Ограничительные рамки избирательных законов 1905–1907 гг., а также непосредственное участие центральной и региональной администраций в процессе регулирования избирательных кампаний привели к тому, что за весь период существования дореволюционной Думы в российский парламент было избрано 79 депутатов-мусульман — 25 депутатов в Думу первого созыва, 37 мусульман во вторую, 10 — в третью, и 7 — в четвертую Думу. Поскольку отдельные депутаты избирались дважды и более, то интересы мусульманского населения страны представляли всего 67 персон, объединившихся в самостоятельную «мусульманскую фракцию».

Малочисленность мусульманского депутатского корпуса, незначительность его влияния на думское большинство (следовательно и на общедумскую стратегию) и традиционные бюрократические структуры, отсутствие долгосрочных и главное результативных политических союзов, постепенная потеря надежд и иллюзий на возможность осуществления «мусульманских законов» и проектов — все эти факторы способствовали тому, что мусульманские депутаты воспринимали себя в первую очередь как единственные представители мусульманского населения в общеимперском органе, репрезентировали себя в качестве защитников интересов мусульманской уммы (общины).

Среди многочисленных проблем, обсуждавшихся в стенах российского парламента, для мусульман наиболее важными, пожалуй, были религиозные проблемы, вопросы народного образования, переселенческая политика, экономическое и правовое положение национальных окраин, наконец, вопрос о праздничных днях. Именно при рассмотрении этих вопросов в комиссиях и, особенно, во время общедумских дискуссий наблюдалась наибольшая активность членов мусульманской фракции. По принципиальным вопросам депутаты мусульмане занимали обычно консолидированную позицию.

Вследствие дискриминационного характера избирательного закона 1907 года предста¬вительство в Думе от отдельных мусульманских регионов, если соотносить его с данными переписи 1897 г., было несоразмерным: Волго-Уральский регион в четырех Думах был представлен 40, Туркестан и Степной край — 16, Кавказ и Крым — 23 депутатами. Эти диспропорции вызывали очевидное несогласие и протест российской общественности. Требование восстановить представительство в Думе среднеазиатских мусульман являлось одним из наиболее часто встречающихся пунктов общей мусульманской политической платформы. В условиях, когда мусульмане отдельных регионов были лишены возможности посылать в Думу своих избранников, миссию по защите их интересов, по озвучиванию их пожеланий и требований брали на себя мусульмане иных регионов и областей империи, прежде всего, Волго-Уральского региона и Кавказа. В ряде вопросов (вопросы религиозной свободы, национального образования, введения национальных языков в судопроизводство и местные органы самоуправления) члены мусульманской фракции действовали в союзе с представителями других национальных групп, прежде всего с членами Польского кола. Несмотря на незначительные итоги законотворческой деятельности, как депутатов-мусульман, так и Думы в целом, Государственная дума была в имперской России единственной всероссийской трибуной политического характера, с которой представители мусульманской уммы могли публично и легально защищать свои корпоративные интересы.

Отличительными особенностями выборов в Дагестанской области являлись прежде всего многонациональный состав избирателей, а вместе с тем большое количество претендентов. Так и было при выборах депутатов в Думу при царизме. Например, в Думе второго созыва Дагестан представляли аварец Аслан-бек Кардашев (1866–1920) из сел. Чукак-оба (Закатальский р-он, ныне село в составе Азербайджана), лезгин Бей-Бала-бек Султанов (1876–1918) из сел. Ахты (Ахтынский р-он, Южный Дагестан). В Думу третьего созыва был делегирован лезгин Ибрагим-бек Гайдаров (1879–1949) из города Дербент (которому, к слову, мы уже посвятили две большие статьи). Дагестанскую область в IV Думе с 1912 по 1917 представляли даргинец Магомед Далгат (1849–1922) из сел. Урахи (ныне Сергокалинский р-он, Дагестан) и кумык Зубаир Темирханов (1868–1952) из сел. Н. Казанище (ныне Буйнакский р-он, Дагестан). В данном материале мы бы хотели остановиться на биографии и на трагических обстоятельствах смерти депутата Думы второго созыва — врача Бей-Бала-бека Султанова.

Бей-Бала-бек Меликбекович Султанов родился 10 марта 1876 года, в древнем лезгинском селении Ахты, что в Южном Дагестане, в семье врача Мелик-бека Султанова. По образованию Бей-Бала-бек Султанов был также врачом. Окончил медицинский факультет Московского университета. Специализация — внутренние болезни и венерология. По другим данным, Бей-Бала-бек Султанов закончил ещё и парижский университет Сорбонну (г. Париж, Франция). По происхождению бек. Известно, что род Султановых был причислен к русскому дворянству. В 1902–1905 годах Бей-Бала-бек Султанов работал окружным врачом в Кюринском округе (существовал в 1862–1928 гг.), затем в 1909–1910 годах — сельским врачом в сел. Каякент (ныне Каякентский р-он, Дагестан). В 1914–1918 годах работал в г. Баку врачом 1-й бесплатной лечебницы при Городской Михайловской больнице. 6 февраля 1907 был избран в Государственной думу II созыва от общего состава выборщиков Дагестанской области и Закатальского округа. Состоял в «Мусульманской фракции». Член распорядительной и аграрной комиссий и комиссии по народному образованию. Выступал в Думе по аграрному вопросу. Отец, Мелик-бек Султанов в 1913–1914 годах был гласным Бакинской городской думы, в 1914–1916 годах работал директором Городской Михайловской больницы в г. Баку. Бей-Бала-бек был женат на Умай-ханум Султановой (Умайдат Аджиевой) из кумыкского сел. Аксай (Хасавюртовский р-он, Дагестан), у них был один ребёнок — Магомед-Мирза. В возрасте 42 лет, доктор Бей-Бала-бек Султанов был убит Степаном Лалаевым (Лалаян) 20 марта 1918 года во время анти-мусульманских погромов в г. Баку.

Некоторые подробности убийства врача Бей-Бала-бека Султанова мы можем узнать из протокола допроса его жены — Умай Султановой («Документ №372. Протокол допроса 1919 г. февраля 5-го дня, г. Баку»):

«Чрезвычайная Следственная Комиссия при Азербайджанском Правительстве допрашивала нижепоименованную, в качестве потерпевшей с соблюдением 307, 443 ст. Уст. Угол. Судопр. которая показала: Умай-ханум Султанова, 26 лет, живу в г. Баку, на Воронцовской ул. в д. №10. Еще до начала мартовских погромов до меня и до мужа доходили слухи о том, что предстоит выступление армян против мусульман. Но так как мы с мужем дагестанцы, то и решили, что нас армяне не тронут. Поэтому мы спокойно оставались в своей квартире и не прятали ценных вещей. 17 и 18 марта происходили перестрелки между армянами и мусульманами, но мы с мужем все еще не принимали никаких мер предосторожности. Во вторник 20 марта, часов около 7 утра, муж, которого звали Бей-Бала-беком и который по профессии врач, вошел ко мне в комнату и посоветовал одеться, так как в городе началась стрельба, и поэтому было бы лучше быть одетыми, чтобы в случае опасности уйти из дома. Немного спустя, муж сказал мне, что нам нужно уйти из квартиры, так как армяне начали врываться в дома и занимаются грабежом. Мы по соседней крыше перешли в квартиру нашего соседа Гольгина, по профессии инженера. Устроив меня и сына, Магомед-Мирзу, муж снова направился в нашу квартиру, чтобы забрать наиболее ценное имущество; в это время в наш дом начали врываться вооруженные солдаты, которые вошли в нашу квартиру со двора и с улицы, через парадных ход. Я с сыном вошли в комнату, а Гольгин с каким-то, незнакомым мне по фамилии, человеком, владельцем помещавшейся по соседству белошвейной мастерской, с галереи стали смотреть в сторону нашей квартиры. В это время раздался какой-то глухой выстрел, и я услышала, как Гольгин и владелец белошвейной мастерской крикнули, что убит доктор Султанов, мой муж. Я хотела броситься к мужу, но меня не пустили. Немного спустя к Гольгину подошли армянские солдаты и потребовали указать, где скрывается семья доктора Султанова. Тогда Гольгин посоветовал нам всем уйти из дома. Я с сыном и Гольгин со своей семьей, состоявшей из жены и двух детей, вышли из их квартиры и мимо парапета направились к Торговой улице, где меня оставили в квартире какой-то знакомой Гольгина. Там я переночевала и на другой день утром перебралась к товарищу мужа по университету Николаю Александровичу Лаврову, где я прожила дней пять. По возвращении домой я застала обстановку в ужасном виде. Все было поломано, разбито, опрокинуто. Пропали все наши драгоценные вещи, ковры и платье. При этом я представляю список похищенных вещей и прошу этот список приобщить к делу. Всего похищено вещей на 182.570 руб. Кроме того, из кармана мужа армяне забрали наличными деньгами 70.000 руб. Гольгин, фельдшер Михайлов и торговец Ширинбеков видели, что во главе ворвавшихся в нашу квартиру солдат был Степан Лалаев, державший в руке револьвер. Муж мой собирался пробраться к нам, в квартиру Гольгина, но Лалаев удержал его и выстрелил ему из револьвера в голову, после чего муж упал. Кто-то из сопровождавших Лалаева армян пытался заступиться за мужа, сказав, что муж не местный мусульманин, а дагестанец, но Лалаев крикнул, что убьет его, после чего этот армянин замолчал. Спустившись во двор, Лалаев из того же револьвера застрелил дворника, имени которого я не знаю, его жену и двухмесячного сына. После мартовских событий я уехала в г. Темир-Хан-Шуру. До отъезда все, жившие в нашем доме, внизу, говорили мне, что и они хорошо узнали Лалаева и видели, как он убил моего мужа и дворника с семьей. Теперь же, когда я возвратилась из Шуры, все они говорят, что убивший мужа был только похож на Степана Лалаева. Я объясняю это тем, что все свидетели боятся Лалаева и его родни. В настоящее время в г. Темир-Хан-Шуре проживают две сестры Ниса-ханум (Нина) и Эмина-ханум (Эмма) Аджиевы, которые в г. Баку в заведении Святой Нины, где оба раньше учились, слышали, как сестра Лалаева, учившаяся в том же заведении, рассказывала всем, что ее брат Степан Лалаев сам убил доктора Султанова, жившего на Воронцовской улице, т. е. моего мужа. С Лалаевым заходил в дома и занимался грабежами и его приятель Арзуманов, офицер. Это я знаю со слов многих знакомых, а также и телохранителя Лалаева, который об этом говорил в Петровске одному ингушу Дидикову; это было во время нахождения в Петровске отряда Бичерахова; в этом отряде находился и Степан Лалаев. Я слышала, что Лалаев и в Петровске занимался убийствами и грабежами. Вместе со своим приятелем Дигитяном он там убил много влиятельных мусульман. Отдельных случаев убийств и грабежей я указать не могу. Добавляю, что мы заходили в квартиру Гольгина и в понедельник, 19 марта, но затем, когда в 6 часов вечера муж увидел, что между большевиками и мусульманами заключено перемирие, возвратились к себе в квартиру. В это же время мы принесли обратно и все ценные вещи, и деньги, которые уносили к Гольгину. Прочитано. Умай-ханум Султанова (подпись). Председатель Чрезвычайной Следственной Комиссии: Алекпер-бек Хасмамедов (подпись). Члены комиссии: А. Клуге, А. Гаджи-Ирзаев (подписи)».

Еще некоторые сведения можно узнать, ознакомившись с показаниями очевидца событий, некого О. Османова («Документ №28. Протокол допроса 1919 года, февраля 8-го дня. Город Баку»):

«Чрезвычайная Следственная Комиссия при Азербайджанском Правительстве допрашивала нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюдением 443 ст. Угол. Судопр, который показал: Осман Османов, 26 лет, живу в г. Темир-Хан-Шура. В прошлом году, в марте 19-го числа, утром я зашел в квартиру доктора Бей-Бала-бек Султанова, помещавшейся на Воронцовской ул. в д. №. Там я застал человек сто армянских солдат, которые занимались грабежом. У некоторых из них я видел в руках золотые цепочки, часы, белье, салфетки. Начальником этого отряда был Степан Лалаев. Я его хорошо знаю: он среднего роста со шрамом на щеке. Он всеми распоряжался. Так как я похож на армянина, то меня никто не тронул. Я во дворе этого дома увидел убитого ребенка. Там же лежал, по-видимому, тоже убитый мужчина. Я постарался поскорее уйти, так как боялся, что меня убьют, если узнают, что я мусульманин. После этого я на третий день снова зашел в квартиру доктора Султанова. Тогда я увидел труп самого доктора. Он лежал на крыше соседнего дома. Карманы у него были выворочены. Куда он был ранен, я не заметил. Позднее я слышал, как говорили, будто бы доктора Султанова убил сам Степан Лалаев. Прочитано. О. Османов (подпись). Члены комиссии: А. Клуге, А. Гаджи-Ирзаев (подписи)».

Таким, вот образом прервалась жизнь замечательного общественного и государственного деятеля Бей-Бала-бека Султанова. В свою очередь, убийца Султанова, Степан Лалаев — был сыном известного дашнакцакана Балабека Лалаева, активного участника армяно-азербайджанских столкновений 1905 года. Большой военный опыт он приобрел, участвуя в составе иррегулярных армянских дружин в составе российской армии на фронтах Первой мировой войны. Позже, составив отдельный Армянский корпус, армянские воинские части во главе с их командирами в полном составе влились в армию Бакинского Совета, насчитывавшую от 13 до 18 тысяч человек и на 80% состоявшую из армян-фронтовиков. В показаниях большинства свидетелей и лиц, которым был нанесен моральный и материальный ущерб, фамилия Лалаева фигурирует в числе главных виновников убийств мусульманского населения городов Баку и Шемахи. В частности, Лалаев руководил нападениями армянских солдат на дома тюрков, проживающих на Николаевской улице в г. Баку.

В ноябре 1918 года, уже после создания АДР, председателю ЧСК А.-Б. Г. Хасмамедову (1870–1925) удалось добиться разрешения у британского командования на задержание С. Лалаева. Арестант и его следственное дело были переданы вначале для «разбора» Союзному Военному Суду. Затем Лалаев был отправлен в г. Гянджу и посажен в местную тюрьму. Постановление по делу Лалаева гласило, что на основе признания свидетелей, протоколов экспертиз и фотографических снимков ему грозят лишение всех прав и ссылка на каторжные работы. Однако 26 ноября 1919 года начальник Елизаветпольской губернской тюрьмы, где находился в заточении Лалаев, сообщил в своей телеграмме члену ЧСК А.-К.Ф. Новацкому (1866–?), что арестант Степан Лалаев умер от паралича сердца.





Автор: ‘Али АЛБАНВИ
Источник: https://www.proza.ru/2018/06/11/23