусульман Дагестана (ДУМД), Ахмед-хаджи Абдулаев находится под сильным влиянием Саида-Апанди Чиркейского, проживающего в селении Чиркей Буйнакского района – лидера модернистского тариката, объединившего в себе элементы накшбандийской, кадирийской и зародившейся в Северной Африке шазилийской идеологий.

Политическая активизация мусульман республики после убийства Абубакарова, по некоторым прогнозам, может привести к тому, что часть верующих объединится вокруг ДУМД. Но местнический аварский характер ДУМД и, в частности, то обстоятельство, что новый муфтий – земляк погибшего Сайдмухамеда-хаджи Абубакарова, уже частично реанимировало ранее созданные этнические духовные управления – даргинское, лакское, кумыкское и т.д. Поэтому не исключается возможность раскола мусульман и центробежных тенденций в религиозных взаимоотношениях в Дагестане. Этому способствовало и то, что среди дагестанских этносов достаточно много последователей ханифитского мазхаба, тогда как аварцы в основной своей массе – шафииты. Резкая поляризация в мусульманском обществе может произойти как раз из-за того, что официальная идеология ДУМД отчасти проводилась с такой позицией, что все верующие в республике – шафииты.

Кстати, этнические духовные управления относятся к ваххабитам более терпимо и лояльно, чем ДУМД. Самыми активными противниками ваххабизма остаются последователи Саида-Апанди Чиркейского. Органы власти в Дагестане также оказались под его влиянием, чем и объясняется промедление в установлении диалога между официальной Махачкалой и ваххабитами из селений Карамахи, Чабанмахи и Кадар Буйнакского района. И все же 1 сентября этого года в Буйнакске состоялись переговоры между председателем Госсовета Магомедали Магомедовым и лидером мятежных селений Мухтаром Атаевым. В ходе переговоров лидеры Карамахи, Чабанмахи и Кадара отказались от неконституционных действий, признали органы местного самоуправления и государственные органы власти и обещали оказывать им содействие. В свою очередь власти согласились с предложениями сохранить за джамаатами конституционное поле в вопросах проповедования ислама и обеспечить им выход на телевидение в установленном порядке. Махачкала обязалась не использовать в официальном лексиконе слова “ваххабизм”. Сторонами предусмотрено принятие мер по недопущению незаконного преследования членов джамаата, а также совместное рассмотрение представителями джамаатов и Народным собранием соответствия конституции России и Дагестана республиканского закона о свободе совести, вероисповедания и религиозных организациях.

Как известно, этот закон вызвал крайнее недовольство со стороны исламских джамаатов, но до всех этих острых событий именно этот документ был основополагающим в формировании программы борьбы с религиозным экстремизмом. Очевидно, что в исламских джамаатах вряд ли откажутся от законов шариата, не предусмотренных конституцией. Но в Махачкале призывают не заострять внимания на мелочах, считая, что главное достигнуто – жители Карамахи, Чабанмахи и Кадара готовы сотрудничать с органами власти.

Нельзя не заметить, что, даже попытавшись решить проблему ваххабитов, власти допустили немало ошибок. Сначала в требованиях Махачкалы по отношению к мятежным селам не скрывался ультимативный характер, а МВД республики было поручено принять меры по “пресечению противоправных действий”. Какие средства находятся в арсенале силовых структур, объяснять не надо. Другой серьезной ошибкой властей стала попытка локализации проблемы, хотя обострившийся конфликт не ограничен мятежными селами, а имеет общереспубликанский характер.

В политическом плане бурные события в религиозной сфере привели к созыву съезда мусульман Дагестана, участники которого потребовали отставки Магомедали Магомедова. На этом форуме не были официально представлены этнические духовные управления, но часть верующих различных национальностей, кроме аварцев, все-таки пошла за ДУМД. В целом, Конгресс был достаточно представительным и в основном вся духовная элита была собрана, что придает больше веса требованиям отставки Магомедова. Политическая ситуация в республике будет рассмотрена подробнее, однако здесь можно заметить, что Саид-Апанди Чиркейский в светском плане ориентирован на Рамазана Абдулатипова, и поэтому он, а вслед за ним и ДУМД, вероятно, будут поддерживать его кандидатуру, если он примет решение об участии в выборах.

Автор во время поездки в Карамахи имел возможность составить собственное представление о ваххабитах. Вообще, в Дагестане бросается в глаза неприязненное отношение к ним со стороны большинства населения. Люди видят, как новоявленные “ваххабиты” обзаводятся машинами и обновляют свои дома. Но рост недовольства таким соседством в Дагестане прямо пропорционален росту числа сторонников этого религиозного течения. Сами ваххабиты любят повторять, что они много работают, обеспечивают овощами многие регионы, в их селениях царит исламский порядок и законы шариата. Очень хотелось им возразить что-то типа: “Мне не надо отрубать руку, я и так не буду воровать”, и заметить, что все крестьяне работают, но не у каждого есть КамАЗ, оружие, современные средства связи, включая спутниковую. Жители Карамахи достаточно высокомерны и не очень гостеприимны. Можно понять их недоверие и опасения перед зачастившими к ним журналистами и другими общественными и политическими деятелями, но во всем Дагестане, в отличие от этого села, гостей сначала проведут в дом и накормят, а уже потом приступят к обсуждению дел. В Карамахи, не очень удачно шутя, гостям из Москвы было сказано, что их пустят в дом, только если они примут ислам, а в мечеть – если совершат омовение.

Живущий здесь же 68-летний русский Николай, получивший после принятия ислама имя Ибрагим, много говорил о чистоте мусульманской религии, о доброте приютивших его местных жителей, которых он называл “хозяевами”, о том, что у него есть собственная комната с телевизором. Оказалось, что этот старик не одинок, но живущие в Ростовской области дети забыли о нем. С жителем Карамахи он вместе чабанил в Краснодонске и приехал в Дагестан по его приглашению. Осмотревшись и поняв, что возвращаться ему уже некуда, Николай-Ибрагим остался жить среди ваххабитов. В даргинской семье, приютившей старика, в его обязанности входит работа по дому.

На официальном и неофициальном уровне в Дагестане прямо говорят о том, что ваххабиты получают финансовую поддержку из Саудовской Аравии и других исламских государств, включая, как ни странно, светскую Турцию. Естественно, в данном случае речь не идет о государственной поддержке. Власти Махачкалы в борьбе с исламским экстремизмом рассчитывают на поддержку народа. Министр по делам национальностей и внешним связям Магомед-Салих Гусаев говорил автору о ваххабитах: “Если сегодня этим людям объяснить, что их лидеры намерены вооруженным путем изменить конституционный строй Дагестана, то они выступят против этого. Поддержка народа в борьбе с этой идеологией приведет к успеху. Есть религия, духовное управление, государственные органы, и не надо им вмешиваться в дела друг друга. Государство создало достаточно условий для верующих. Им не запрещено молиться, объявить Ураза-байрам нерабочим днем, строить мечети в самых престижных местах, совершать паломничество. Но Дагестан – светская республика и дагестанское общество не воспринимает их”.

По другим оценкам, подавляющее большинство верующих понимает, что светский демократический характер государства предпочтительнее религиозного, что лишь в этом случае можно избежать серьезных конфликтов на основе взаимоисключающих идеологий, имеющих своих приверженцев как в конфессиях, так и среди неверующих, обеспечить их мирное сосуществование. Но с определенной долей уверенности можно говорить, что проблема конфликта с ваххабитами в Дагестане не закрыта. Об этом говорят и заявления МВД, прозвучавшие уже после “мирных” переговоров исламских джамаатов с властями, в которых исламские экстремисты, прошедшие подготовку в лагерях чеченского полевого командира Хоттаба обвинены в нападении на один из РОВД республики. Кроме того, фактическое отделение нескольких сел от государственной системы можно не замечать долго, но не бесконечно. И, наконец, дела о гибели милиционеров в ходе столкновений с исламистами не закрыты.

Власть и преступность

Дагестан долгое время занимал второе место в России по количеству терактов и заказных убийств, уступая первенство лишь Москве. Но после взрыва дома пограничников в Каспийске осенью 1996 года и мощного взрыва в центре Махачкалы в сентябре 1998 года, сравнявшего с землей несколько жилых домов (оба эти теракта унесли в общей сложности чуть менее сотни человеческих жизней) лидерство Дагестана в мрачной статистике террора стало бесспорным. К тому же, в похищениях и последующей торговле людьми республика совместно со своими чеченскими соседями держит пальму первенства даже на международном уровне.

Уровень коррупции в Дагестане давно возведен в легенды, вполне осязаемым признаком которых стали сказочные особняки, выстроенные на улице Титова – махачкалинской “Санта-Барбаре”. Взрывы, заказные убийства и покушения уже давно перестали связывать с “чеченским следом”. Все сферы влияния и наиболее доходные отрасли республиканского хозяйства, казалось, уже были переделены. Но последние события, связанные с беспрецедентной борьбой с преступностью, показали, что положение “новых дагестанцев” не так уж надежно.

Предыстория вопроса относится к началу 90-х годов, когда партноменклатуру стали сменять политики новой формации. Тогда, как и сейчас, было очень популярно мнение о семейно-клановом и национально-тейповом характере дагестанской власти. Безусловно, на всем Северном Кавказе эти отношения всегда были и будут основополагающими. Но криминальные группировки в Дагестане, как и повсеместно в России, построены по территориальному (а вследствие этого частично – по национальному) признаку или на финансовых и политических интересах. Наиболее масштабные, распространяющие свое влияние на всю республику объединения являются интернациональными и их состав меняется в зависимости от динамики интересов.

Без всякого сомнения, самыми мощными политико-финансовыми группами в республике являются силы, возглавляемые председателем Госсовета Магомедали Магомедовым и мэром Махачкалы Саидом Амировым и объединяющие представителей всех народов, а не только даргинцев, коими оба они и являются. Все остальные группировки так или иначе находятся под контролем более влиятельных авторитетов или же обязаны учитывать их интересы. В случае возникновения разногласий или обострения противостояния как раз и происходят громкие убийства и теракты, жертвами которых становятся видные политики, крупные бизнесмены, главы местных администраций. Причем иногда террор носит характер акции устрашения и не ставит перед собой целью уничтожение конкретной персоны. Достаточно вспомнить многочисленные взрывы, прозвучавшие в Махачкале. Наверное, самой высокопоставленной жертвой одной из таких убийств стал министр финансов Дагестана, депутат Госдумы РФ Гамид Гамидов. Было предпринято более десяти покушений на жизнь нынешнего мера Махачкалы Саида Амирова. В результате одной из таких акций он стал инвалидом. За многие годы не завершено и не раскрыто ни одно заказное политическое убийство. Нераскрытыми остаются и такие преступления, где заказчики и исполнители известны не только объектам покушения, но и многим местным наблюдателям.

Корни криминализации дагестанского общества во многом заключаются в том, что до распада СССР республика была, с одной стороны, аграрной, а с другой, – почти все промышленные предприятия на ее территории были структурными звеньями ВПК, не производящими продукции по завершенному циклу. Разрыв налаженных хозяйственных и экономических связей, превращение прежних административных границ в государственные, блокада в предвоенные и военные годы, разрушение ВПК привели к полной остановке производства и поставили Дагестан перед необходимостью создания собственных предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья, рыбы, нефти и т.д. Сейчас, по некоторым данным, более 70% существующих предприятий не контролируются органами государственной власти и не подвергаются налогообложению. Многие представители исполнительной власти заинтересованы в такой ситуации.

В условиях абсолютной безнаказанности преступности, никто не ожидал разоблачения преступных группировок в Махачкале. Поэтому как гром среди ясного неба стало задержание депутата Народного собрания Дагестана, заместителя министра сельского хозяйства, лидера лакского национального движения “Кази-кумух” и Координационного совета национальных движений Магомеда Хачилаева. Этот арест стал началом беспрецедентной борьбы с преступностью, развернувшейся в Дагестане. Следом за этим Госдума РФ лишила депутатской неприкосновенности его младшего брата, депутата нижней палаты российского парламента и лидера Союза мусульман России Надиршаха Хачилаева, который сейчас скрывается в своем родном селе. Формально братья обвиняются в организации майских беспорядков. Магомеду инкриминируется также незаконное хранение оружия, однако ряд чиновников в Махачкале не сомневаются, что их подозревают и в некоторых громких терактах, в том числе, направленных против Саида Амирова.

Акция по захвату здания Госсовета в Махачкале, возглавленная братьями Хачилаевыми 21 мая этого года, стала серьезным вызовом властям. Легкость, с которой был совершен захват, позволяла говорить о возможности быстрого государственного переворота в Дагестане, но последующие события показали, что существующая власть не так слаба. Братья Хачилаевы, удалившись на следующий же день в свой родной Лакский район, впервые озвучили требование об отставке председателя Госсовета и проведении всенародных выборов. Однако чувствовали они себя совсем неуверенно и очень растерянно. По крайней мере, какой-либо кандидатуры, предпочтительней Магомедали Магомедова, они назвать не смогли. Даже если оставить в стороне вопрос, кто именно спровоцировал события 21 мая, становится ясно, что нарушение существующего политико-финансового баланса застало врасплох не только Хачилаевых, но и других, пока еще имеющих влияние, политических деятелей.

Для подготовки ответного удара властям понадобилось три месяца, и они не ограничились уголовным преследованием братьев Хачилаевых. В сентябре этого года прямо у входа в здание Госсовета был арестован мэр Каспийска Руслан Гаджибеков, обвиняемый, как и братья Хачилаевы, в организации массовых беспорядков в мае, а кроме того, в причастности к нашумевшему в свое время убийству руководителя АО “АРСИ” Арсена Байрамова и в хищениях, совершенных в период его работы в АО “Москвич – Каспий” в должности главы администрации Каспийска. Задержан один из руководителей коммерческой фирмы “Москвич – Каспий” Алиев. В Каспийске проводились проверки фактов хищения финансовых средств. Прокуратура Дагестана дала санкцию на арест председателя Пенсионного фонда республики Шарапутдина Мусаева – единственного конкурента Магомедали Магомедова на выборах председателя Госсовета – обвиняемого в хищениях около 50 миллиардов неденоминированных рублей. После продолжительных поисков явился с повинной бывший председатель городского Собрания депутатов Махачкалы Курбан Махмудгаджиев, обвиняемый в покушении на Саида Амирова 8 августа, а кроме него по этому же делу арестованы еще несколько человек. Масштабы арестов гораздо шире, но фамилии при этом не называются. Известно лишь (по состоянию на начало октября), что около 190 человек проходит по делу о массовых беспорядках в Махачкале 21 мая, трое уже осуждены и на троих человек материалы переданы в суд, четверо задержаны по подозрению в организации уже упомянутого взрыва в центре Махачкалы, унесшего жизни 17 человек.

Сторонники братьев Хачилаевых пытались организовать акции протеста, которые, по большому счету, провалились, не найдя массовой поддержки. В период между арестом Магомеда и лишением Надира депутатской неприкосновенности из думской приемной последнего исходили многочисленные документы, предрекающие гражданское неповиновение со стороны всех российских мусульман, всеобщее проклятье из всех исламских государств мира и, как минимум, большую кавказскую войну. Но Хачилаевы не получили весомой общественной поддержки не только от “братских” национальных движений Дагестана, но и даже со стороны своих соплеменников – лакцев. Зато голоса в их поддержку и угрозы властям раздавались из Чечни от Шамиля Басаева и Салмана Радуева. Кстати, во времена арестов многие “национальные лидеры” скрылись от общественности, а после того, как волна прошла, вновь проявились и стали угрожать судом журналистам, написавшим об их бегстве.

Но все эти события стали яркой иллюстрацией того, что криминальные группировки в Дагестане действуют под прикрытием национальных или религиозных лозунгов, выдавая себя за общественно-политические организации. Но большие деньги и десятки имеющихся в подчинении вооруженных боевиков еще не означают поддержку народа. Национальные движения в Дагестане, на самом деле, не являются лидерами своих этносов, а представляют собой немногочисленные группировки людей, преследующих узкокорыстные интересы. Об этом свидетельствуют и события, связанные с преследованием Хачилаевых. Обещанные акции гражданского неповиновения лакского народа превратились в немногочисленный марш, прошедший из Новолака до Махачкалы и разошедшийся на окраинах столицы, правда, с угрозами возобновить акцию в случае невыполнения требования об освобождении Магомеда Хачилаева. Известно также, что среди “национальных лидеров”, восседающих сейчас в президиумах высоких собраний, есть и те, кто в былые времена являлся особо опасным рецидивистом.

Недовольство общественности этими криминально-военизированными группировками росло, и после акции Хачилавеых Магомедали Магомедов уже не мог не ответить на требования о роспуске национальных движений. Майский захват здания Госсовета произошел за месяц до выборов, и тогда республиканский глава пообещал в случае его переизбрания провести референдум о введении в Дагестане поста всенародно избираемого президента и распустить национальные движения. Недавно депутаты Народного собрания (не без инициативы Магомедали Магомедова) предложили лидерам национальных движений и другим неформальным организациям самораспуститься и добровольно разоружить свои формирования, а также отказаться от участия в несанкционированных мероприятиях. Парламентарии очень тесно связали вопрос об этих организациях с преступностью, указав в том же постановлении, что правоохранительные органы принимают решительные меры в этом направлении. МВД, УФСБ и прокуратуре Дагестана предложено проявлять настойчивость и последовательность в борьбе с преступностью, пресечению противоправной деятельности, в том числе должностных лиц. Одновременно комитету по законодательству Народного собрания предложено ускорить работу по проекту республиканского закона об участии граждан в обеспечении правопорядка, регламентирующего деятельность отрядов местной самообороны и народных дружин, а также разработать законодательные меры по пресечению проникновения криминальных элементов в органы госвласти и местного самоуправления. Многие из лидеров, попавших во внимание Народного собрания национальных движений, сами являются депутатами парламента, поэтому можно понять их чувства при голосовании.

Однако, как и многие действия искушенного в политике Магомедова, нынешняя борьба с преступностью далека от решительной акции, ставящей перед собой цель окончательного искоренения этой проблемы. Автору, активно и с воодушевлением взявшемуся освещать деятельность правоохранительных органов в этот период, в руководстве Дагестана прямо сказали, что во властных структурах разрабатывается вариант нейтрализации наиболее активных национальных лидеров. Арест Магомеда Хачилаева должен был послужить средством по смягчению их амбиций, чтобы впоследствии эти люди “вели себя скромнее”, но “в драку до конца лезть никто не хочет”. Таким образом, официальная Махачкала добилась того, к чему стремилась, а именно – сократить и ослабить разросшиеся криминальные группировки, а оставшиеся сделать подконтрольными и послушными.

Не совсем искренно власти Дагестана повели себя и по отношению к московским сыщикам, выполнявшим в республике всю грязную работу. Они связали все решительные действия с деятельностью федеральных структур, хотя очевидно, что без согласия и поддержки Госсовета представители Москвы не смогли бы сделать в республике ни шагу. Махачкале во избежание обострения внутриполитической ситуации было выгодно представить все события как инициативу МВД РФ.

В то же время действия властей были настолько лобовыми, что очень напоминали борьбу с политической оппозицией, чем и не преминули воспользоваться попавшие под репрессии деятели. Братья Хачилаевы первыми потребовали отставки Госсовета, Шарапутдин Мусаев был единственным конкурентом Магомедали Магомедова. Но не надо быть большим знатоком ситуации, чтобы понять, что ни о какой политической борьбе не может быть и речи, поскольку ни один из упомянутых “политиков” не имеет такого солидного веса в республике, как Магомедов. О таком противостоянии можно было бы говорить, если в борьбу с председателем Госсовета вступил бы мэр Махачкалы. Но в данном случае они действовали совместно и даже может быть, что борьба с коррупцией была инициирована как раз Саидом Амировым, давним противником братьев Хачилаевых, который сразу после своего избрания в феврале 1998 года развернул в Махачкале активную деятельность по наведением порядка, а в узком смысле, взятию под свой контроль всех столичных рынков и теневых предприятий.

Власть и закон

Вся история государственной деятельности Магомедали Магомедова – это путь к власти и активная борьба за ее сохранение, в рамках которой он неоднократно инициировал изменение существующего законодательства. А конституция Дагестана – это уникальный документ, учитывающий многонациональность республики и во многом даже противоречащий основному закону России. Здесь и пропорциональное представительство народов в органах власти, и формирование Государственного совета, состоящего из 14 представителей “титульных” национальностей и избираемого не всенародно, а Конституционным собранием, состоящим из 121 депутата Народного собрания и стольких же представителей районов и городов республики.

Республиканского закона о выборах председателя и членов Госсовета не существует, как нет и закона об основных гарантиях избирательных прав граждан Дагестана. Нормы Конституции и законов республики “О Конституционном Собрании” и “О Государственном Совете Республики Дагестан” определяют процедуру и порядок выдвижения, регистрации и избрания председателя и членов Госсовета прямо на Конституционном собрании. В связи с этим отсутствует должная гласность в порядке и процедуре формирования высшего органа исполнительной власти республики: ни население, ни будущие члены Конституционного собрания не имеют возможности заблаговременно ознакомиться ни с программами, ни с деловыми и человеческими качествами будущих претендентов на места в Госсовете, тогда как федеральное законодательство нацелено на то, чтобы обеспечить реальное равноправие, одинаковый статус и равенство всех возможных претендентов на государственную должность, на создание одинаковых условий для проведения предвыборной агитации и прочих мероприятий, связанных с выборами.

Но отсутствие таких положений закона, по крайней мере, были сбалансированы другими особенностями конституции, учитывающими многонациональный характер Дагестана. Так, была предусмотрена триединая позиция, с одной стороны, не соответствующая Конституции РФ, а с другой – статье 19 и некоторым другим нормам Конституции Дагестана. Эти отступления касаются статей, гарантирующих пропорциональное представительство всех народов республики в Народном собрании – парламенте, предусматривающих введение института Госсовета, возглавляемого председателем с фактическими полномочиями президента, и статьи, согласно которой во избежание опасности сосредоточения власти в руках представителей одного народа или клана лицо одной и той же национальности не может быть избрано главой республики в два срока подряд.

В 1996 году по инициативе Магомедали Магомедова конституция была изменена и истекавшие тогда полномочия Госсовета были продлены. Это связывалось с войной в Чечне и необходимостью сохранения стабильности в Дагестане. Однако в этом году задолго до выборов окружение Магомедова стало разрабатывать планы дальнейшего продления его полномочий. В обществе была развернута дискуссия о возможности введения поста президента. Однако затем от этой идеи пришлось отказаться из-за того, что перспективы принятия этого вопроса на референдуме представлялись практически нулевыми – население Дагестана уже дважды высказывалось против введения поста всенародно избираемого главы республики. Тогда был найден другой путь, и весной этого года парламентом принято беспрецедентное решение об изменении республиканской конституции как раз в той ее части, где предусмотрено, что на пост председателя Госсовета не может избираться на два срока подряд представитель одной национальности. Из законодательства вообще было изъято упоминание национальности главы республики и предусмотрено, что этот пост не может занимать одно и то же лицо более двух сроков подряд. По сути, вырвав из контекста всего законодательства только это положение и отменив национальные ограничения для лица, избираемого главой республики, были сохранены подобные ограничения для депутатов парламента. Таким образом была выбита одна из опор общественного согласия, а некоторые положения конституции Дагестана так и остались противоречащими российскому законодательству. Местные оппозиционные наблюдатели делали вывод о том, что если с подобной целью основной закон ломается дважды в течение двух лет, то речь, скорее всего, можно вести об авторитарном, кланово-олигархическом и корпоративном режиме, где допустим произвол любой формы ввиду правового произвола, допускаемого на уровне высших органов государственной власти.

Но как бы то ни было, устранив все препятствия, Магомедали Магомедов все же добился своего и был переизбран на свой высокий пост. Как уже отмечалось, он сделал два наиболее важных предвыборных обещания – провести референдум о введении поста президента и распустить национальные движения. Одновременно с уже упомянутым предложением к лидерам движений самораспуститься депутаты Народного собрания одобрили и закон о референдуме. Незадолго до этого Госсовет запланировал провести в марте будущего года одновременно с выборами в Народное собрание плебисцит по вопросу о введении поста всенародно избираемого главы республики.

Согласие Магомедова на проведение референдума многие расценили как удовлетворение требований оппозиции, забыв, что именно такую идею он сам собирался претворить в жизнь за несколько месяцев до этого, вызвав, кстати, резко негативную оценку своих планов. Другое дело, что сторонники братьев Хачилаевых, а затем Конгресс мусульман, возмущенный убийством муфтия Сайдмухамеда Абубакарова, и многие другие оппозиционные силы требовали немедленного изменения конституции и проведения всенародных выборов. Магомедов же пока не назвал конкретной даты плебисцита, но дал понять, что это произойдет не раньше марта 1999 года. В случае положительного ответа на вопрос о введении поста президента, выборы главы республики могут быть перенесены на неопределенный срок, хотя наиболее целесообразным выглядело бы избрание не только парламента, но и одновременно – президента. Выходит, что глава республики создал лишь видимость удовлетворения требований оппозиции, а на самом деле лишний раз продемонстрировал свои политические способности.

В то же время проведение в Дагестане всенародных выборов может столкнуться с неожиданными проблемами и непредвиденными трудностями. Не случайно население республики уже дважды высказывалось против этого. Сейчас даже самые глубокие аналитики вряд ли возьмутся предсказать последствия изменения в этой части конституции Дагестана при сохранении остальных уникальных положений. Уже имеющийся в Махачкале опыт перекраивания конституции должен заставить задуматься о том, что частичные изменения не могут продолжаться бесконечно.

Кроме того, всенародное голосование в условиях ни мира, ни войны вполне может стать поводом для активных действий противников стабильности, в наличии которых никто не сомневается. Частота терактов, конфликтов и других серьезных инцидентов в республике не позволяет надеяться на способность властей обеспечить порядок во время народного волеизъявления в случае, если найдутся желающие его нарушить. Последние, безусловно, появятся в числе тех, кто не рассчитывает на приход к власти.

Кстати, отсутствие в Дагестане всенародных выборов делает абсолютно непредсказуемыми их результаты. До этого Магомедали Магомедов оставался у власти благодаря хитрым политическим комбинациям, направленным на удовлетворение корыстных интересов большинства членов Конституционного собрания, состоящего в основном из чиновников и хозяйственников различного уровня. Методы привлечения сторонников, еще вчера бывших яростными оппонентами, в Дагестане давно испробованы. Помимо известных случаев угроз и шантажа, активно используется тактика назначения на должности и обещаний прочих благ. Яркий пример тому - назначение на пост вице-премьера депутата Народного собрания, лидера аварского Народного фронта имени имама Шамиля Гаджи Махачева с сохранением за ним должности генерального директора ОАО “Роснефть – Дагнефть”. Другая иллюстрация подавления активности оппонентов – это случай с уже упоминавшимся убийством министра финансов Гамида Гамидова. После этого по Махачкале прокатились акции протеста родственников и сторонников погибшего. Они были прекращены после назначения на пост министра младшего брата Гамидова – Абдусамата. Можно привести и ряд других примеров.

Но влияние на узкий круг чиновников еще не предполагает авторитета среди населения. В то же время нельзя приуменьшать уровень народной поддержки Магомедали Магомедова, во многом благодаря которому Дагестан еще не перешел опасную черту “ни мира, ни войны” в сторону последней. По акциям протеста, прокатившимся по республике в последние месяцы, отличавшимися не столько массовостью, сколько частотой, можно было делать выводы о полной потере Магомедовым своего влияния. Однако это не совсем так, о чем свидетельствуют и выступления вооруженных сторонников нынешней власти, готовых вступиться за нее. Эти акции освещались не так широко.

В любом случае в Махачкале большинство политиков и наблюдателей уверены, что результаты возможных всенародных выборов будут зависеть от согласования позиций Магомедали Магомедова и Саида Амирова. В то же время расклад политических сил в республике может быть значительно изменен в случае проведения всенародных выборов – на сцену могут выйти публичные политики, не имеющие крупных финансовых средств, но способные привлечь симпатии избирателей. Хотя на примере выборов депутатов Госдумы от Дагестана, каждым из которых становился приемлемый для Махачкалы политик, власти доказали свою способность направлять в нужное русло народное волеизъявление.

Наконец, стоит привести и точку зрения противников идеи президентской власти. По их мнению, оптимальной в условиях Дагестана является парламентская республика с двухпалатным парламентом, нижняя палата которого была бы компактной (20-30 членов) и состоящей из депутатов, работающих на постоянной основе и избираемых частью по одномандатным округам и частью по партийным спискам. В противном случае сохраняется угроза формирования кланово-олигархического и корпоративного парламента. Верхняя палата при этом должна состоять из представителей территорий, но не национальностей, так как национальный фактор приобретает решающий характер либо в переходный период общественного возбуждения, либо когда этим фактором так или иначе спекулируют институты государственной власти, в том числе поддерживая и создавая популярность национальным лидерам. Исполнительная власть должна быть сосредоточена в руках у премьера, избираемого обеими палатами парламента.

Далеко от Москвы

Отношение российского руководства к Дагестану все последние годы оставляло желать лучшего. С одной стороны, в Москве все понимают исключительное влияние Страны Гор на весь Северный Кавказ и благодарят судьбу за то, что Магомедали Магомедов является чуть ли не самым лояльным из всех кавказских лидеров. С другой стороны, Москва не делает абсолютно ничего для того, чтобы поддержать дагестанское руководство. В отсутствие какой-либо национальной политики то, что весь Северный Кавказ фактически оставлен на произвол судьбы, может быть и является благоприятным обстоятельством, поскольку способность России решать проблемы была наглядно продемонстрирована в Чечне. Об особом отношении Москвы к республике говорит и то обстоятельство, что Дагестан среди субъектов РФ с населением более 2 млн. человек – единственный регион, который представлен в Госдуме двумя депутатами по одномандатным округам, в то время как три мандата имеет, например, Тульская область с населением 1,83 млн. человек, а по два мандата– Мурманская, Калужская, Томская области и еще несколько субъектов РФ с количеством населения, равным примерно половине населения Дагестана. Такая ситуация способствует росту напряженности и дает повод заявлять об ущемлении интересов народов республики на федеральном уровне.

Махачкала давно и настойчиво просит Москву о помощи, главным образом, экономической. Дагестан, многие годы блокированный со всех сторон, понес колоссальные убытки и превратился из относительно благоприятной в республику, бюджет которой на 80-90 процентов состоит из дотаций федерального Центра. По Дагестану разрабатывались глобальные экономические программы, принимались многочисленные постановления, но ни одно из них не было выполнено, в том числе принятое правительством Виктора Черномырдина постановление о стабилизации и развитии экономики Дагестана, а затем принятый кабинетом Сергея Кириенко постановление о неотложных мерах по развитию экономики республики. Более того, в Махачкалу не поступают и бюджетные средства для социальных выплат. А ведь, как известно, нищенское социально-экономическое положение – это катализатор всех имеющихся проблем, многочисленностью и разнообразием которых Дагестан может похвастаться перед кем угодно.

Кстати, в Москве все понимают необходимость оказания помощи Дагестану, но гораздо меньше число политиков готовы для этого на конкретные действия. Еще в марте этого года правительством Сергея Кириенко, по некоторым сведениям, был разработан проект предоставления республике 800 миллионов рублей, необходимых для реализации программы экономического развития Дагестана. Эта инициатива была заблокирована Советом Федерации по вполне понятным причинам: помощь Махачкале осуществлялась бы за счет других регионов. Но ситуация в республике ухудшалась, трансферты, и без того мягко секвестированные вдвое, в Дагестан не поступали, что и вынудило махачкалинские власти вновь добиваться финансовой помощи.

В нынешних условиях обвала рубля даже если на эти цели и было бы выделено 800 млн. рублей, то они были бы обесценены не менее чем в 2,5 раза. Но политический аспект этого достижения председателя Госсовета Магомедали Магомедова трудно было бы переоценить. В условиях все чаще звучащих требований о его отставке и готовности дагестанского лидера пойти на скорейшие всенародные выборы деньги из Москвы пришлись бы как нельзя кстати, и не только в политическом плане. Сейчас же Магомедову будет очень сложно сохранить стабильность в республике, переживающей в последнее время беспрецедентное испытание на прочность. С другой стороны, не исключается, что именно намерения оказать дагестанскому руководству помощь и приводят к активизации противников властей и, как следствие, многим катаклизмам, потрясающим республику.

Стоит также заметить, что в Москве много не только экономистов, но и видных “специалистов” и “экспертов” по Северному Кавказу, которые предлагают многочисленные пути формирования национальной политики. К некоторым просто опасно прислушиваться, другие не имеют ни возможности, ни полномочий реализовать свои намерения. Пока же решение вопроса формирования политики в регионе стоит на месте, а Госкомиссия по Северному Кавказу, о необходимости которой столько говорится, (по состоянию на начало октября) так и не создана. На этом фоне звучат достаточно радикальные предложения, одну из которых озвучил министр по национальной политике и одновременно влиятельный дагестанский политик Рамазан Абдулатипов. Недавно он обратился к президенту и правительству РФ с предложением ввести на территории Дагестана прямое президентское правление, а если это не поможет, то и чрезвычайное положение.

Новый премьер Евгений Примаков в без того сложном для себя положении все же успевает уделять внимание Дагестану и обещает оказать ему помощь, понимая, что стабильность в республике является залогом поступления инвестиций. Но пока еще не сделано ни одного шага, а единственным федеральным чиновником, занимающимся Дагестаном, остается министр внутренних дел Сергей Степашин, что, кстати, ярко иллюстрирует отношение Москвы к региону.

Однако необходимость экономической помощи Дагестану оспаривается некоторыми структурами. Однажды автор был свидетелем одного примечательного события. Представитель одной из федеральных спецслужб составлял доклад для своего руководства. Смысл документа сводился к тому, что все финансовые средства, поступающие в республику, расхищаются высокопоставленными чиновниками, заявляющими потом о бедственном положении населения. Офицер заверял также свое начальство, что на самом деле социально-экономическая ситуация в Дагестане не так ужасна.

Между тем Дагестан – это не только местные жители и внутренние проблемы. Это еще и несколько тысяч российских военнослужащих из сил министерства обороны, МВД и федеральной пограничной службы. Ни в каком другом регионе федеральные подразделения не служат в таких условиях, испытывая на себе не только все общероссийские проблемы военных (включая даже случаи, когда солдаты расстреливают своих сослуживцев), но и специфические проблемы Кавказа. Больше нигде, кроме Дагестана, “федералы” не подвергаются столь частым и непрекращающимся террористическим акциям. Военных обстреливают, взрывают, минируют, захватывают в заложники, причем не только на границе с Чечней. Самый громкий теракт против федералов был совершен в декабре 1997 года в самом центре республики – в Буйнакске, когда группа боевиков напала на российскую воинскую часть, вывела из строя несколько единиц тяжелой бронетехники и после продолжительного боя покинула город и направилась , как сообщалось, в сторону Чечни.

Со временем активно выдвигаемая версия “чеченского следа” исчерпала себя, некие неизвестные исламские организации взяли на себя ответственность за это нападение, заявив, что бой в Буйнакске был продолжением джихада, и пообещав не прекращать священную войну против “русских кафиров”. Причастность дагестанцев к теракту была признана и на официальном уровне. Министр по делам национальностей и внешним связям Магомед-Салих Гусаев говорил автору: “После событий в Буйнакске мы признали, что это самая большая трагедия из всех, что были в Дагестане. Потому что там впервые открыто обозначилось широкомасштабное предательство со стороны собственных граждан. Именно исходя из этих соображений, а не из количества жертв – это большая трагедия. Это было нападение не на федеральную, а на дагестанскую российскую воинскую часть”.

По большому счету, выведенные после войны из Чечни в Дагестан воинские части не могли рассчитывать на спокойную жизнь. Слишком свежа в памяти “борьба с бандформированиями”, в результате которой уничтожались целые села. И все же большинство местных жителей терпеливо относилось к федеральным солдатам, несмотря на все их бесчинства. Даже во время войны, когда снаряды падали на дагестанские села и дети подрывались на минах, республика не взорвалась. Голодные и злые на всех кавказцев солдаты, взимая поборы на блокпостах, фактически грабили местных жителей, угоняли скот, устраивали “сафари” на коров, по ночам, пугаясь любых шорохов, открывали стрельбу во все стороны.

Сейчас положение несколько изменилось. Военное командование находится в тесном взаимодействии с местными властями и органами самоуправления, пытаясь решить возникающие проблемы. В приграничных с Чечней районах федералы по-прежнему дежурят на блокпостах, но от чеченцев их отделяют посты дагестанских милиционеров. Во время передвижения воинские колонны нередко попадают на мины, но такая же участь иногда поджидает и дагестанцев. По ночам воинские части, как и раньше, не приступны и могут открыть огонь по любому поводу. Знающие об этом местные жители по возможности избегают близости с ними. Пограничники, похоже, нашли общий язык с местными правоохранительными органами, и открытых вооруженных столкновений уже давно не возникало. Пограничные заставы на Юге Дагестана вызывают некоторое раздражение у местных жителей, иногда обстреливаются военные автомашины, но в целом, ситуация там остается стабильной. Федеральные силовые структуры, расположенные в республике, во время всех внутридагестанских кризисов занимают единственно правильную позицию – не вмешиваться в происходящие события. Впрочем, это сделано не из каких-то тактических соображений, а просто из-за невозможности что-либо предпринять.

Информационные войны

Особая тема – это московские журналисты, пишущие о Дагестане и формирующие образ республики в глазах всей России. Занимаясь такой горячей темой, как Северный Кавказ, трудно избавиться от соблазна предсказать “новую кавказскую войну” или “неизбежное отделение Дагестана от России”, к тому же освещать приходится в основном террор, вооруженные столкновения, пресловутый чеченский фактор. Заголовки, несущие такой смысл, бросаются в глаза и привлекают внимание, поэтому многие газеты и журналы с удовольствием спекулируют на эту тему.

Но юные журналисты, сидящие в редакциях и пишущие свои сочинения по сводкам информационных агентств, наносят дагестанцам не такой вред, как побывавшие в республике “акулы пера”. Один из таких “очарованных странников” из крупной общероссийской газеты, не так давно побывавший в Дагестане, опубликовал огромный материал на два номера. Его впечатления о дагестанцах выразились в одной яркой фразе, смысл которой сводится к следующему: “Я обрадовался, что наконец-то встретил умного человека, но сразу понял, что ошибся”. Вообще же, многие журналисты, побывавшие в республике, считают себя героями и не скрывают своего страха. Очень характерное начало их статей: “Меня долго отговаривали ехать в Дагестан и смотрели на меня, как на сумасшедшего (-ую)”. Через призму этого страха они и смотрят на всю республику. Самыми положительными и симпатичными героями у них выводятся либо ваххабиты, либо боевики из какого-либо вооруженного формирования. Это вполне объяснимо, потому что, вернувшись из самых “горячих” мест, журналисты рады, что их там никто не тронул. В таких публикациях простые дагестанцы выглядят черствыми, угрюмыми людьми, таксисты – небритыми и с автоматом под сидением, власти – подозрительными и обязательно приставляющими к гостям из Москвы наружное наблюдение.

Центральные СМИ иногда привлекают в работу местных журналистов, что вызывает ряд проблем. Если дагестанские корреспонденты делают не репортаж, а комментарий, то они часто выражают точку зрения тех политических сил, под влиянием которых они находятся. Однако автор был свидетелем нескольких случаев, когда дагестанские журналисты откровенно занимались и подтасовкой фактов, готовя простой репортаж.

А между тем, центральные СМИ не так безобидны, как может показаться. Дагестанские аналитики приводят целый ряд примеров нанесения республике непоправимого ущерба. По их мнению, дружные “предупреждения” большого числа центральных СМИ о возможной дестабилизации ситуации и грядущих конфликтах в Дагестане, возникающие вслед за этим различного рода слухи о возможной активизации и акциях религиозных и прочих экстремистов до предела уменьшают инвестиционную привлекательность республики. Несложно установить также прямую связь между публикациями в СМИ, формированием соответствующего имиджа представителя той или иной конфессии, этнической группы и национальности и проявлениями этнического и националистического подходов как на бытовом уровне, так и на уровне представителей властных структур в Москве, Санкт-Петербурге и других субъектах РФ. Там кавказцев преследуют только за то, что они кавказцы. Формируя отрицательный имидж Дагестана, центральные СМИ внесли немалую лепту в ослабление и даже фактическое прекращение туризма, усиление миграционных потоков из республики. Такой же ущерб наносят ежегодно, каждой весной, публикуемые и в последующем неподтверждаемые сообщения об угрозе возникновения или наличии эпидемий различного рода инфекционных заболеваний. Все это, по мнению ряда наблюдателей, в совокупности приводит к саботированию федеральными структурами решений, принятых на уровне президента и правительства РФ, неверной трактовке происходящих на Кавказе событий известными на российском и международном уровне политиками и многим другим последствиям.

Война или мир?

Сейчас ситуация в Дагестане часто сравнивается с началом или даже разгаром чеченского кризиса. Это делается либо из-за незнания истинного положения дел в соседней с Чечней республике, либо из-за страха перед последствиями обострившейся на Северном Кавказе обстановки, что, впрочем, нисколько не умаляет опасности наихудшего развития событий в Дагестане. Наверное, основное отличие кризисных ситуаций в двух соседних республиках заключается в том, что если в Грозном с 1991 года до момента начала боевых действий в 1994 году у власти находилось правительство Джохара Дудаева, не признающее российское руководство и не пользующееся поддержкой Москвы, то махачкалинские власти не устают повторять о своей приверженности политике сохранения целостности России. Дудаев до начала войны боролся с чеченскими группировками, активно поддерживаемыми федеральными структурами, лидеру Дагестана Магомедали Магомедову, наоборот, противостоят не контролируемые никакой властью силы.

Опасность пугающей всех кавказской войны грозит Дагестану со многих сторон. Угрозы чеченцев вмешаться в события в республике – не пустой звук, а официальный Грозный при всей своей нейтральной позиции не сможет противостоять отдельным группировкам, появись у них желание выдвинуться в соседнюю республику. Военный лидер селения Карамахи бригадный генерал Джарулла Гаджимагомедов во время обострения ситуации вокруг ваххабитов заявил автору о приведении в боевую готовность “исламской гвардии” и переведении “миротворческих отрядов” на казарменное положение. По его словам, в случае беспорядков “гвардия готова выступить в качестве миротворцев”. При этом Джарулла ушел от ответа на вопрос о том, сколько бойцов насчитывают эти формирования. Несомненно, о наличии таких отрядов хорошо осведомлены и в Госсовете Дагестана. Кроме того, в Карамахи (где, как известно, живет одна из жен чеченского полевого командира Хоттаба) проводилось собрание , в котором принимали участие представители Хоттаба и Шамиля Басаева. Бригадный генерал Джарулла заверил, что контактов с чеченцами он не прерывал, однако у чеченских вооруженных группировок еще не было повода вмешаться в события в Дагестане, поскольку явных провокаций против жителей Карамахи не проводилось.

Еще один очаг противостояния властям в последние месяцы появился и на севере республики. Возмущенные убийством муфтия, его земляки и сторонники провели беспрецедентную акцию протеста с требованием отставки председателя Госсовета. Тогда сформировалась так называемая Северная группировка, которую возглавили вице-премьер Гаджи Махачев и глава администрации Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов. Как и все сторонники погибшего муфтия, эта группировка резко выступает против распространения ваххабизма.

Таким образом, в Дагестане не меньшую опасность представляет даже не перспектива вооруженных столкновений с исламистами, а возможность возникновения конфликтов по всей территории республики. Как уже отмечалось, с одной стороны, недовольство большинства населения сосуществованием с ваххабитами растет прямо пропорционально количеству сторонников этого течения, с другой, – растет и недовольство властью, с третьей, – сторонники правящей верхушки тоже не малочисленны, с четвертой, – лезгинский фактор при определенных усилиях может привести к конфликту двух государств. И это при том, что среди дагестанцев есть немало боевиков, накопивших военный опыт не только в Чечне, но и других “горячих точках” вплоть до Югославии. Именно последствий широкомасштабного внутреннего вооруженного конфликта в многонациональном Дагестане опасаются авторы прогнозов развития ситуации, когда говорят о том, что чеченская война покажется детскими играми по сравнению с дагестанским противостоянием.

Здесь автор уподобился раскритикованным им же комментаторам и нарисовал стопроцентную “страшилку”. Но все перечисленные обстоятельства действительно нельзя не учитывать. Другое дело, что недопустимо говорить о Дагестане как о потерянной для России республике. Власти Махачкалы не преувеличивают и не используют это как пропагандистский трюк, когда говорят, что в Дагестане сильны пророссийские настроения и минимальны сепаратистские тенденции. Все 14 титульных народов республики никогда одновременно не заявят о выходе из состава России, хотя, конечно, малая, но активная часть населения вполне может дестабилизировать ситуацию. Согласно официальным исследованиям, у 5-6 народов сепаратистские настроения равны нулю, у 5-6 колеблются от 0 до 2-3 процентов, у 2-3 народов, возможно, дойдут до 5 процентов. Причем показатели сепаратизма относятся к активно верующей группе населения.

Нельзя забывать, что практически через весь Кавказ прошла война – в Южной Осетии, Абхазии, Нагорном Карабахе, Чечне, в зоне осетино-ингушского конфликта. Иные мнения еще во время чеченской войны сводились к тому, что “Дагестан продержится еще максимум два года”. Но он держится, как бы его не подталкивали различные “помощники”.

11 октября 1998 г.

http://www.ca-c.org/journal/cac-01-1998/st_16_maksakov.shtml