Потемнели небеса в тревоге,

Клубы дыма катятся, как вьюки, —

То Тимур пирует хромоногий,

Вьючит наше горе, наши муки.

С родниками, что текут издревле,

Кровь смешалась, но исчезла жалость:

Горе матерей — воды дешевле,

Честь невест с речным песком сравнялась.

Разве можно горцам Дагестана

Примириться с горькою годиной?

Разве можно горцам Дагестана

Не вступить в борьбу семьей единой?

У судьбы, как у арбы, — колеса,

Непрестанно времени круженье,

Высоко Тимур-хромец вознесся,

Началось теперь его паденье.

Хоть в аулах горских пусто ныне,

Хоть войска Тимура на вершине, —

Нет лесов, чтоб недругам укрыться,

Нет ключей, чтоб недругам напиться.

Терпкий дым окутал бездорожье,

Зной палящий давит нестерпимо,

Капля влаги — золота дороже,

Жизнь захватчиков — дешевле дыма.

Разметались вдоль долины горной

Недругов шатры, горя, как маки,

А в шатрах пылают жаждой черной

С воспаленной кожею вояки!

«Эй, гонцы, — сказал Тимур жестокий, —

Разыщите горные потоки,

Эй, верблюдов к родникам отправьте,

Войску воду в бурдюках доставьте!»

Если б в мире не было печали,

Слезы на глазах бы не блистали,

Если б не было воды бесценной,

Не было бы жизни во вселенной...

Жизни нет для воинов Тимура,

Стон в шатрах, сидит властитель хмуро,

Нет воды! Верблюды — пред шатрами!

С мертвыми вернулись бурдюками!

На колени перед грозным шахом

Пал вазир, сказал, объятый страхом:

«Смилуйся, о шах неумолимый,

Никого в ущельях не нашли мы!

Только под утесом-великаном

Встретились мы с глупым мальчуганом.

Мальчик пас последнего ягненка,

И спросили мы у пастушонка:

«Где тут к роднику лежит дорога?»

Он молчал, — скрестились наши взоры,

Только голову он поднял строго,

Словно эти вековые горы».

«Эй, вазир, — сказал Тимур, вскипая, —

Ты забыл, что голова дурная

Умного меча всегда боится.

Не открыл ты, где родник таится,

Почему же мальчика дурного

Не заставил ты сказать нам слово?»

«О владыка, смилуйся над нами,

Ты об этом мальчике послушай!

Мы беседовали с ним кнутами

И его же палкою пастушьей,

Но вели мы разговор впустую:

Он упал, но голову дурную

Высоко по-прежнему держал он,

О воде ни слова не сказал он!»

«Эх, вазир, — сказал Тимур, вставая,

Ты забыл, что голова дурная

Умного меча всегда боится.

Ты б огнем спалил мальчишке ноги,

Чтобы сразу вспомнил ум убогий,

Где вода желанная струится!»

«Смилуйся, владыка с мощным станом!

Разговор вели мы с мальчуганом

Пламенем, железом раскаленным, —

Не ответил ни слезой, ни стоном.

Может быть, тебе он слово скажет,

Золото ему язык развяжет?»

Пред шатром Тимура-падишаха

Мальчуган стоял, не зная страха.

Он воскликнул, не потупя взгляда:

«Падишах, мне золота не надо!

Если недруг золото предложит,

Сын родную мать продать не может,

Родину продать народ не может!»

Дерзко очи мальчика блистали, —

Приказал их выколоть властитель,

Дерзко речи мальчика звучали, —

Языка лишил его властитель.

Не вода забила ключевая, —

Это кровь горячая вскипела,

И казалось, гордо умирая,

Землю Дагестана обагряя,

Говорит родник светло и смело:

«Пусть извергнутся туман и тучи,

Чтоб враги не вышли из ущелий,

Пусть утесы наши станут круче,

Чтоб враги пробраться не сумели!

Пусть в теснине стану я скалою, —

Пред врагом обратный путь закрою!»

Если есть в душе твоей желанье

Горячей, чем пламени пыланье,

То всегда исполнится желанье —

И быстрей, чем пламени пыланье:

Пастушонок скалою стал в теснине, —

Та скала стоит у нас поныне!

Не дано врагам убить навеки,

Погасить живого сердца пламень,

Не дано врагам свалить вовеки

Мальчика, что превратился в камень.

Если связан ты с родной землею,

Ты, в бою погибнув, стань скалою!

____________

(С лезгинского. Перевод С. Липкина)