Руслан Курбанов

«У нас тут начали убивать девушек в джинсах, вчера убили троих, пару дней назад ещё двоих… С ментов и гаишников переключились на девушек. Мои дети ваще напуганы. Завтра собиралась ехать в Махачкалу, дочка не пускает, я говорит за тебя переживаю. Беспокойно у нас очень. Все говорят, что 20 августа, т.е. завтра, война начнётся… сегодня в домофон позвонили два мужика бородатых, дочка перепугалась, побежала хиджаб надевать. В Махачкале, что ни день то перестрелка. И в Юждаге ужас что творится. Короче, жеесть…»

Это фрагмент записи в одном из форумов, в котором общаются российские мусульмане. Ситуация на Кавказе, действительно, близка к катастрофической. Талибанизация региона идет стремительными темпами. Если раньше смертную казнь за распространение «нечестия на земле», то есть за продажу алкоголя, наркотиков, проституцию и гадания, с легкостью выносили только ингушские боевики, то теперь за это взялись и дагестанские.

Недавнее убийство в Буйнакске 7 дагестанских девушек, которые в темное время суток оказались в сауне, весьма красноречиво об этом свидетельствует. Примечательно, что этому убийству предшествовало размещение на сайте дагестанского джамаата «Шариат» «Обращения к сутенерам и владельцам саун», в котором им в жесткой форме предписывалось «прекратить творить нечестие на земле». Иначе им грозили ударом «либо нашими руками в этом мире, либо в Судный день у Аллаха».

В итоге, в Ингушетии, опасаясь мести боевиков, уже никто открыто не решается продавать спиртное, торговать музыкальными и видео-дисками. На очереди Дагестан, где по признаниям многих девушек, они уже сами от страха начли покрывать головы платками. С большой долей вероятности можно говорить о том, что в Дагестане и Ингушетии резко увеличится количество атак на места, «распространяющие нечестие» в ближайший месяц с наступлением месяца поста Рамадан.

Расползание джихада

В начале 2000-х годов в Дагестане, Ингушетии и Кабарде все большему количеству экспертов становилось очевидным, что время, когда можно было противостоять распространению в обществе протестной исламской идеологии, упущено. На том этапе, на котором находилась к тому моменту ситуация со все более широким распространением салафитской идеологии или идеологии исламского фундаментализма в регионе, ни одно государство не могло противостоять распространению идей, тем более, когда эти идеи принимались населением добровольно, несмотря и даже вопреки государственному противодействию и преследованию.

К примеру, уже тогда было очевидно, что «салафизация», или «фундаментализация» районов Кавказа с утраченными или подорванными в советское время исламскими традициями (ногайские районы, Южный Дагестан, Кабарда) приобрела уже практически необратимый характер. Кроме того, ситуация в каждом из этих регионов развивалась таким образом, что многие представители умеренных на тот момент салафитских общин, которые даже открыто дистанцировались от идеологии и практики вооруженного противостояния с властями, скрываясь от все более нарастающих преследований властей, были вынуждены уходить в подполье.

В Дагестане это начало происходить еще во второй половине 90-х годов, в Ингушетии и Кабарде в начале 2000-х годов. Как бы то ни было, многие из прежде умеренных мусульман пополнили ряды боевиков, воюющих в чеченских горах, возвращаясь в свои республики до предела радикализированными, переподготовленными в идеологическом и военном отношении. Так один из непосредственных свидетелей разгрома салафитских общин Дагестана Абдурашид Саидов пишет в своей книге: «…когда власти начали бороться с религиозной идеологией привычными топорными методами – репрессиями, гонениями… тогда начался массовый исход инакомыслящих в Ичкерию… Гонения и уход в непокорную Ичкерию сплотили фундаменталистов, подняли их дух, укрепили волю к победе, качественно улучшили вооружение и боеспособность».

В итоге, в Дагестане, примерно, с 2003 года началась беспрецедентная по своей массовости и периодичности охота на сотрудников правоохранительных органов, причастных к репрессиям в отношении салафитов. Сотрудников ФСБ, МВД Управления по борьбе с экстремизмом и терроризмом, и даже простых милиционеров из патрульно-постовых групп отстреливали, чуть ли не по несколько человек в день. Своего самого высокого пика диверсионно-подрывная активность дагестанских боевиков достигла весной 2005 года, когда по количеству совершаемых за день диверсий, подрывов, покушений, взрывов и убийств, столицу Дагестана Махачкалу в прессе уже открыто начали сравнивать с Багдадом.

Для Ингушетии и Кабарды пиковыми и весьма знаковыми явились 2004 и 2005 годы соответственно, когда ингушские и кабардинские боевики, вышли на штурмы столиц своих республик. Памятные штурмы Назрани 22 июня 2004 года и Нальчика 13 октября 2005 годы явились очевидным свидетельством полного провала политики федерального центра по замирению региона, поскольку война из Чечни выплеснулась за ее пределы. После гибели ичкерийского президента Аслана Масхадова и провозглашения боевиками ликвидации Ичкерии и создания Кавказского Эмирата, сотни прежде мирных мусульман потянулись в леса и начали присягать на верность новому амиру Доку Умарову.

Перезагрузка Эмирата

При всем желании политиков, экспертов и аналитиков в пропагандистской борьбе против кавказских боевиков высветить их преступную сторону, ошибки, жестокости и бесчеловечность, очевидно, что это мало помогает. Во-первых, необратимая салафизация региона приводит к тому, что все большее количество молодых ребят полностью выключаются из общероссийского информационно-коммуникативного пространства и переходят в альтернативное пространство, существующее в мечетях, домашних учебных кружках по заучиванию Корана и основ ислама, на страницах веб-сайтов, бесчисленных чатов и форумов.

Во-вторых, с провозглашением в горах Кавказа исламского Эмирата Доки Умарова в сознании мусульман, ориентирующихся на салафитские и реформаторские трактовки ислама, произошла полная перезагрузка и обновление идеи исламской государственности на Кавказе. Еще 10 лет назад, когда боевики Басаева и Хаттаба только входили в Дагестан, идея исламской государственности была чужда большинству верующих. Данная идея хранилась где-то на периферии сознания и была связана с историческими временами имама Шамиля.

Сейчас же эта идея освежена в сознании, перезагружена применительно к реалиям Кавказа 21 века и вновь поднята на знамена. Даже если кавказский Эмират вскоре будет разгромлен, а сопротивление будет полностью подавлено, сам факт того, что Россия уничтожила на Кавказе еще одно исламское государство после Имамата Шамиля (1859), Имамата Мухаммада-Хаджи (1877), Имамата Нажмуддина Гоцинского (1925), будет еще долго будоражить сознание кавказской молодежи и, наверняка, приведет еще не к одной попытке его воскрешения.

В-третьих, сегодняшнее сопротивление в горах Кавказа уже не является неким локальным явлением. Глобализация исламского сознания, как умеренных мусульман, так и тех, кто воюет в лесах и городах Кавказа, привела к тому, что сегодня сопротивление боевиков воспринимается как часть глобальной войны ислама против мира куфра, мира неверия. И естественными союзниками кавказских боевиков, а также примерами для подражания являются бойцы Талибана и сомалийской группировки Шабаб. К примеру, в одном из программных материалов кавказских боевиков отмечается, что Талибан по сравнению с остальными исламскими движениями был «наиболее последовательным в соблюдении исламского вероубеждения».

Существующие варианты

Радикально-протестное исламское движение на Кавказе, несмотря на гонения, не искоренено и, как показывает история борьбы с идеологиями модернистского и реформаторского толка, не могло быть искоренено теми методами, которые применяли власти. Силового решения проблемы распространения протестных и радикальных идей в регионе не существует, так как она, будучи представленной на уровне альтернативной реформистской идеи, в условиях тяжелой социально-экономической и политической обстановки, при дальнейшем росте религиозного самосознания и сохраняющейся религиозной безграмотности населения всегда будет находить себе приверженцев.

Для решения кризисной ситуации на Кавказе эксперты и политики предлагают самые разные рецепты и схемы. Но большинство из них объединяет осознание того, что с укреплением позиций и уже неистребимостью реформаторского, фундаменталистского, салафитского, как его ни назови, ислама придется смириться. Как пишет дагестанский обозреватель Артур Маммаев: «Дагестан не сумел предложить идею, которая смогла бы нейтрализовать фундаментализм. Чуждая идеология «арабских наёмников» оказалась не такой уж чуждой некоторой части дагестанской молодёжи…» Как он пишет, Хаттаба и Басаева уже давно нет в живых, но то, с чем они пришли в Дагестан, до сих пор живет.

Таким образом, любая схема или программа урегулирования ситуации, которая игнорирует данный факт и мусульман-реформаторов, мусульман-салафитов, как коллективного игрока, заранее уже обречена на провал. Свидетельством тому является ситуация в Чечне, где салафия, или в местной трактовке ваххабизм, официально полностью исключен из социально-политического пространства, но неофициально продолжает питать армию Доки Умарова десятками и сотнями молодых новобранцев. Очевидно, что, пока фундаменталистов игнорируют, они будут уходить в леса.

То, что наиболее активное крыло кавказского ислама – салафийя при определенных обстоятельствах может быть нерадикальной, умеренной и вполне мирной, ясно было изначально. Так, по словам бывшего начальника УФСБ России по Дагестану Владимира Муратова «далеко не каждый ваххабит преступник. Верить – это его право, если этим он не приносит никому вреда. Мы же учитываем только тех, кто нарушает правопорядок». Однако в порыве борьбы с терроризмом и религиозным экстремизмом этот факт был проигнорирован, грань между радикальными, откровенно антигосударственными группировками и вполне лояльными к властям религиозными общинами позабыта.

Этими необдуманными шагами и решениями был нанесен непоправимый ущерб делу государственного сдерживания радикализации тех мусульманских общин, которые изначально сторонились радикальных и антигосударственных лозунгов и шагов. Отсюда задачей властей должно являться не полное погашение и запрет любой общественной активности мусульман (т.к. это неминуемо приведет к очередному взрыву), но приложение усилий к направлению этой активности в позитивное русло. А то, что возрожденческие процессы ислама в современных условиях обладают мощнейшим конструктивно-созидательным потенциалом является неоспоримым фактом.

Что касается конкретных сценариев развития и разрешения конфликта, то можно перечислить следующие, существующие хотя бы и гипотетически.

1. Равноудаление

Несомненно, с приверженцами умеренного ислама и, в первую очередь, салафийи можно и нужно вести диалог, находя общие точки соприкосновения с учетом их все возрастающего влияния на регион. Первым шагом на этом пути должно стать равноудаление от официальной власти в республиках духовных структур и лидеров, как салафитских и, так называемых, традиционных, так и различных группировок и лидеров внутри традиционного ислама. Подобная позиция, на наш взгляд, более соответствует положениям об отделении церкви от государства, нежели государственная опека и патронаж исключительно над одной ветвью и направлением.

Должно быть проведено четкое разделение радикальной и умеренной салафийи. Разница между двумя этими направлениями должна быть доведена, как до сведения государственных деятелей и представителей правоохранительных органов, так и до сознания большинства населения. Если умеренная салафийя в некоторых районах слаба и существует только в зачаточном состоянии, то ей нужно способствовать отвоевать право на существование в борьбе с радикальной салафийей, что позволит оттянуть существенную часть сторонников радикальных идей на умеренные позиции и вовлечь их в диалог с властью.

2. Учет норм исламского права

Учитывая нарастающую делегитимацию светских государственных структур и конституционно-правовых норм среди мусульман, власти непременно должны начать учитывать и находить возможные формы совмещения норм традиционного и исламского правового наследия с нормами российского законодательства для устранения конфликтогенных противоречий на правовом уровне политической культуры народов республики. Тем более, что возможность такого совмещения уже получила свое теоретическое обоснование в рамках концепции «правового плюрализма», которая призвана осмыслить ситуацию, когда две или более правовые системы сосуществуют в одном социальном поле.

Кроме того, по пути учета норм исламского права в общенациональном правовом пространстве уже идут Британия, Канада и даже Израиль. Политика же игнорирования этой проблемы – переориентации достаточно многочисленных групп верующих мусульман на нормы исламского права, как универсальной альтернативы светскому российскому закону, – неминуемо приведет в перспективе к тому, что легитимность органов государственной власти и российских законов на Кавказе будет окончательно подорвана, что породит в регионе новый кризис властных отношений и новый виток дезинтеграционных процессов.

3. Политическая легитимация

Должна быть осуществлена легитимация умеренной салафийи, как нерадикализированного направления в исламе и перевод решения противоречий между салафийей и властями в переговорную и политическую плоскость, что будет способствовать снятию накапливающегося потенциала радикализации всего спектра салафитских движений и предотвращению их выхода на ультрарадикальные позиции борьбы за собственное выживание. Не нуждается в повторении тот тезис, что мусульмане Кавказа уже являются одним из самых влиятельных политических игроков в регионе.

Придание этому игроку официального статуса в виде политического движения или партии, позволило бы вовлечь возрожденческую энергию и реформаторский потенциал наиболее активных мусульман в решении наиболее глубоких проблем региона – коррупция, безработица, клановость, паление уровня образования. По крайней мере, данная схема является более понятной и прозрачной, нежели чеченская схема политизации традиционного ислама и постепенной шариатизации жизни республики, но без всякой оглядки на российский закон.

4. Примирение враждующих сторон (таджикская модель)

На фоне усугубляющегося гражданского противостояния на Кавказе предельно актуальным выглядит уникальный опыт национального примирения таджикского народа, который в начале 90-х годов пережил страшную пятилетнюю гражданскую войну, унесшую жизни почти 150 тысяч человек. 12 лет назад, летом 1997 года прежде непримиримые противники – сторонники светского режима во главе с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоновым и представители исламской вооруженной оппозиции во главе с лидером Объединенной Таджикской Оппозиции Саидом Абдулло Нури подписали «Общее соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане».

Спустя несколько месяцев Эмомоли Рахмонов и Саид Абдулло Нури подписали Акт о взаимопрощении. В нем говорилось о прощении «нанесённых друг другу физических и душевных ран», о проклятии Аллахом и народом тех, «кто будет мстить, преследовать за содеянное в годы противоборства». По мирному соглашению была объявлена всеобщая амнистия участников вооруженного противостояния. Кроме того, 30% мест в государственном аппарате, включая министерства, ведомства, местные органы власти, судебные и правоохранительные органы, 25% мест в Центральной избирательной комиссии по выборам получили представители оппозиции. Власти Таджикистана сняли все ограничения на действующие в республике средства массовой информации. Правительство взяло на себя обязательство по реинтеграции возвращающихся беженцев и вынужденных переселенцев. Они должны были быть восстановлены во всех гражданских правах.

5. Объединение в один край

Один из наиболее эпатажных российских политиков Владимир Жириновский предлагает свой вариант выхода из кавказского кризиса, который предполагает несколько пунктов: 1. Руководить республиками должны только русские. 2. Объединить Чечню, Ингушетию, Дагестан в единый Горский район. 3. Ввести постоянный режим контртеррористической операции («Это неудобство, но будет меньше террора»). 4. Полное блокирование границ, притом пограничниками также должны быть исключительно русские. 5. Закрытие в Грозном международного аэропорта, так как при отсутствии жесткого контроля возможен прилет боевиков и завоз наркотиков «из Саудовской Аравии, из Афганистана, отовсюду». 6. Давление на семьи боевиков.

Однако стоит отметить, что в случае объединения хотя бы трех республик в один Горский край, не говоря уже об остальных кавказских республиках, приведет к неминуемому взрыву весь регион, где по каждой административной границе тлеет неразрешенный этнический конфликт. В случае ликвидации национальных границ, безудержная социальная, экономическая и демографическая экспансия одних, более активных народов, как чеченцы и аварцы, на земли и пространство других приведет к взрывному обострению этнических конфликтов. А сужение политической элиты до администрации одного края вместо нескольких республик предельно обострит политическую конкуренцию разных народов и накал политической войны за места в аппарате.

6. Отделение Кавказа и установление светского режима

На волне все большего обострения ситуации на Кавказе, все большим количеством экспертов, если не предлагаются напрямую, но уже без всякого стеснения обсуждаются варианты отделения региона от России. К примеру, недавно на РЖ был опубликован материал Бориса Соколова «Что вместо «имарата Кавказ?», в котором автор сценарий обретения республиками Северного Кавказа политической независимости и установления там режимов, дружественных России, характеризует в качестве приемлемого для Москвы.

Однако надежда на то, что в случае отделения Кавказа от России там вообще установятся какие-то дееспособные режимы, невероятно призрачна. В случае ухода России с Кавказа, это будет даже не Афганистан, а худшая версия Сомали до прихода Союза исламских судов. Это будет разлагающееся государство, деградирующее общество в стадии перманентной гражданской войны всех против всех — кланов, группировок, национальностей, религиозных групп.

На Кавказе нет никакой общей консолидирующей силы, готовой взять на себя ответственность за судьбу региона, могущей предложить внятный проект по его развитию как внутри России, так и вне нее. Нужно время для того, чтобы эта сила появилась и взяла на себя ответственность за решение проблем этого региона. Кавказские народы, за царский и советский периоды напрочь утратившие опыт как независимого, так и совместного сосуществования, смогут мирно уживаться только в рамках некоей более крупной системы, стоящей над национальными склоками и проблемами. На сегодняшний день этой системой является Россия.

7. Отделение Кавказа и создание исламского государства

В случае отделения Кавказа от России более вероятен сценарий, когда крепнущие джамааты боевиков возьмут власть в большинстве кавказских республик и установят в них власть единого исламского эмирата по примеру Талибана. Именно ислам является для сегодняшнего и завтрашнего Кавказа единственной альтернативной России системой, которая способна нейтрализовать этнические конфликты и столкновения. Очевидно и то, что режим, который установится в независимом кавказском Эмирате, будет предельно враждебен России.

Одной из причин этого является, что сама Москва была причиной того, что практически во всех кавказских республиках были уничтожены все ростки умеренной исламской оппозиции руками правоохранительных органов. А ведь именно умеренная исламская оппозиция была единственной силой, которая могла бы хоть как-то сдерживать процесс радикализации мирных джамаатов и перехода их на позиции непримиримой борьбы с Россией. Как бы то ни было, в случае появления на карте региона исламского Эмирата, можно быть уверенным, что он решительно подавит всякое внутреннее сопротивление и установит здесь единую систему шариатского правления. За чем может последовать иностранная интервенция, по примеру вторжения в Афганистан, что обеспечит кровавую бойню на южных рубежах России еще на несколько десятков лет вперед.

8. Смена инструментария

У России еще есть возможность предотвратить подобный вариант развития событий. Но для этого нужно полностью и в корне пересмотреть сегодняшнюю стратегию борьбы с вооруженным подпольем. Ключевыми инструментами в новой стратегии должны стать не силовые инструменты, а умелое использование потенциала самого возрождающегося ислама, умелое использование тех социальных, правовых и политических инструментов, которые предлагает, как классическое исламское наследие, так и последние наработки исламских ученых западных стран:

· «аль-му’амаля» (взаимодействия и сотрудничества) с немусульманами,

· ориентация мусульман на общественную пользу («аль-масляха»),

· дозволенность участия мусульман в политической жизни и политических системах немусульманских стран,

· «аль-васатыйя» – исламская концепция сблансированности, срединности и умеренности,

· исламская декларация прав человека,

· исламская демократия,

· исламское гражданское общество,

· «иджтихад» – юридический механизм, позволяющий приводить мусульманское право в соответствие с меняющимися общественно-политическими реалиями,

· правовой плюрализм и возможность различным религиозным общинам жить в соответствии с собственными законами и традициями,

· общественный контракт, базирующийся на историческом прецеденте Мединской Конституции,

· созидательный джихад,

Корневым к перечисленным выше концепциям является разрабатываемый сегодня для нужд западных мусульман концепт «фикх уль-ак’алийят» – мусульманское право для мусульманских меньшинств.

Все эти инструменты, в случае их признания и легитимации властями, позволят мусульманам Кавказа убедиться в возможности мирного сосуществования с остальными народами в рамках единого российского государства. Это позволит им найти варианты реализации собственной социальной и политической активности, глубже интегрироваться в социальное, правовое и политическое пространство России, не жертвуя при этом собственной идентичностью и религией, поставить на пользу своей стране свой огромный потенциал.

Однако логика развития противостояния, как стороны официальных властей, так и со стороны их противников в лесу, пока полностью исключает подобный вариант развития ситуации и с неумолимой логикой ведут дело к самым катастрофическим последствиям, как для региона, так и для страны в целом.